Корабли сблизились так, что можно было разглядеть руны на щитах, прилаженных к их бортам. Мунд взмахнул рукой Ульху, кормчему Магнуса.

– Что там? – гаркнул Огнебородый.

Мунд обернулся, ища предсказательницу.

– Сольва! Ходи сюда и скажи, что увидела в небе.

Высокая воительница отложила ножичек, которым выковыривала грязь из-под ногтей, и зашагала к кормчему. Мунд невольно бросил взгляд на ее грудь: да, девицей ее нельзя было назвать уже лет двадцать, но в походе выбор был невелик. Кроме того, с возрастом Мунд начал ценить в женщинах опыт.

– Не небо подсказало мне погоду, но костяные руны, – проскрипела она, поравнявшись с Одним Ухом.

– Гадание? – прошипел хайлигландец.

– Гадание – то, чем занимаются шарлатаны на ярмарках, – фыркнула Сольва. – Я же задаю вопросы мертвым родичам, и они мне отвечают. Мой род защищает своих потомков и предупреждает об опасности.

Мунд заметил, как исказилось в презрительной гримасе лицо короля. Он знал, что южане считали разговоры с предками колдовством, и это было еще одной причиной, по которой Одно Ухо недолюбливал хайлигландцев. Оторвавшись от предков, они нарушали порядок вещей.

– Значит, ты не ошибаешься? – спросил король.

Сольва кивнула:

– И Магнус об этом знает.

– Хорошо. Говори.

Воительница поприветствовала Магнуса взмахом руки.

– На севере смерть, вождь. Кости сказали, что на севере умерло что-то большое, и оно погубит еще многих. И мы стоим на его пути.

– Точнее, женщина!

– Точнее некуда. На север идти нельзя! – вмешался Ульх, кормчий Магнуса. Голос его звучал, словно доносился из колодца, а сам он был похож на бочку. Здоровенную бочку, к которой прилепили белокурую бороду. – Я и без Сольвы скажу, что впереди беда. Тучи видели? Близится такая гроза, что нас всех к чертям затопит!

Волдхард грохнул кулаком по дереву.

– Когда будет буря?

– К обеду! – крикнул Ульх. – Точнее сказать нельзя – ветер меняется.

– Нужно рассредоточиться и переждать в открытом море, – заключил Мунд. – Можно попробовать уйти южнее и надеяться, что нас обойдет стороной. Главное – отойти как можно дальше от земли, иначе корабли размажет о скалы.

– Погодите, а это что? – Сольва нервно отбросила растрепавшуюся белокурую косу за спину.

Волдхард встревожился.

– Где?

– Вон там, на горизонте, со стороны Ваг Рана, – Сольва привстала на цыпочки и даже слегка подпрыгнула, глядя на очертания суши.

Мунд вскочил на нос, припал к дереву и вытянул шею.

– Не понимаю! – растерянно проговорил он. – Похоже на грозу, кабы она могла так быстро двигаться.

– Гроза и есть! – рявкнул Ульх. – Никогда таких быстрых не видел.

Мунд всмотрелся снова и оторопел. Такого он не видел никогда, но и рассказов старых моряков хватило, чтобы предположить. И осознание вселило в него ужас.

– Так что же там? – король Хайлигландцев терял терпение.

– Это не гроза. Точнее… не только гроза, – побелевшими от страха губами прошептал Одно Ухо. – На нас идет Большая волна. Мы не успеем развернуться.

* * *

– Заинтересовались навигацией, друг мой?

Фастред резко опустил солнечный камень, услышав голос патрона. Брат Аристид наблюдал за ним, сидя на сундуке.

– Вы проснулись! – брат-протектор отдал иссоль подоспевшему Анду и подошел к монаху. – Как себя чувствуете?

– Хорошо, друг мой. Я проспал завтрак?

Фастред улыбнулся.

– Да, но я припас для вас паек.

– Замечательно. Что бы я без вас делал?

– Понятия не имею, – отозвался брат-протектор. – Наверняка плыли бы на этом корабле в империю. И, думаю, вряд ли голодали бы.

– Никак мне не убедить вас в собственной значимости, дружище, – Аристид добродушно усмехнулся и обратил взор к морю. Десятки кораблей стремились к берегам империи стройными рядами, точно птичий клин. Но ветер сменился. – А ведь я столь многим вам обязан.

