«Тихоходные поршневички, что семечки – только щёлкать», – продефилирует мыслёй будто отстранившийся, позволивший подчинённым делать своё дело командир. Но если честно, не так-то уж и беспечно, но проведя в уме скороспелый расчёт. Взяв навскидку все переменные, включающие необходимые манипуляции на предстартовую подготовку, подлётное время ракет с сокращающейся с каждой минутой дистанцией. А самолёты англичан всё ближе и ближе…

«Если б нам идти в одиночку, и массированная атака вся на нас, перещёлкать все эти семечки до ближней зоны… хм, могло бы просто не хватить времени. Стóит задуматься».

* * *

Ещё не успели сработать командно-исполнительные связи – с начала радарного обнаружения эскадры русских прошли минуты две-три – никто ничего не ожидал, ничто не предвещало наличия поблизости вражеского истребительного патруля… а они вдруг начали терять первые машины.

Сразу досталось идущим в авангардном опережении высотным истребителям «Формидэбл». Пилот с затесавшейся меж ними дозорной «Барракуды», поглядывая то на приборную доску, то по сторонам, с некоторым недоумением проводил взглядом падающий с тонкой струйкой дыма «Корсар» – ни тебе пушечно-пулемётных очередей, ни видимых повреждений – летит самолёт… падает самолёт. Последнее – всплеск и круги на воде.

Затем прямо у него на глазах чем-то сшибло второго, идущего буквально по соседству чуть впереди. В этот раз причина поражения явственно наблюдалась ударившей снизу огненной вспышкой.

«Барракуда» шарахнулась в сторону, ложась на крыло, отваливая с нисходящим скольжением. С её борта оператор установки РЛС, сглатывая от спонтанной невесомости подкативший к горлу комок, взахлёб передавал выявленные координаты – направление на корабли противника, – смысла в соблюдении радиомолчания уже не было.

Для воздушных стычек вот такие неожиданные атаки из-за облаков или со стороны солнца вполне характерны. Лётчики-истребители ещё сохраняли выдержку, держась друг друга, оставаясь в прежнем строю – лишь начали дёргано, точно нервически, поигрывать курсовой устойчивостью, покачивая на элеронах крыльями, головы за остеклением фонарей крутились на все сто, выискивая угрозу, подбадриваясь на общей частоте: «Смотрим… смотрим… где они, где? Снизу никого… не вижу».

Второй «Корсар»… Прямо под его коком внезапно раскрылся букет огненно-дымной шрапнели, иссекая осколками двигатель, вмиг задымивший, теряющий мощность, как обрубленного увлекая вниз.

Эфир взорвался: «Кто?! Откуда?! Где неприятель? Что за чертовщина!»

Рой тупоносых машин с конструктивно изломанными крыльями заметался, продолжая нести потери, не видя ни самого противника, ни его пулемётных трассеров – тугие, зримо пульсирующие жгутики, дающие направление на агрессора и некий шанс ввязаться на равных. Ныне же, когда небо вокруг тебя закручивается «бочкой»^[36], чередуя верх-низ, глаза ищут тёмные силуэты или тени вражеских самолётов, а видят лишь стремительные дымным росчерком тени из ниоткуда, не поддающиеся ответной реакции, разящие соседей… если не тебя самого.

Командиры эскадрилий, недоумевая, кто же их так точно и умело выносит, окриками пытались скоординировать действия. Первым здраво стал мыслить тот, кому было положено опомниться. Ещё не успевший ничего толком накомандовать групп-кэптейн при обязанностях контролёра атаки, издалека в разрывах слоистой облачности заметил тянущиеся демаскирующие дымные хвосты, угадав в них ракеты. Видел, как одна забрала пикировщик: сначала вспышка непрямого попадания под брюхом самолёта, и через миг детонация подвешенной бомбы – страшное и фееричное зрелище разнесённой в клочья «Барракуды». Офицер утратившим лаконичность голосом известил: «Смерть приходит снизу-спереди», на эмоциях вместо «угроза» употребив именно «doom»^[37].

