– Думаю, да, – сказал он, взяв листы с презентацией. – Джин будет в городе позже на этой неделе. Давай я покажу это ему и свяжусь с тобой, как только смогу.

Я изо всех сил старался сдерживать волнение по этому поводу, но было чертовски сложно. Я знал, что Джин Хаас живет в Лос-Анджелесе, но он владел командой, которая базировалась буквально через дорогу. И, что самое главное, он действительно понимал, как работает индустрия автоспорта.

В течение следующих четырех недель я не получил от Джо ни одной весточки, но не видел в этом ничего плохого. Если бы Джин сказал нет, Джо наверняка передал бы мне сразу, поэтому я решил, что отсутствие новостей – само по себе хорошая новость. А позже одним вечером четверга, сразу после того, как я вернулся домой, у меня зазвонил телефон. Это был Джо.

– Привет, Гюнтер. Джин приехал в город на гоночный уик-энд НАСКАР в Шарлотте и хочет с тобой встретиться. Ты не против поужинать вместе в субботу?

– Еще бы я был против!

До этого момента с каждым потенциальным инвестором все происходило по-разному: кто-то реагировал на презентацию больше, кто-то меньше. Джин не стал исключением: во время наших первых двух встреч он почти ничего не сказал, однако у меня ни разу не возникло ощущения, что он не заинтересован. Джин просто держал свои карты при себе и был сдержан в выражениях.

– Как думаешь, как все прошло? – спросил я Джо в понедельник после того ужина.

– Сложно сказать, – ответил он. – Не знаю, заметил ли ты, но Джин почти ничего не рассказывает.

– Да ладно, не может быть!

– Но он дал бы мне понять, если бы не заинтересовался, а это главное.

Да, как я и говорил выше, отсутствие новостей – это хорошие новости.

Прошло две недели, и однажды утром мне позвонили с незнакомого номера. Обычно я игнорирую такие звонки, однако в тот раз я почувствовал, что это может быть Джин.

– Гюнтер, – проговорили в динамике, – это Джин Хаас.

Что тут скажешь? Я чертов гений.

– У меня есть к тебе несколько вопросов, – сказал он.

Сейчас уже не вспомню, что это были за вопросы, но я смог тут же ответить на них. Не было каких-то отзывов ни о презентации, ни об ответах, которые я только что дал. Он просто задал вопросы и, получив на них ответы, испарился.

В течение следующих недель звонки Джина становились более частыми, до такой степени, что я уже начал их ожидать. Как и в первом случае, все, что он делал, – это задавал вопросы. Некоторые из них касались презентации, некоторые – Dallara, где должны были делать шасси и помогать собирать машину. Какие-то, конечно же, касались Ferrari, где должны были изготавливать большинство деталей, которые можно было бы передавать, а некоторые затрагивали тему спорта в целом и заведующих им людей. В девяти случаях из десяти я мог ответить либо сразу, либо после короткого звонка, что, по-видимому, нравилось Джину. Скажу только одно: он, безусловно, был очень скрупулезен.

Так продолжалось больше года, и, хотя мне отчаянно хотелось узнать, как Джин относится к моей идее, я из раза в раз отказывался от форсирования событий.

– Ты идиот, Гюнтер, – сказал однажды Ники. – Ты говоришь с этим человеком уже целый год. Что с ним не так?

– Насколько я знаю, ничего. Он звонит мне, задает кучу вопросов, я на них отвечаю, и он отключается.

– А он точно заинтересован?

– Честно говоря, черт его знает, Ники. Надеюсь, заинтересован.

– По-моему, самое время ему либо рыбку съесть, либо на хрен пойти, не так ли? Спроси, к чему он ближе.

– Хорошо, спрошу.

Ники был прав. Я понимал, что Джину нужно быть уверенным, прежде чем принимать какие-либо решения, но я уже не мог вообразить ни одного вопроса, на который еще не был бы дан ответ. Кроме того, терпение постепенно заканчивалось у всех. У Стефано, Берни, Чарли и, конечно, Ники. В тот уик-энд Джин должен был приехать в Шарлотт, и я решил поговорить с ним именно тогда.

