– А обжигать где? – задумалась Сина, помолчала и внезапно предложила: – У меня есть краски по керамике, не требующие обжига. Как раз недавно заказала. Ими работать проще. Чашки с блюдцами найду. Кисти тоже.

– Скажешь, чего не хватает, докупим, – заявила Диана. И добавила чуть смущенно: – Если только не очень дорого, все-таки бюджет у нас, сами понимаете…

– Да нет, всего хватает. Для тех, кто совсем не умеет рисовать, возьму трафареты. Получится красиво! – воодушевленно пообещала Сина.

– Я могу показать какую-нибудь технику вязания, крючки и пряжа есть, – сказала Грейс. – Диана… Ты тоже можешь что-нибудь, да? Плам…

– Можно украсить печенье. Имбирное, – предложила та. – Неплохо бы испечь булочки с корицей, только печей нет.

– Украсить печенье – это отлично, – кивнула Грейс. – Диана…

– Я подумаю, – улыбнулась подруга. – Стихи? Или… вышивка, может быть? Хотя я сейчас и иголку-то в руках, наверное, не удержу, давно не вышивала.

– А я ничего не могу предложить. Ну не чинить же газонокосилку, правда? – озорно улыбнулась Александра.

Насколько Грейс знала Чейза, он бы сейчас закатил глаза и сказал, что все это слишком по-деревенски.

Вот и отлично. Пусть будет по-деревенски. Ведь, с его точки зрения, их город и был деревней, и от этого было вдвойне странно, что Чейз решил приехать и представить свою коллекцию, и даже провести несколько мастер-классов у них на Фестивале.

У Грейс собралась отличная команда, и здесь, среди подруг, она чувствовала себя спокойно, но ей вдруг показалось, что в груди стало тесно. Или, может быть, в помещении слишком душно. Во всяком случае, ей срочно захотелось на воздух. Она чувствовала, что еще немного, и потеряет сознание. Только этого не хватало!

Воспользовавшись тем, что все были слишком заняты обсуждением грядущего Фестиваля и новой темы, Грейс быстро выскользнула из комнаты, не заметив, как внимательно посмотрела ей вслед Диана, хорошо изучившая свою подругу.

– А куда пошла Грейс? – Плам первая обратила внимание на то, что руководителя нет.

– Ей нужно побыть одной, – улыбнулась Диана. – Все-таки Грейс нашла сегодня труп. А это испытание не для слабонервных.

На самом деле, настоящая англичанка никогда не признается, что что-то выбило ее из седла. Диана была истинной леди, начиная от кончиков ногтей, покрытых прозрачно-бежевым лаком, и заканчивая изящными очками в кошачьей оправе. Она никогда не повышала голоса, не бегала, не кричала. Всегда слушала собеседника, склонив голову чуть набок, словно показывая свое расположение. К ней в дом можно было постучаться в любое время суток, и она встречала гостей в удобном вязаном домашнем платье или в шелковых брюках-палаццо, только у себя отказавшись от строгой классики. И чайник у нее всегда был теплым. Как будто ждала. И никогда не показывала, что неожиданные гости ее побеспокоили. В отличие от Грейс, с ее неровной подпрыгивающей походкой и привычкой размахивать руками даже во время вязания – с риском ткнуть кому-нибудь спицей в глаз. К тому же она единственная в городе часто вязала на улицах. Сидела себе на скамейке в парке и считала петли, а на коленях ее струился очередной рукав, или шарф, или узорная шаль.

