После окончания учебы они не проработали и нескольких лет, как родители настояли на свадьбе. Но им удалось не погрязнуть в семейной рутине и сохранить страсть и романтику первой любви, совсем как в начале отношений. Чэнь Муян никогда не любил звать домой толпы гостей и не поддерживал отношений с сумасбродными друзьями. Когда на работе не было завала, он всегда шел сразу домой, и они проводили все вечера вместе. Он безумно любил Сяо Итин и часто устраивал ей романтические сюрпризы. А та была идеальной женой: содержала дом в полном порядке, и после работы мужа всегда ждал ужин при свечах. Друзья, конечно, завидовали их счастливой семейной жизни и называли их образцово-показательными супругами.

Однако в последнее время работы у Чэнь Муяна прибавилось, он постоянно задерживался и приходил домой все позже, не успевая на совместный ужин, и Сяо Итин начала обижаться. Этого Чэнь Муян боялся больше всего. Ни разу в жизни не робевший ни перед одним начальником, он страшился своего семейного «босса» и всегда послушно поддакивал на все претензии. А сегодня жена говорила, что ждет его на ужин, потому что им нужно что-то обсудить…

– Хэллоу… – в тишине комнаты его голос прозвучал неестественно. – Муж прибыл, извольте подойти встретить!

Молчание.

– Ваш заказ доставлен, получите и распишитесь, пожалуйста! Написано «Красавчик», будете забирать?

Снова молчание.

– Если не распишитесь в получении, вернем заказ на склад! Товар дефицитный, за ним уже очередь!

В комнате по-прежнему стояла кромешная тьма, ни следа живой души. Не в ее характере обижаться как ребенок, обычно она громко выражает недовольство, что же сегодня такое?

Он внутренне сжался от нехорошего предчувствия.

Он увидел слабый свет, пробивающийся из щели под дверью спальни, быстро переобулся и на цыпочках подошел к двери.

Чэнь Муян осторожно повернул ручку, отворил дверь – и обомлел от открывшейся перед ним картины. Закутавшись в домашний халат, жена сидела перед туалетным столиком. Не улыбаясь, она даже голову не повернула в его сторону.

Ну все, это конец! Похоже она разозлилась не на шутку, и без скандала сегодня не обойтись, значит, спать они сегодня не лягут и до рассвета будут переругиваться.

– Злость плохо сказывается на коже, – Чэнь Муян нервно сглотнул и попытался воззвать к ее здравому смыслу. – Особенно для моей очаровательной принцессы, злиться – просто преступление против твоей красоты!

Чэнь Муян решил сменить тактику и отвлечь ее комплиментами:

– Но, конечно, в нашей семье настоящая любовь, я тебя люблю не только за то, что ты ослепительная красотка. Даже когда ты состаришься, и фигура изменится – я все равно буду любить свою жену! От любви не избавиться никакими лекарствами, только ты и можешь спасти меня, жизнь моя!

Молчание.

Видя, что Сяо Итин никак не реагирует, Чэнь Муян сконфуженно опустил руки, которые до этого поднял к небу в знак преклонения, не зная, что еще сказать.

Ну, похоже, пора пустить в дело козырь! Он топнул ногой и перешел к стратегии «мирных переговоров».

– Дорогая, я виноват! Нас вызвали на срочное совещание, а я стал спорить с начальником и совсем забыл тебе позвонить! – Чэнь Муян быстро сменил тон на искреннее раскаяние и решил разыграть «рабочую» карту. – Всему виной это новое дело. Клянусь, мне и самому ненавистен мой проступок, я обещаю искупить свою вину. Поделом мне! Пусть это послужит мне уроком, обещаю, больше такое не повторится!

Произнеся последнюю реплику импровизированного спектакля, Чэнь Муян наклонил голову в знак смирения и специально не смотрел на жену, ожидая ее вердикта.

– Вообще-то… – Сяо Итин откашлялась, и ее голос пронзил тишину комнаты. – Ты меня знаешь, раньше полуночи я бы тебя вообще не пустила. Но помнишь, что недавно произошло?..

Недавно произошло? Что? О чем она? Точно, они ведь сегодня собирались что-то обсудить? Мысли путались в голове, у Чэнь Муяна на секунду потемнело в глазах, и он непроизвольно взмахнул рукой, вдруг уловив какой-то нежный аромат. Такой знакомых запах его жены, который хранил ее домашний халат.