– Как ты думаешь, что произойдет? – спросила меня Герти за день до приезда Джина.

– Честно, не знаю. С самого первого дня мне говорили, что, если ему будет неинтересно, он так и скажет, но я уже не знаю, верю ли в это до сих пор. Возможно, он просто забыл мне сказать.

Несмотря на отсутствие продвижения и ясности в ситуации, я постоянно пытался убедить себя, что ничего не получится. Это не имело никакого отношения к пессимизму, это был реализм. «Формула-1» по-прежнему оставалась невероятно нестабильным видом спорта (особенно если вы владели командой), и, хотя я верил в свои силы и способности, я полностью понимал, почему потенциальные инвесторы могли не захотеть в это ввязываться. В жизни нужно рисковать, но в разумных пределах. Я знал, что никому не смогу продать эту идею. Кто-то должен был захотеть ее реализовать.

На следующий день мне позвонил Джин. На этот раз у него был только один вопрос: «Можешь приехать на базу и заглянуть в мой офис сегодня? Хочу с тобой переговорить». Я прибыл в офис Джина около двух часов дня. «Мне нужно связаться с правлением», – сказал он. Я предположил, что мне будет лучше подождать за дверью, но он попросил не беспокоиться. «Это не займет много времени», – заверил он меня.

Пока он общался с правлением, я решил отправить несколько электронных писем. Когда я набирал второе письмо, Джин сказал то, что привлекло мое внимание. «О, кстати, – сообщил он коллегам, – мы с Гюнтером собираемся подать заявку на получение лицензии для “Формулы-1”».

Вот это новости!

– Мы правда собираемся? – спросил я Джина, когда он завершил звонок.

– Правда.

После долгих трех лет переговоров со сменявшими друг друга претендентами я наконец-то был на правильном пути.

– Но перед тем, как мы об этом поговорим, – сказал он, – у меня есть к тебе несколько вопросов.

Да черт бы тебя побрал.

Лицензия

– Как раз вовремя. Я уже начал думать, что этот человек либо не знает цену времени, либо просто сумасшедший.

– Джин Хаас ни тот ни другой, – сказал я Ники, позвонившему мне, чтобы поздравить. – Он просто очень проницательный и успешный бизнесмен, который хочет, так сказать, всех цыплят сразу посчитать.

– А потом задать им кучу вопросов? Поздравляю, Гюнтер. Ты почти у цели.

Очевидно, я все тщательно продумал, прежде чем сначала написать, а затем представить свое предложение различным заинтересованным сторонам. Однако на самом деле я понятия не имел, как все может измениться с точки зрения активных действий, если и когда мы дойдем до этого этапа. Могу с уверенностью сказать: когда все в итоге сложилось, это стало для меня некоторым шоком. Если раньше мне через день звонил Джин, чтобы задать свои вопросы, и где-то раз в две недели – Ники, желавший узнать, есть ли какой-нибудь прогресс, то теперь мой телефон трезвонил без умолку. Стали расползаться слухи о том, что мы с Джином подаем документы на получение лицензии, и люди жаждали узнать всю подноготную. «Оставьте меня на хрен в покое, – отвечал я большинству из них. – Мы только начали процесс подачи заявки, и это все, что я могу сказать».

К счастью, довольно много звонков поступало от людей, вовлеченных в этот процесс и нуждающихся в информации. Это были положительные моменты, поскольку каждый звонок напоминал о том, что мы добиваемся прогресса.