Грейс почти нестерпимо захотелось домой. Чтобы не вступать ни с кем в разговоры, ничего не объяснять и ничего никому не рассказывать, а просто спрятаться у себя в саду. Стереть меловые следы и пятна крови с деревянного настила крыльца. Вдохнуть осенний аромат яблок и роз. Выпить кофе. Именно поэтому она порадовалась, что у колледжа была стоянка, где переночевал забытый еще вчера старый велосипед. Она быстро доехала до своей улицы, через силу улыбаясь встреченным по пути знакомым. Ее улица находилась у окраины города. За ней уже начинались поля и высокий холм, на макушке которого начала одеваться в осеннее золото старая дубовая роща. Дом Грейс, невысокий, приземистый, с фундаментом из дикого камня, камином и старой дровяной плитой, был настоящим английским домиком. Со всеми его недостатками. Центрального отопления не имелось, благодаря чему Грейс с детства умела чистить дымоход и готовить на дровяной плите. Хотя ее родителям и пришлось сделать уступки наступающей на пятки современности и купить микроволновку, электрический чайник и даже телевизор. Без стиральной машины тоже пришлось обойтись, хорошо еще, в Ибстоке имелась прачечная. Конечно, можно было перебраться и в город. Грейс мечтала, что когда-нибудь откроет свой магазин рукоделия, где каждый сможет продавать свои вещи. С витриной и стеллажами, заполненными бобинами с пряжей, с диваном и креслами в центре зала, чтобы собираться там, вязать и обсуждать что-то. И над магазином будет уютная квартирка.

Как в Лондоне. Где они с Чейзом жили над старым книжным магазином. У той квартиры было два выхода. Один, запертый снаружи, вел прямо в зал книжного. Скорее всего, когда-то магазинчик был семейным, и домочадцы могли спуститься в торговый зал прямо из собственной квартирки. А второй выходил на задворки Эрсл-Корт, одной из самых прогулочных улиц Лондона. Даже они казались Грейс тогда такими очаровательными, манящими.

На кухне было старое скрипучее окно, которое выходило на улицу, а вот окно их спальни – прямо на железную дорогу. Станция метро «Эрсл-Корт» была открытой, и часть пути поезда проходила по улице. А потому окно в спальне никогда не распахивали. Грейс помнила, как тогда ее поразило, что в часы пик лондонское метро ходило не быстрее, а, наоборот, медленнее, с увеличенными интервалами. Чейз напускал на себя вид мудреца и говорил, что это связано с тем, что метро очень старое, и часть веток проходит через римские подземелья, и таким образом с него хотели снять большую нагрузку, чтобы люди, торопясь на работу и с работы, предпочитали пользоваться наземным транспортом или шли пешком через парковое кольцо.

Но лично Грейс больше нравилось шутить, что таким образом людям, спешащим на работу, хотели сказать: «А вы уверены, что вам туда нужно?» Она никогда не стремилась работать в офисе. Ходить куда-то каждый день… Но после того случая…

– Нет, так нельзя, – сказала себе Грейс. Она пошла на кухню и воровато оглянулась, словно боялась, что дух разгневанной бабушки встанет у нее за спиной, уперев руки в боки. И еще цокнет языком. Бабушка очень не любила, когда Грейс пила сладкий чай в гранулах. Даже несмотря на то, что она покупала его в самом старом чайном магазине в Лондоне. Именно Фортум энд Мэйсон первыми стали производить этот напиток. Что-то вроде горячего сладкого компота. Сублимированный кофе же есть? Так почему бы не сделать таким фруктовый чай? Напиток быстро пришелся по душе детям, но бабушка Грейс считала сублимированный яблочно-бузинный чай настоящим преступлением.

– Прости, бабуль, – машинально пробормотала себе под нос Грейс и достала с полупустой полки припрятанную там банку. Еще одно отступление от английских традиций. Кофе с лимоном вместо чая. Экзотические техники вязания вместо многоцветного жаккарда и традиционного гленчека в мелкую клетку. Уютное одинокое существование вместо мужа и детей. Она даже кошку завести не могла, поскольку кошка и клубки пряжи – это нечто невообразимое. И вот – сублимированный чай.

В Лондоне Грейс провела несколько не сказать чтобы удачных лет, пытаясь пробиться в спаянную группу мастеров и начать продавать собственные изделия. Не слишком-то ей в этом повезло. Приходилось подрабатывать дизайнером и даже швеей, а в дни задержки зарплаты она порой обращалась за помощью в социальный фонд, потому что денег не оставалось совсем. С зарплаты же закупалась дешевыми консервами, хлопьями и прочими продуктами долгого хранения. Отвратительными на вкус, но все-таки позволяющими питаться. Дешево и сердито.