Чэнь Муян резко поднял голову и застыл. На Сяо Итин было только кружевное белье, обнажавшее ее стройное тело. Сквозь черный шелковый пеньюар просвечивали упругие груди, а чулки соблазнительно обтягивали изящные белые бедра. Он не успел ничего сказать, как кровь разгорячилась и хлынула, то раздувая, то сжимая внутренние органы, куда-то вниз… Тело отреагировало моментально.

– Помнишь, в прошлом месяце ничего не получилось? – Сяо Итин кокетливо сощурила глаза, губы обольстительно приоткрыты. – У меня овуляция…

Чэнь Муян жадно припал к ее губам, не дав договорить. Их языки сплелись, руки блуждали по телу друг друга. Жаркое дыхание прерывали тихие стоны.

Не помня себя от желания, Чэнь Муян слишком резким движением бросил жену на кровать, и Сяо Итин слегка поджала губы, когда матрас под ней скрипнул. Ее ласковый взгляд скользил по обуреваемому страстью мужу.

Чэнь Муян сорвал с себя рубашку, под которой скрывались широкие плечи и крепкая грудь, мускулы содрогались от пылкого дыхания. Он наклонился, его губы нетерпеливо скользили по телу жены, ноздри втягивали аромат каждого его уголка.

Горячее дыхание обожгло Сяо Итин, когда он прошептал ей на ухо:

– Хочу дочку!

Глава 3

Смерть Манами не была несчастным случаем. Ее убили ученики этого класса.

«Признания», Канаэ Минато

– У вас дочка!

Фан У ждал новостей от Ши Сяовань, стоя за дверью родильного зала со «Всеобщей декларацией прав человека» под мышкой. Но за прошедшие часы он и преамбулу не прочел до конца, только переворачивал вперед и назад страницы, не находя себе места от волнения. Услышав голос врача, он кинул книгу в сторону и опрометью побежал к двери.

– Поздравляю, профессор Фан! Мама и малышка здоровы! – с широкой улыбкой на лице объявила радостную новость медсестра.

– Спасибо-спасибо! Жена в порядке? – Фан У нервно теребил руками, давно он не был в таком возбуждении. – Когда к ней можно зайти? Как она себя чувствует?

– Скоро, с ней врачи. Подождите немного, скоро сможете ее увидеть. – Медсестра развернулась и скрылась в зале.

Только когда дверь вновь закрылась, Фан У смог отвести взгляд. С лица не сходило выражение безумной радости, которую невозможно выразить словами. Он закрыл лицо руками, стараясь успокоиться. Обернувшись, увидел книгу, которую не помнил как выронил из рук. Он торопливо поднял ее, протер и снова попытался вникнуть в чтение, но не мог удержаться, из глаз текли слезы, а губы расплывались в улыбке, и он осторожно убрал книгу в висевшую на плече сумку. Убедившись, что уголки не помялись, со спокойной душой застегнул молнию.

Тут дверь распахнулась, и в коридор на каталке вывезли жену.

Фан У побежал ей навстречу, сердце, казалось, выскочит из груди от моря переполнявших его эмоций. Он хотел спросить «Больно?», «Устала?», «Как себя чувствуешь?» Но не смог выговорить и слова, только глупо улыбался и гладил ее по руке. На бледном лице Сяовань тоже появилась улыбка, и она слабым голосом сказала:

– Она такая красивая… Вылитый ты!

Когда они пришли в послеродовую палату, Фан У все держал руку жены в своей и не мог отвести глаз от малышки, которую она обнимала.

Перед ним была маленькая жизнь: две ручки и две ножки прижаты к туловищу, прильнув к груди матери, она то опускала, то поднимала веки, словно хотела шире раскрыть глаза и рассмотреть этот любопытный новый мир.

– Говорят, что, если дочка похожа на папу – это к счастью, – сказала Ши Сяовань. Лицо ее порозовело, а взгляд смягчился. – По-моему, у нее рот совсем как у тебя.

Фан У, не задумываясь, протянул руку, совершенно серьезно потрогал губки дочери и расплылся в еще более широкой улыбке, ни на секунду не отводя от нее радостный взгляд.

– А еще говорят, дочь – это возлюбленная отца в прошлой жизни. Теперь, когда у нас появилась она, ты еще будешь меня любить?

– Что? Да что ты говоришь, конечно! Люблю вас обеих, сильно-сильно!

– Ну хорошо, – подмигнула ему Ши Сяовань. – Перед выпиской нужно сделать свидетельство о рождении! Давай, ты выбирай имя, как мы ее назовем?