Поправ изначально декларируемую согласованность, среди скуадрон-лидеров и флайт-лейтенантов в неизбежном выплеске адреналина и потребности что-то делать случился разлад, нарушивший слаженное построение. Каждый принимал решение за себя и за своих. Кто-то импульсивно увёл эскадрилью от опасности снизу – вверх… и их настигало уже там. Кто-то более напористый кинулся навстречу нераспознанному противнику, пробивая слой облаков ниже.

Примечательный штрих. Лейтенант Айвор Морган из 894-й эскадрильи^[38], у которого буквально перед носом был сбит ведомый идущей с превышением пары, с перепугу бросил свой «Сифайр» в резкий вираж. Наверное, и не догадываясь, что тем самым практически сумел уклониться от сработавшей от дистанционного взрывателя предназначавшейся ему ракеты. Покувыркавшись, с изуродованной плоскостью и обвисшим элероном Морган развернулся, потянув домой, вцепившись двумя руками в рычаг управления, отжимая влево, старательно удерживая норовящий опрокинуться на крыло истребитель.

Возможно, подобный подранок от воздействия ракет оказался не единственный, но лейтенант первый сел на свой авианосец и первым составил подробный отчёт о внезапной атаке врага неопознанными высокоточными средствами.

С того момента, как всё началось, строй пикировщиков нарушился, восемь «Барракуд» уже падали вниз, волоча за собой клубы чёрного дыма, распуская вслед зонтики парашютов. Ещё два повреждённых бомбардировщика повернули назад, управлявшие ими пилоты отчаянно надеялись дотянуть израненные машины до ожидающих возвращения палуб.

Из группы «Индефатигейбла» урон понесли идущие на четырёх тысячах «Сифайры».

Офицер-координатор пытался обозреть всю ситуацию целиком (точно пастух всё стадо), срочным запросом в эфире у командиров сориентироваться по ситуации. Вдруг выяснив для себя характерное – низколетящие торпедоносцы, как и прикрывающие их на превышении 1300 футов «Файрфлаи» атаке не подверглись…

Долго не раздумывая, приказал всем уходить с высоких эшелонов!

Из каких соображений? Скорей из интуитивных, исходя из того, что вот – лежало на поверхности. И как бы там ни было – решение, относящееся к разряду спонтанных, оказалось своевременным. Сам того не подозревая, командир соединения нарушил некие «распаковки» неприятеля.

* * *

Полковник Покрышев, командир авиагруппы «Чапаева», вёл своих.

Вёл достаточно компактной группой, не было нужды преждевременно рассредоточиваться, информация о противнике поступала в исчерпывающем виде. На взгляд полковника, даже в слишком исчерпывающем: согласованность, а точнее, специализация в очерёдности – сначала ракетного удара, а уж потом выхода на сцену истребителей, была выверена до минут и до считаного километра дистанций. Поэтому тот, кто сидел на радиочастоте координатором (тактическое управление на данном, начальном этапе возлагалось на КП «Кондора»), озвучивал группе перехвата чёткий курс и скорость полёта, назначая, как скоро надо будет выходить в атаку.

Помимо прямых указаний, в дополнение Покрышев держал на коленке планшет с тактичкой, расписанной по тем же минутам, видел, насколько мало с наступления активной фазы у него этих минут.

Приняв по радио уведомление, что с пусковых «Шторма» сошли первые ЗУРы, полковник покачал крыльями, привлекая внимание подчинённых, по-прежнему не желая нарушать радиомолчание. Он ещё рассчитывал, что заходя с угла во фланг, для противника они пока не разгаданы.

Обратив на себя внимание, командирская машина начала плавный подъём. Вслед с таящегося бреющего на удобные и оптимальные для боя средние высóты полезли и остальные истребители: «троечки» второй, третьей и четвёртой эскадрилий, «девятые»^[39] – пятой и шестой.

Поглядывая на циферблат часов, отсчитывая отрезок времени, отведённый по плану на ракетный удар, Покрышев успел подумать о быстро сокращающейся дистанции: «Скоро. Ещё немного и…», как его нагнал ведомый, жестикулируя, мол, глянь туда, указывая налево.

