– Когда Грегор впервые уехал в империю, его женщину отравили. Когда он отправился в Рундкар помогать моему отцу, Эллисдор едва не захватили Эккехарды. Я лишь смотрю назад, брат Норберт. И я вижу, что каждый раз, когда Грегор Волдхард покидает Эллисдор, в этом городе происходит что-то очень скверное. И я хочу быть готовой, если и в этот раз кто-то посягнет на нашу безопасность.

– Уверяю вас, граф Урст…

– Не справится один, – перебил церковника Веззам.

Оба – Истерд и Норберт – удивленно на него обернулись, словно позабыли о его присутствии. Щеки королевы залил легкий румянец, и она отпустила монаха.

– Видимо, я, и правда, переусердствовал в наставлениях, – проговорил он, поправляя перекосившуюся рясу. – Прошу простить меня, госпожа. Теперь я вижу, что ваше желание сражаться продиктовано не варварскими привычками, а заботой о новом доме.

Лицо Истерд лишь едва дрогнуло, когда монах сравнил ее народ с варварами, но она сдержалась.

– Я буду обучаться владению мечом, брат Норберт, – твердо проговорила она и положила оружие на верстак. – Если для этого нужно особое разрешение графа Урста, добудьте его, пока с ним не пошла разговаривать я.

И без того лошадиное лицо церковника вытянулось еще сильнее. Норберт печально вздохнул, прикоснулся к висевшему на шее серебряному диску, очевидно, ища у него успокоения.

– Даже если Адалар ден Ланге и позволит… До первой легкой травмы, ваше величество. Если хоть волос упадет с вашей головы, и король узнает, что я был тому виной, я заплачу жизнью.

* * *

Истерд поздновато осознала, что наверняка нажила себе врага. Прогуливаясь по полупустым залам Эллисдорского замка, она слышала шепотки и ловила косые взгляды. Неужели этот поганец Норберт успел так быстро растрепать всем о случившемся? Истерд в который раз ругала себя за несдержанность. Отец, братья и Долгий язык не раз ее предупреждали перед свадьбой: следует молчать, не давать воли чувствам, проявлять осторожность. А она спустила петухов на этого монаха просто потому, что тот слишком ответственно выполнял поручение Грегора и брата Аристида. Но, видели боги, как же он надоел. После этой вспышки ярости ей полегчало, хотя оставалось лишь догадываться о том, к каким последствиям все это могло привести.

Она отложила обглоданное фазанье крыло и уставилась в окно. Что ни думай об этих южанах, но красивые вещи создавать они умели. Королевские покои украшал поистине роскошный витраж, а из распахнутых окон открывался великолепный вид на Вагранийский хребет. Зимой, правда, спальня мгновенно выстывала, ибо стекла совсем не защищали от холода. Но до чего же великолепно сверкали эти разноцветные стекляшки в лучах солнца.

– Еще вина, госпожа? – девчонка из свиты Истерд потупила взор. Явно наслышана о случившемся с Норбертом и боится рундского гнева.

Истерд качнула головой.

– Пока хватит, спасибо. Но я попрошу тебя спуститься на кухню и принести свежих лепешек с травяным маслом. В этом фазане есть нечего.

– Конечно. Сейчас принесу.

– Не торопись.

Едва девчонка вышла, Истерд бросились к двери и заперлась в покоях. Хорошо, что дам при дворе почти не осталось: после того, как мужи отбыли в поход, женщины, что состояли в свите королевы, одна за другой принялись отпрашиваться домой. Вести хозяйство на землях стало почти некому, и не у всех оставалась опора в виде самостоятельных детей. После их отъезда Истерд вздохнула с облегчением. Так было лучше. Меньше пустой болтовни и бессмысленных церемоний.

Она подошла к сундуку с вещами, что привезла с родины. К нему не притрагивались ни слуги, ни дамы, а ключ Истерд носила на шее. Она опустилась на колени, вытащила из-под ворота платья длинный шнурок и отперла замок.

– Ну же, где они?

Руки торопливо перебирали фибулы и гребни, пальцы путались в нитях жемчуга, серебряных цепочках и стеклянных бусах. Были здесь и ножи в плотных, богато инкрустированных ножнах – лучших инструментов для ведения хозяйства никто, кроме мецев и рундов, не придумал. Наконец, под несколькими расшитыми поясами, почти на самом дне, Истерд нашарила нужный мешок.

