Мы разлюбили планету эту!
Мы улетим на другую планету!
И там все будут добрые!
Даже акулы чёрные!..

Так поёт Сапогов, а тесак с каждой минутой становится острее.

За окном густеют сумерки. Пора бы написать и прошение. Кровить собственный мизинец неохота, счетовод решает, что разок можно нарушить этикет. Он когда-то спёр у Иды Иосифовны шариковую ручку с красной пастой; видать, сохранилась от прошлой учительской жизни.

Пишет: «Дорогой Сатана, твой пальчик у меня. Сапогов».

Андрей Тимофеевич от пережитого стресса чуть повредился умом и не понимает, насколько бестактно его письмо; даже попахивает шантажом. Ну, и красные чернила вместо крови – тот ещё моветон.

Поразмыслив, что ему могут не поверить, берёт Безымянный, смазывает подушечку чернилами и делает дополнительно отпечаток, в расчёте на сатанинскую дактилоскопию. А палец и в этом уникален. Вроде на нём хорошо просматривается папиллярный лабиринт, но на бумаге оказывается очень своеобразный оттиск – концентрические круги и точка посередине. Если бы Андрей Тимофеевич интересовался астрономией, то понял бы, что это Солнечная система.

Сапогов приматывает изолентой к птичьей ноге послание, прячет в портфель тесак и с петухом под мышкой без четверти полночь покидает комнату. Безымянный бережно завёрнут в носовой платок и находится в кармане пиджака.

Счетовод бредёт наугад меж клетчатых пятиэтажек. На пустынной проезжей части видит раскидистую сложную тень от фонаря и деревьев, напоминающую перевёрнутый крест. Сапогов ставит сонного петуха на землю в центре этого импровизированного теневого перекрестья. Достаёт из портфеля тесак. Вялый петух даже не стоит на месте, а сидит, как несушка, – Андрей Тимофеевич всё-таки здорово его оглушил.

Сапогов несколько раз примеряет смертельный взмах, прицеливаясь к петушиной шее. Затем по-гагарински кричит: «Поехали!» – и рубит наотмашь.

Петушиная голова, кувыркаясь, отлетает в сторону и шмякается в грязь…

Сапогов ждал чего угодно: что петух, попрыскав из шеи кровью, просто рухнет на дорогу. Но… о чудо! Обезглавленная тушка вскакивает! Яростно шаркнув по земле когтистыми лапами, чёрный петух стартует. Брызжа кровью из обрубка, мчит по прямой. Сапогов пытается поспеть следом, чтоб посмотреть его траекторию, не агония ли это, не свалится ли петух на обочину через десяток метров.

За петухом не угнаться. Андрей Тимофеевич видит лишь, как чёрное стремительное облачко скрывается за поворотом. Послание полетело прямиком к Сатане!

Неверным валким шагом, как пьяный, Сапогов возвращается назад, футболя по пути петушиную башку.

Вдруг видит в клубах тумана силуэт на дороге. Существо огромно. Его витые бараньи рога вровень с третьим этажом панельного дома! Слышится жутковатый рёв, схожий по пронзительности с паровозным гудком.

– ТЫ КТО?! – басит рогатый великан. – ТЫ КТО?!

– Андрей Тимофеевич Сапогов!.. – обмирая, выкрикивает счетовод, но продолжает идти вперёд.

Что-то происходит с перспективой. Окружающие предметы – деревья, дома – будто становятся ближе и больше, а силуэт остаётся неизменен в размерах. Когда Сапогов подходит к нему, антропоморфные черты рассеиваются, и демонический великан оказывается просто невысоким придорожным столбиком, обвитым поверху кудрявой растительностью. Где-то далеко заливается, свистит железнодорожный состав…

Дома Сапогов, не раздеваясь, ложится в кровать. Безымянный, как зародыш, покоится у него на груди – снова костяной и твёрдый. Андрей Тимофеевич неотрывно смотрит на него. Через некоторое время палец расплывается, превращаясь в тёмное дымчатое пятно, которое постепенно заполняет горизонт зрения.

Сапогов закрывает глаза. Магическая энтоптика обратной стороны век напоминает жидкокристаллический экран электронных часов. Пиликает дурашливая знакомая музыка, подслушанная когда-то из-за стены: «Sanguis bibimus! Corpus edibus! Tolle Corpus Satani!»