Примерно через неделю после того, как мы объявили о подаче заявки на получение лицензии, мне пришлось ехать в Европу по делам Fibreworks. Где-то в три часа ночи на вторые сутки моего пребывания там зазвонил телефон. Все еще уставший от путешествия, я отключился в половине десятого вечера и, проснувшись, едва ли был счастлив и доволен жизнью. «Кто это, черт возьми?» – пробормотал я, вглядываясь в телефон. Номер не определился, однако мне очень сильно хотелось наорать на того, кто вытянул меня из глубокого сна, поэтому я взял трубку.

– Да, кто это? – прорычал я. Кто бы там ни был, ему предстояло огрести по полной.

– Гюнтер, это Ники, – ответили в трубке. – Я в Индии с Берни и Стефано. Они сейчас рядом со мной, а телефон на громкой связи, так что будь осторожнее в выражениях. Мы говорили о твоей заявке, и у Берни есть несколько вопросов.

– Правда? – ответил я, попытавшись встать с кровати и чуть не упав на задницу. – Хорошо, да, Берни. Спрашивайте.

Следующие два часа Берни Экклстоун, время от времени прибегая к помощи Ники Лауды, расспрашивал меня о том, что у меня на уме и как я намерен реализовать и поддерживать проект. К счастью, почти все возможные вопросы мне уже задавал Джин, так что я смог дать вполне исчерпывающие ответы.

– Все прошло неплохо, – сказал Ники на следующий день. – Ему понравилась идея, и, что не менее важно, ему понравился ты. Немного. Мне так кажется.

Несмотря на то что меня застигли врасплох, о лучшем старте я не мог и мечтать.

Следующими, кто захотел устроить мне допрос, стали Чарли Уайтинг, которого я знал лучше, чем Берни, и Жан Тодт, бывший в то время президентом FIA. К слову, все эти обсуждения являлись предварительными. По просьбе Ники Чарли и Жану было предложено познакомиться как со мной, так и с моим планом до подачи заявки и проведения официальной презентации. Стефано также замолвил за меня словечко перед ними, так что в итоге все выглядело очень обнадеживающе.

Моя изначальная идея состояла в использовании на старте прошлогодних деталей, что снизило бы затраты. «Это все, конечно, здорово и классно, – сказал Джин. – Но как мы тогда сможем быть конкурентоспособными? Я хочу паритета с Ferrari с самого начала».

В конце концов мы прилетели в Италию, чтобы встретиться лично со Стефано и Маттиа Бинотто, который тогда возглавлял отдел двигателей в Ferrari. «Паритет на самом деле подходит нам больше, – сказал Стефано, – поскольку в таком случае необходимо будет изготавливать только одну модель каждой детали». Вместо того чтобы оставить все как есть, мы с ним расширили концепцию, в результате чего команда Haas стала называться командой-сателлитом Ferrari.

В наши дни подобная концепция для новой команды представляется невозможной по той простой причине, что правила стали жестче. А еще мне кажется, что некоторым из существующих коллективов было бы что сказать по этому поводу! В то время количество деталей, которые клиентская команда могла бы приобрести у заводской, еще не регламентировалось, просто потому что никто не думал о подобном. Вопрос по-прежнему был открыт для обсуждения, и мы в полной мере воспользовались этим. Я уже много раз говорил об этом раньше, но в такой ситуации либо у команды заканчиваются деньги, либо у инвестора заканчивается энтузиазм, и моей задачей было устроить все так, чтобы у Джина Хааса хватало и того и другого.

Суть, которую я пытался донести до каждого (будь то Джин, Берни, Чарли или Жан), заключалась в том, что подобная концепция была выгодна всем. Мы получали бы детали, которые поставлялись бы нам при постоянной поддержке самого опытного и успешного производителя в мире, у «Формулы-1» появилась бы абсолютно новая команда с гораздо менее рискованной бизнес-моделью, чем у тех, что потерпели (и продолжали терпеть) неудачу, а Ferrari заимела бы нового клиента, способного вовремя оплачивать счета и заинтересованного в дальнейшем сотрудничестве – в рамках правил, конечно. Это была пресловутая беспроигрышная ситуация, по крайней мере на мой взгляд.