– Хм, имя… – Фан У попытался спрятать широченную улыбку и принял торжественную позу, будто бы размышляя. Потом махнул рукой: – Нет, ты выбирай!

– Почему я? Ты тоже думай!

Соседи по палате, услышав их спор, подбежали и наперебой стали давать советы новоиспеченным родителям. Но Фан У и Ши Сяовань только улыбались в ответ, из вежливости принимая предложения:

– Да, неплохо, что-то из этого выберем.

– Как тебе Фан Юань? – внезапно сказала Ши Сяовань и повернулась к Фан У, лицо светилось надеждой.

– Фан Юань?

– Да, Юань как в слове «желание», – она с мечтательным видом посмотрела в окно. – Пусть все ее желания осуществятся. Чтобы она была здоровой и счастливой – это ведь и есть наше заветное желание?

Фан У снова сжал руку жены и мысленно представил будущие дни.

Перед ним возникли папа, мама и дочка: девочка с конским хвостиком прыгает на одной ноге, таща маму за руку вперед.

Он еще крепче обхватил ладонь жены.

Наконец Ши Сяовань повернулась к нему и спросила:

– Хочешь ее подержать?

– Я?! – Фан У окатило холодным душем, словно счастье свалилось уж слишком нежданно, руки и ноги разом отказали, и он вдруг начал дрожать. – Я… Нет… Я не могу, я боюсь!

Он принялся расхаживать туда-сюда по комнате, прижав обе руки к туловищу. Сглотнул, сделал шаг вперед, но опять отпрянул.

– Нет, я не могу… Не могу! Я… я что-нибудь ей сломаю!

– Дурачок!

Он медленно открыл глаза, взгляд сфокусировался на пятнах плесени на потолке. Он поднес ладонь к щеке и осторожно вытер слезы, застывшие в уголках глаз, потом потянулся за будильником.

Час ночи, похоже, опять бессонница.

Опершись на руки, он медленно сел. Глаза привыкли к темноте и остановились на фотографии, стоявшей на прикроватной тумбочке.

Фотография была оформлена в паспарту, но рамка выглядела устаревшей, простая деревянная отделка, как было популярно много лет назад, а в левом углу виднелась трещинка, видимо от падения. На фотографии с трудом угадывался силуэт женщины в белом платье, выражение ее лица поглотила окружающая чернота.

Фан У пристально смотрел на фото, как будто общаясь с той, что на ней изображена. Его взгляд потеплел.

Прошло мгновение. Он тряхнул головой, размял руки и ноги и встал с постели.

Накинув халат цвета черного чая, он вышел в гостиную, подошел к окну и уставился куда-то в даль.

Город в этот час был погружен в короткий сон: все шумы смолкли, и воцарилась почти полная тишина. Порой в окнах мерцал тусклый свет, словно пара звезд на Млечном пути. На горизонте виднелись очертания гор, сливавшихся с абсолютной темнотой.

Фан У опустился на подоконник и, не двигаясь, смотрел в темную ночь. Он следил взглядом за случайными машинами, проезжавшими по улицам, представлял себе жизнь людей, что живут за далекими окнами.

Налетел прохладный ветер и вывел его из оцепенения. Он вдруг поежился от холода и плотнее закутался в халат, мысли вернулись к волновавшей его проблеме.

Правовой проблеме, у которой, похоже, не было решения.

На следующее утро Чэнь Муяна разбудило доносившееся из кухни «дзинь-дзинь» – такой знакомый звук металлической лопатки о сковороду. Он протер глаза, зевнул и лениво потянулся. Штора у изголовья кровати колыхалась от дуновения ветра, он прикрыл глаза, чувствуя абсолютное спокойствие, и снова погрузился в атмосферу прошлой безумной ночи.

Тут его взгляд выхватил стоявшую на тумбочке фоторамку 14 × 18. Сяо Итин на фотографии что-то кричала, приложив ладони к губам, а Чэнь Муян держал ее на плечах. За ними виднелось бескрайнее море и голубое небо без единого облачка.

Это их последний отпуск на Пхукете, три года уже прошло…

Чэнь Муян горько усмехнулся. Как давно он не устраивал для них такие путешествия, вечно занят на работе.

– Товарищ офицер, приходите завтракать! – послышался из кухни мелодичный голос Сяо Итин.

– Лечу! – Чэнь Муян пулей выскочил из ванной в кухню и изобразил летящего Супермена.