Показывают мультик, очень простенький. Вот схематичная фигурка, на которую в виде молний излучаются силы – человечек растёт и крепнет. Это колдун. Пассами он направляет чары в стоящую поодаль толпу, кто-то падает и превращается в могильный холмик. Колдун скачет от радости и получает в награду новый приток сил. Представитель социума, упав на колени, молит о пощаде. Колдун засомневался. И его фигурку тотчас начинает раздувать, она смешно лопается, как мыльный пузырь; по законам Буало колдуна разорвало.

Тёмный эгрегор, подключая Сапогова, показал обучающий материал. Предупредил, что ожидает гуманиста-отступника. Колдун обязан перманентно вредительствовать, иначе – суровое наказание за бездействие. Всё так, милая, назад дороги нет, я это тоже знаю…

Утром, обтираясь одеколоном (общей ванной счетовод не пользуется, раз в две недели наведывается в баню), Сапогов обнаружил на теле два новых пятна – бледно-зеленоватых, будто с плесенью. То, что на груди, напоминает медаль в виде кошачьей головы. Второе, на плече, смотрится как эполет.

Андрея Тимофеевича мало-помалу разбирает ужасный кашель. Горло раздувается, точно в нём что-то застряло. Сапогов надрывно хрипит, прежде чем отхаркивает на клеёнку тонкую бумажную ленту, как на телеграмме. Там надпись: «Принят под № 40/108». Что означает данное число, неясно. Колдунов ли в СССР сорок тысяч с хвостиком? Или же это инвентарный номер самого Сапогова – типа он теперь «номерной» ведьмак? Просто какое-то сатанинское ведомство, куда счетовод определён?..

Старик размеренно дышит носом, тянет сладкий чай, успокаивая потревоженное горло. Потирает «медаль» и «эполет». Судя по всему, Сатана не просто принял Сапогова в свои ряды, а даже пожаловал награду и «офицерский» чин!

В шкафу хранятся бутылки с «боевой» консервацией: людское горе, гнев и бешенство. Раньше Андрей Тимофеевич ничего не чувствовал, находясь подле. А теперь шкаф гудит энергиями, как трансформаторная будка. Сапогов испытывает сладкую жуть, словно прохаживается возле порохового погреба!

Распахивает дверцы. На отдельной полке антикварные счёты – верный спутник шестидесятилетней сапоговской одиссеи… И вдруг как озарение! Отец-Сатана! Так вот для чего они! Уж точно не для дебета с кредитом! Всё равно что микроскопом забивать гвозди. Старинная вычислительная машина в первую и главную очередь для того, чтобы счёты с недругами сводить! Вроде пульта, с которого запускается механизм порчи. Заводи дату рождения или день наведения порчи и вычитай жизнь! Щёлк-щёлк костяшками!..

Ещё не рассеялись в атмосфере отзвуки и вибрации его утреннего харканья, как Лёша Апокалипсис печально молвил Роме с Большой Буквы, покидая общественное отхожее место: «И вышел из меня глист-евангелист и пел: „Славьте Господа!..“ А ещё у меня в гортани жаба и гадюка устроили содомский грех!» – и полные застоявшейся мочой писсуары, похожие на провалившиеся гнилые переносицы, были тому свидетели.

А в собесе у бухгалтерши Василисы Беляковой, которую, так же как и Лёшу, угораздило сдуру отведать сапоговского пирога «Квач», раздалась в пищеводе звучная квакающая отрыжка. Василиса от неожиданности поперхнулась утренним кофе и выплеснула наружу рвоту из головастиков, водорослей и лягушачьей икры. И после, когда она нажимала рукой на живот, внутри у неё неизменно раздавалось кваканье, словно она превратилась в игрушку с пищиком внутри.

А секретарша собеса Ольга Лукоянова, любившая в своё время покляузничать на Андрея Тимофеевича, зашла в приёмную и увидела на столе исполинскую серую жабу, что пялилась жёлтыми, как у филина, немигающими глазами, пульсировала бородавчатым телом и выдувала пузыри. А потом жаба запела: «Ква-ач! Ква-ач! Ква-ач!» – и Лукоянова, потеряв сознание, грохнулась затылком об пол.