Повернул голову…

Сквозь усеянное облаками, а где и чистое пепельной голубизной небо тянулись белые дорожки выхлопа, оставляемого ракетами. Проследив за ними взглядом, снова возвращая обзор вперёд, наконец, увидел главное: тёмные точки вдалеке, их было много – с двух авианосцев. Они скоростью сближения, острым намётанным зрением и просто пониманием быстро превращались в распластавшие крылья-крестики, всё ещё похожие на стаю вóронов, неестественно ранжированных строем. Этот строй вследствие ракетной атаки – там-сям возникающие белыми ватными клубочками разрывы – начинал ломаться. Ещё сохраняя инерцию направления полёта, чёрные крестики стали рассыпаться, уходя на низы, кто-то тянул чёрные дымы, кувыркаясь, теряя части себя обломками.

В виду противника рука словно сама потянула ручку газа, набирая мощь и скорость.

«Пора?»

Планшет соскользнул с колена, застряв за креслом, радио контролёра молчало.

«Пора! Сейчас мы вам…»

Ещё было не пора, но встречно сходящиеся скорости оказались выше расчётных.

– «Шестая» – торпедоносцы на сорок пять ваши, «пятая» – вам разобраться с эскортом, – распределял он эскадрильи по целям, указывая градусы направления и километры высоты, – «вторая» – ваша группа справа на четырёх с половиной, «третья» и «четвёртая» – за мной!

Можно было упрекнуть Покрышева, что он немного форсировал события. Но и его понять можно – слишком мал был зазор от порога дальности противодействия зенитных ракет (55 км) до зоны ответственности истребителей воздушного заслона. И слишком близко от кораблей им предстояло встречать атакующих англичан – для торпедоносцев проскочить пару десятков километров до рубежа сброса это буквально минуты. А его, командира авиагруппы, ещё на стадии планирования что Осадченко^[40], что замполит основательно накрутили, и всем остальным перед вылетом мозг выели – допустить врага к кораблям нельзя ни в коем случае.

* * *

Крейсер «Москва»…

Операторы радиотехнического дивизиона, ведущие мониторинг ситуации по методичному отстрелу воздушных целей, наблюдали на своих радарных экранах несколько десятков (более сотни) засветок, россыпи на разных высотах – выше, ниже, в разносе меняющихся дистанций.

Селекция целей ещё сохранялась, однако преждевременный выход на перехват истребителей «Чапаева» – заметное и неукоснительное сближение – нарушал внятную и относительно устойчивую картинку. Ко всему, британские самолёты верхних эшелонов резво ушли на средние высоты, где и должен был вот-вот завязаться встречный воздушный бой. Иначе говоря, всё быстро шло к тому, что разобрать, где свои, а где чужие скоро станет невозможным.

Пытаться притормозить Покрышева уже было неактуально, офицер, поддерживающий канал связи непосредственно с командиром авиагруппы «Чапаева», попросту не успевал – очевидно, противники уже видели друг друга визуально, кинувшись навстречу. Довеском вдруг выяснилось, что радиостанции противоборствующих сторон настроены на одну волну, и понятно, сейчас пилотам переходить на резервную уже не с руки. Эфир вмиг заполнился английской и русской речью – окриками предупреждений, указаниями, командами, и всё это в эмоциональном предвкушении схватки.

Операторы БЧ-7 ещё сопровождали отдельно идущие самолёты противника, подпадающие под категорию уверенная цель, однако предупредили о вероятности ненароком сбить своих.

Капитан 1-го ранга Скопин на ходовом мостике поддержал опасения:

– Надо заканчивать. А то будет нам дружественный огонь, friendly fire, как говорят наши визави, чтоб им всем опоноситься.

– Несход ракеты! – вдруг выдал пост ЗРК № 1.

– Что за дела? – немедленно отреагировал кэп. И не дожидаясь ответа, приказал: – Всё! БЧ-2 – дробь! «Первому» немедленно разобраться в причинах сбоя. Жду доклада.

Сидящие за пультами мичманы из группы управления ракетным оружием довели свои уже выпущенные ЗУРы, отрапортовав: «Такая-то по счёту цель поражена».