– Ну-ка…

Она по привычке воровато зыркнула по сторонам. Хотя дверь была заперта, Истерд давно приучилась искать лишние глаза и уши. Она захлопнула крышку, развязала шнурок мешочка и высыпала костяные руны в ладонь.

– Нужна жертва, – тихо проговорила она и огляделась. В кубке оставалось вино. Хорошее. Такое не стыдно смешать с кровью и напоить этим дерево, связанное со старыми богами. Таких деревьев в замке было несколько.

Она придвинула чашу ближе, сняла с пояса маленький ножичек и, прошептав просьбу богам, сделала надрез на ладони. Несколько густых капель упали в сосуд и перемешались с вином. Истерд облизала рану, окунула пальцы здоровой руки в чашу и затем сбрызнула руны. Ритуал получился слишком торопливым. Серьезные гадания так не проводились, но оставалось уповать на понимание богов: обстоятельства полноценному прошению не благоволили.

Она перемешала руны в руках и бросила на крышку сундука. Свечное пламя играло на шероховатых костяшках с грубо вырезанными символами.

– Отец всех богов, открой мои глаза, – взмолилась Истерд. – Помоги увидеть, что ждет впереди. Помоги отличить важное от неважного. Открой мои глаза.

Тревога внутри нее нарастала. Она долго всматривалась в получившийся узор, не понимая, как трактовать расклад. И все же взгляд зацепился за одно сочетание.

– Королевское дитя. Дорога. Но откуда она ведет? И чьей короне принадлежит дитя?

Руны говорили слишком туманно. Истерд зажмурилась и попробовала взглянуть еще раз, но услышала шаги за дверью.

– Ваше величество! – тонкий голосок служанки глухо послышался из коридора. – Зачем вы заперлись?

– Черт! – выругалась рундка. – Сейчас. Подожди.

– Ваше величество, это брат Норберт, – донесся такой же глухой голос монаха. – У меня новости. Могу ли я войти?

Ворча по-рундски, Истерд наспех сгребла руны в мешок. Возиться с сундуком времени не было, поэтому она набросила меховой плащ на сундук и спрятала в его складках драгоценный кошель.

Подойдя к двери, она ещё раз обернулась. Одна руна упала под стол, но доставать ее времени не было. Истерд отперла дверь.

– Я немного устала, – сказала она, впуская девчонку и Норберта. – Решила прилечь.

Церковник остановился на пороге.

– Тогда, быть может, я зайду позже?

– Нет-нет, все хорошо. Входите, брат Норберт. Нет ничего важнее новостей.

Поклонившись, служанка принялась сервировать лепешки, а монаху Истерд предложила сесть за стол. Тот чуть поколебался, но принял приглашение.

– Быть может, все из-за спонтанной тренировки вашего величества? – предположил он.

– Возвращение к тренировкам с оружием после долгого перерыва никогда не дается легко, – пожала плечами Истерд и улыбнулась. – Моя мать, родив нескольких детей, едва ли не училась сражаться заново – так долго не упражнялась. Но интереса у меня не убавилось, не надейтесь. Что же за новости вы принесли, брат Норберт?

Девица закончила с лепешками и отошла к стене позади госпожи, ожидая приказа. Истерд знаком разрешила ей присесть. Вечно серьезный монах помрачнел пуще обычного.

– В Вагранийском заливе разыгрался большой шторм, – сухо сообщил он. – Пока мы не знаем, попал ли под него наш флот. Но вероятность высока.

Истерд встревожило это известие, но она постаралась не подать виду.

– Мой отец отправил в этот поход лучших рундских кормчих, – попыталась успокоить его королева. – Они умеют выживать в бурю. Впрочем, нрав стихии обуздать можно не всегда. И все же не стоит терять надежды.

Норберт кивнул.

– Будем молиться. Также я обсудил ваше желание с эрцканцлером. Видимо, Урст относится к вам с куда большей теплотой, чем вы предполагаете, моя госпожа. Потому как он не просто не выразил протеста, но и горячо поддержал ваше стремление обучиться фехтованию, – монах вздохнул. – И чего я ожидал от потомственного воина?