И вернувшись, Грейс отказалась еще и от этой традиции – делать запасы. У всех жителей острова в домах или квартирах были кладовки. И эти кладовки забивались под самую крышу. Консервы, упаковки с хлопьями (а вдруг любимые кукурузные хлопья, вкус которых не менялся в течение последних пятидесяти лет, исчезнут из продажи), печенья, вездесущая фасоль в банках и многое другое часто даже не дожидались своего часа. А просто стояли там годами.

Грейс же решила, что еда должна быть свежей, и точка. Максимум запасов – на три-четыре дня. А потом всегда можно доехать на велосипеде до рынка и купить сезонных фруктов и овощей. Сходить в супермаркет и выбрать именно то, что тебе сегодня хочется. Испечь пирог со своими яблоками, которые хранились до самого Рождества, а порой и до Пасхи могли долежать. Даже зимой, а английские зимы славились своей непредсказуемостью, и снегопад мог зарядить на весь день, Грейс все равно шла или ехала в город. Если магазин в этот день не работал, она ужинала и брала что-то с собой в местном пабе «Вельветовый осел».

И вот на чае, помешивая пахнущий сладкими цветами бузины напиток, Грейс сдалась. Сказались и непрекращающийся стресс последних дней с этой подготовкой к Фестивалю, и погружение в прошлое, и бессонная ночь. И уж конечно, обнаруженный на ступенях крыльца труп человека, с которым они когда-то были близки. Она плакала так горько, как, кажется, не плакала никогда. Даже в Тот день.

Рыдая, Грейс достала печенье, поправила штору, передвинула столик, который ей постоянно мешал. Поставила на стол банку с яблочными дольками в сахаре в качестве напоминания себе, что нужно все-таки приготовить вечером пирог. Вдруг именно в этот раз он получится удачным. Подумав, выставила рядом миску с мелкими и ароматными яблоками – вдруг решит испечь штрудель из свежих плодов. Налила в тазик воды, бросила туда новую губку и плеснула жидкого мыла – отмывать ступеньки крыльца.

Вышла из дома, стараясь не упасть со ступенек, так как из-за слез, текущих из глаз, все расплывалось. И, продолжая рыдать, уселась на садового гнома, перепутав его со скамейкой. Это еще хорошо, что чашку с чаем она до этого поставила на землю. А тазик с водой брать не стала, решив, что вернется за ним чуть позже. Подскочив, споткнувшись об скамейку, которая была рядом со злополучным гномом, Грейс упала на землю и некоторое время полежала, что характерно, почти не прекращая плакать. Но теперь ей стало еще и смешно, и одновременно очень жалко себя. И ту, из Того дня, и сегодняшнюю, которая так ждала этого Фестиваля, думала, что у нее все получится, что это будет невероятно полезное и яркое мероприятие, а теперь вообще непонятно, что дальше. И несмотря на то, что у нее было алиби, все равно скоро по городу поползут слухи. Обязательно.

– А, вот ты где! – раздался мужской голос, вырывая Грейс из пучины жалости к себе. Она вскинула голову, стараясь проморгаться от слез, и с недоумением уставилась на соседа. Тот пояснил кратко, заметив замешательство Грейс: – Кошка. Фрекл, иди домой!

– Это твоя кошка? – с легким недовольством уточнила Грейс и, не дожидаясь реакции соседа, добавила ехидно: – Ее зовут Веснушка?

– Так и есть, – кивнул Чарли. – Тебе нужна помощь, или ты так плачешь, чтобы слезы за воротник кофты не затекали? – поинтересовался он с неменьшим ехидством. Как всегда, Чарли появился некстати, и Грейс от осознания того, что он застал ее в таком виде, перестала плакать и села.

– Поправлять волосы и изображать леди уже поздно, да? – спросила она.

– Да, – просто ответил сосед, перешагнул через изгородь и подал руку, помогая встать. Трехцветная Фрекл, с независимым видом мазнув хозяина хвостом по брючине, скользнула на его двор.

– О, – сказал он, протягивая ей чашку с бузинным чаем.

– Ничего не говори, – предупредила Грейс.

Чарли пожал плечами и замолчал.

– Ой, ладно, высказывай все, что думаешь по поводу того, что я пью сладкую бурду, которую любят только дети, и видела бы меня моя бабушка, и… – Грейс замолчала, поймав насмешливый взгляд соседа.