– Я служу вам не ради благодарности, – ответил Фастред, глядя на ближайший когг. – Я пошел за вами потому, что верю в то, за что вы сражаетесь.

Еретик кивнул.

– Знаю. Но разве ваша помощь не заслуживает признания, дорогой Фастред? С каждым восходом мы все ближе к цели. Если повезет, через дюжину дней будем в Рионе. И, видит бог, вы еще сыграете свою роль в том, что случится дальше.

Фастред не ответил. Его всегда тревожили пророчества патрона. Аристид обладал необъяснимым чутьем и порой предсказывал будущее столь точно, что даже он, верный слуга, начинал всерьез бояться. Впрочем, Фастред опасался не столько слов Аристида, сколько его действий.

В последние луны Аристид немного сдал, хотя первые тревожные звонки появились и раньше, еще позапрошлой осенью. Фастред замечал, что его патрона беспокоило нечто, о чем тот не желал говорить. Аристид никогда ни на что не жаловался. И все же монаху не удавалось скрыть чувства. А когда беспокойство длится слишком долго и не ослабевает с течением времени, в определенный момент оно начинает подтачивать тело. Фастред замечал, что Аристид стал хуже спать: просыпался несколько раз за ночь и бродил по замку, точно неупокоенный призрак, рылся в книгах, поднимал старые записи в библиотеке – настолько древние, что Фастред не мог понять, на каком языке те были написаны. От любых вопросов Аристид неизменно отмахивался, утверждая, что он в порядке, но брат-протектор провел с слишком много времени рядом с ним и знал: если что-то начало так сильно тревожить самого Аристида, значит, дело и правда пахло дрянью.

Фастред надеялся, что морское путешествие немного отвлечет патрона, но стало лишь хуже. Аристид теперь не только чаще просыпался по ночам, но не находил покоя и во сне: часто то ли бредил, то ли разговаривал с кем-то на незнакомом языке. Его и без того ослабевшее тело начало требовать больше покоя. Аристид стал реже бодрствовать и порой просыпался уже после полудня.

– Посидите здесь, я принесу вам еды.

– Не стоит, я сам…

– Отдохните.

Тон брата-протектора не терпел возражений, и Аристид нехотя подчинился. Фастред помог патрону устроиться на сундуке рядом с мачтой и добрался до своего мешка, стараясь не мешать команде. Еда в море разнообразием не блистала: вяленое мясо, сухари, разбавленное вино. Последнее было привилегией высших чинов, воинам доставалось водянистое пиво. Порой варили похлебку – и тогда в ход шли коренья, на сборе которых настоял Аристид: монах считал, что воинам непременно следовало хоть иногда питаться растительной пищей, дабы предотвратить болезни. Но запасы уже иссякли наполовину, а скал Ленгая на горизонте они так и не увидели. Ситуацию осложняло и то, что за весь путь до Риона флот не собирался делать остановок, дабы не выдать себя раньше времени. И потому паек урезали, как могли.

– Размочить вам мясо? – предложил Фастред, усевшись на сундук подле Аристида.

– Мои зубы еще крепки, друг, – улыбнулся еретик. – Не стоит клеймить меня немощностью только из-за пары плохих ночей.

– Если бы пары…

– Все в порядке, брат Фастред, – оборвал его патрон. – Есть знания, бремя которых должен нести лишь я. По крайней мере, пока. Порой оно бывает невыносимо тяжелым, но, уверяю вас, я справлюсь.

По тону Аристида брат-протектор понял, что разговор лучше перевести в иное русло. Впрочем, еретик и сам смягчился:

– Со временем я смогу рассказать больше, друг мой. Но время еще не наступило, – он отправил в рот ломоть солонины и приложился к меху с вином. – Хорошо, что пост не затрагивает воинов и путешественников. Что ни говори, но мясо в Горфе вялят на совесть.

Фастред отвлекся на шум. Когг вмещал команду примерно в два десятка человек с тем условием, что при отсутствии ветра почти все они брались за весла. С самого утра ветер благоволил путникам, но, судя по громогласному ору Стора, обстоятельства изменились. Анду метался по палубе, точно дикий кот. Несколько человек отогнали Аристида и Фастреда подальше от мачты. Поднялся сильный ветер – настолько резко, что монахи не успели и моргнуть. Небо резко потемнело.