Истерд широко улыбнулась, хотя на душе скребли кошки из-за новостей о морской буре.

– Видимо, я должна передать графу свою благодарность. И снова попросить у вас прощения за сегодняшнюю вспышку гнева. Королеве действительно должно владеть своими чувствами. Однако это дается мне нелегко. Слишком переживаю за супруга, отца и братьев. В этот поход отправилась вся моя семья.

Норберт прикоснулся к серебряному диску на груди. Королева заметила, что жестом он отослал служанку за дверь. Девица безропотно подчинилась, вызвав у Истерд замешательство: какой же властью обладал этот с виду кроткий человек на самом деле, если по-хозяйски распоряжался в ее личных покоях?

– Их судьбы не в вашей власти и никогда не были, – голос монаха отвлек рундку от размышлений. – И пути господа нашего поистине неисповедимы. Постарайтесь примириться с этой мыслью. Замысел Хранителя непостижим, моя королева. Зачастую с нами случается череда печальных событий, мы задаемся вопросом – почему наш милосердный бог это допустил? И не находим ответа. Но проходит время, судьба рисует большой узор, и однажды мы начинаем видеть его и понимать высший замысел. Осознаем, что каждое событие в нашей жизни было нужно для чего-то. Бесполезного опыта не бывает, моя госпожа. У каждой жизни есть смысл и цель.

Королева вяло кивнула. Церковник говорил красиво, и его речи могли бы утешить, не будь Истерд уверена, что человек сам правит своей судьбой.

– Спасибо, брат Норберт. Я ценю ваше желание помочь. И, видимо, мне повезло, что вы не злопамятны.

Церковник застенчиво улыбнулся. Ему шло.

– Отказ от мирской жизни в привычном смысле несколько смягчает нрав.

Истерд улыбнулась в ответ. Все же он располагал к себе, этот Норберт. Хотя и фанатично следовал своим Божьим законам. Но человеческого Винни осталось куда больше, чем в том же Аристиде.

– Помолимся за здравие наших правителей и союзников? – предложил монах.

Истерд на миг замялась. Молитвы она ненавидела и смысла в них так и не нашла. Пустая трата времени. Каждому рунду было сызмальства известно: хочешь чего-то получить от богов – заплати им чем-то ценным. К этому южанскому Хранителю обращались лишь словами да жгли свечи. Едва ли могущественного бога удовлетворили свечи. Однако молитва была важна человеку, который пошел ей навстречу и попытался остаться ей другом. Отказывать сейчас было бы скверно.

– Конечно, – согласилась Истерд.

Она последовала примеру Норберта: прикоснулась к символу веры, что носила на груди, закрыла глаза, склонила голову и принялась повторять за ним слова молитвы. Как назло, он выбрал самую длинную. Но хотя бы не пришлось позориться, вспоминая слова.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Норберт закончил. У Истерд затекла шея.

– Что-то я засиделся. Вам лучше подольше поспать, – смущенно проговорил монах и поднялся со стула. Рундка заметила, что к лепешкам он так и не притронулся. Зато на рукаве его светлого одеяния красовалась грязь. – Но если потребуется духовная пища, я буду в Святилище.

– Спасибо за утешение, брат Норберт.

Истерд поднялась, чтобы проводить церковника. За дверью в коридоре их смиренно ожидала служанка.

– Ольфа, принеси, пожалуйста, с кухни ведро теплой воды, – попросила она девицу, чтобы получить возможность снова остаться одной. – Пора готовиться ко сну.

Служанка поклонилась. Светлые кудри выбились из-под чепца. Хорошенькая была девчонка, только забитая.

– Сию минуту.

Распрощавшись с Норбертом, Истерд снова заперлась и первым делом бросилась убирать руны. Достала мешочек из-под шубы, подтянула шнурок, чтобы не выпали. Опустилась на колени и принялась искать упавшую.

Костяшки нигде не было.

Она проверила снова. Перетряхнула все ковры, заглянула в щель каждого стыка камней на полу. Руна как сквозь землю провалилась.

– Проклятье…

Истерд точно видела, что костяшка упала под стол. Все места, куда та могла закатиться, она проверила. Значит, ее могли взять либо Ольфа, либо…

– Вот же дерьмо!