После скорой вызвали в приёмную дворника Рената, чтобы убрал со стола поющую жабу, так она едва поместилась на лопате. Дворник клялся, что вынес жабу на газон и рассёк лопатой пополам. Но из чрева её полезли десятки прытких земноводных и все попрятались в собесе. И под дощатыми перекрытиями сразу раскатилось пронзительное кваканье и звучало потом из разных углов. Невидимые лягушки, точно мыши, шуршали под полом перепончатыми лапками, переползая с места на место. Стрёкот стоял как летней ночью у пруда. Звучит и поныне. Ничем не вывести гадов из собеса, и закрылся навсегда собес. А секретарше Лукояновой в больнице поставили диагноз стенокардия – в народе «грудная жаба».

Как уже говорилось выше, от колдуна мало что зависит. Всё делает «сила» или эгрегор. До нынешнего утра доморощенную магию Сапогова одушевляла исключительно личная злоба и харизма. А теперь за счетовода стоит горой (Брокен или же Лысой Горой) весь колдовской ресурс Сатаны. Поэтому задним числом активировался и «первенец» Сапогова – суп «Издых».

Вот Ида Иосифовна, попыхивая папироской, прям как актриса Раневская, бойко прибирается в своей комнате. Вдруг села на пол – ослабла. Порча сработала так, будто Ида Иосифовна исподволь чахла, но скрючило её конкретно в то утро, когда Сапогов отрыгнул сатанограмму и мстительно вычел на счётах из математички будущее. Не помогли ей лошадиные дозы но-шпы и анальгина. Промаявшись сутки, поползла бывшая училка в поликлинику. Там после недолгих мытарств ей поставили неутешительный диагноз – рак кишечника в завершающей стадии, отмерив жизни месяца три. Старшие классы десятилетиями называли её Ида-гнида. Никто о ней не всплакнёт на похоронах. Забегая вперёд, скажу, что могила оказалась коротковатой, гроб с Идой Иосифовной завис в полуметре от дна. Так и закопали её висячей – не приняла земля математичку!

У соседа Семёна тоже не задалось. Гостевал у собутыльницы. Вечером до беспамятства напились, а поутру прежде «Издыха» на саркому подействовала рыбья чешуя на импотенцию. Семён расписался в неспособности к плотскому скотству и был с позором изгнан. Он, впрочем, не огорчился, а пошёл похмеляться.

Семён – такой человек, что по врачам не побежит, в собственной постели от рака окочурится. Останется наш Андрей Тимофеевич одинёшенек в своей трёшке. Хоть под старость поживёт в одиноком комфорте без мерзких соседей…

Из приятных мелочей: малолетний выродок Дениска, которому Сапогов подкинул заговорённую конфету, заболел диабетом! Заодно и пара-тройка баб из собеса, которые угостились кондитерскими гостинцами из рук Андрея Тимофеевича.

Начальника собеса Лысака несколько раз неудачно прооперировали, знатно покромсав скальпелем; аукнулся ему «ванечка» и могила с порезанной женщиной. По слухам, не жилец Лысак. А предательница Лизанька тронулась умом. Она, конечно, не носится по району с одеялом, не говорит каждому встречному, что жена Малежика, но регулярно ложится в дурку с диагнозом «маниакально-депрессивный психоз» – две попытки суицида за год. Ещё и располнела ужасно, растеряв остатки былой миловидности, так что ничего наш Андрей Тимофеевич не потерял.

Что ещё. Грубиянка-продавщица померла от инфаркта. По законам Буало сердце ей разорвало.

Водитель грузовика ГАЗ-52, в которого Сапогов метнул когда-то бутылку с зажигательным гневом, врезался в цистерну с мазутом и сгорел к чёртовой матери – поделом!

Но как же повезло Макаровне, что Сапогов вернул ей пластырь! В новых обстоятельствах ведьме явно не поздоровилось бы от веночка с порчей.

Теперь у Сапогова в распоряжении целый арсенал с зажигательным горем-гневом. Имеются, кстати, тёмные очки, осталось лишь протереть стёкла саваном, и можно будет увидеть мёртвый мир…

А ещё был у Сапогова кладбищенский гвоздь, да только счетовод сдуру отдал его мальчишке! Ах, глупый, глупый Сапогов! Так ведь и не узнал, что за чудесная вещица попала ему в руки. И при этом Андрей Тимофеевич фактически не соврал Косте, расписывая чудесные свойства гвоздя.