– Что-то надвигается с севера. Кольцо, что происходит? – обратился Фастред, стараясь перекричать порыв ветра.

– Дерьмо происходит! Не мешайте тут!

Фастред бросил тревожный взгляд на Аристида. Еретик наспех затолкал остаток пайка в глотку, запил щедрым глотком вина и взглянул на парус.

– Не только ветер изменился.

Он бросился к сундуку, выудил оттуда кошель с солнечным камнем и одним движением вытащил иссоль.

– Нас несет на мыс Нокш, – заключил он, найдя солнце. – Нас снесло с пути.

Фастред перестал что-либо понимать.

– Это же хорошо. Нокш – самая южная часть вагранийского брега, – удивленно сказал он. – Нам туда и нужно.

– Нет. Это плохо, – отозвался Аристид. – К Нокшу можно подойти только со стороны Ленгая, с севера. Либо обогнув значительно южнее. Ибо южнее мыса раскинулась протяженная гряда рифов. И нас несет прямо на них.

Фастред оглянулся. Кольцо ревел, точно медведь, ухватившись за руль. Судно качнуло. Аристид ухватился за канат.

– Помощь нужна? – спросил Фастред, перехватив Анду.

– Держись, мать твою, крепче! – рявкнул тот в ответ и унесся вперед, к Стору. – Крысы равнинные!

– Что-то… Что-то не так… – Фастред едва расслышал Аристида. Еретик вцепился в канат, что стягивал пожитки, и говорил, не размыкая век. – Я… Я не вижу его.

– Чего не видите?

Аристид его не слышал. Пальцы, сжимавшие веревку, ослабли, худое тело еретика затрясло. Фастреду пришлось подхватить патрона одной рукой, второй он старался держаться крепче. Их накрыло брызгами. Искаженное непонятной гримасой лицо Аристида даже не дрогнуло, когда волна окатила его с головы до пят.

– Я не вижу его… Лопнуло… Его сердце разбито…

Тело Аристида забилось в судорогах, изо рта пошла пена.

– Брат! – Фастред крепче обхватил патрона, но скользкими руками и в промокшей одежде это стало еще труднее. Брат-протектор стиснул зубы и зарычал. Аристид дернулся в спазме, от которого каждый член словно окаменел, и резко обмяк. Фастред воспользовался моментом, подтащил патрона к себе, прижал крепче.

– Для них… Все кончено, – пошевелил губами еретик. – Сердце… Разбилось.

– Какое сердце? Я не понимаю! – ревел Фастред, перекрикивая ветер. – Брат Аристид! Вы меня слышите?

Монах не ответил. Фастред понял, что его патрон перестал дышать.

* * *

– Большая волна! – Альдор шарахнулся в сторону, когда кормчий пробежал по палубе. – Снять парус! Развернуться против волны!

Кто-то из команды зажег факел и принялся размахивать им, предупреждая шедшие позади суда. Остальные кинулись надежнее прилаживать грузы.

– Чем помочь? – спросил Альдор у кормчего.

– Лезьте в трюм, если успеете! Выкачивайте воду, там насос.

Граувер запаниковал. Небо почернело окончательно, сверкали молнии – но грохот пришел немного позже. Начался дождь – первые крупные капли шлепнулись на палубу. Ветер неистовствовал, вздыбив море до пены. Но рундов пугал не шторм.

А затем он увидел то, что их ужаснуло.

Вертикальная стена воды – самая большая волна, больше, чем Альдор мог себе представить – надвигалась прямо на их когги.

– Выше, чем колокольня Святилища, – охнул Остер. – Держитесь, господин!

Альдор не успел ухватиться крепче за канат – его окатило поднятой со дна ледяной водой. Остер схватил его – хватка у парня оказалась медвежьей – и подтащил к себе.

– Не успеем добраться… До трюма.

Это все равно не помогло бы. С одной стороны их терзал ветер, а с другой на них шла неумолимая водная стена. Альдор вспомнил, что читал о таком явлении в эннийских трактатах – в местах, где бывали землетрясения, случались такие волны. Но эти края не знали ничего подобного с тех пор, как велись летописи.

– Что-то случилось, – только и мог сказать он. – Что-то на севере.