Та под его пристальным взором не опустила ресниц, не отвернулась, как обычно делали соседки. Оборотница не испугалась близости парня и своей наготы. Напротив, Лучия ответила ему лёгкой улыбкой, от которой у Емели затрепетало всё внутри.

– Ты умён, – похвалила она. – Столица и правда на реке стоит. И всё же своими силами мне до царя не дотянуться. Ты нужен. Но не спеши колдовством кидаться. Знай меру.

– Всё понял, всё сделаю, – кивнул Емеля, заглядывая в тёмно-болотные глаза девы, отводя за спину её иссиня-чёрные волосы. – Но за свидание с царём я с тебя всё же доплату возьму…

– А это мы ещё посмотрим, – негромко рассмеялась речная оборотница, – кто с кого доплату больше взыщет…

Она нежно провела рукой по непослушным кудрям Емели, сжала их в тонких пальцах, притянула его лицо к себе. Да не подарив поцелуя алых уст, опустила его голову ниже.

Емеля с покорностью последовал женскому велению, отдался её власти. Он жадно припал губами к яхонтовым соскам, что от его прикосновений стали твёрже самоцветов. Коснулся языком драгоценных каменьев.

– Какая ты холодная, обогреть тебя надо… – шептал Емеля, целуя нежные изгибы, скользя ладонями по прохладной коже.

Он оглаживал пышные груди, упругие бёдра. Лучия вздыхала и стонала. Песня её наслаждения была совсем как у обычной женщины. Она придавала уверенности, укрепляла мужскую волю.

Емеля стиснул тонкое податливое тело, прижав к песчаному берегу, пронзил. Стон сорвался с его губ. Холодная, как речная водица, оборотница внутри оказалась плотной и жаркой.

– Ты такой горячий, – отвечала она, изгибаясь под ним. – Словно полдень летний… Точно пожар лесной… Обогрей меня скорее, охлади себя, выплесни пыл…

Пожар вспыхнул и утопил в волнах долгого сладострастия. Туман неги окутал обоих.

– Смилуйся, – сладко простонал парень, ища губы оборотницы.

– Это и есть моя милость, – вымолвила Лучия, отвернувшись. – Мой поцелуй стоил бы тебе жизни…

Царевна Несмеяна

Славный Рѐчи – стольный белый град царства Кривхайна – шумно да весело встречал праздничный день. Нарядный люд – и стар, и млад, и богат, и беден – все спешили на главную площадь ко дворцу, чтобы есть, пить, петь и веселиться, да изо всех возможных сил.

Ибо таков был строжайший указ царя-батюшки в честь дня совершеннолетия царевны. Всё для того, чтобы единственная дочь его царевна Вита̀рия порадовалась вместе с гуляющими. Хотя бы улыбнулась на миг.

Но, глядя на веселье из высокого белокаменного терема, та только сильнее хмурила брови. Чему она должна была радоваться? Настала теперь пора ей замуж выходить.

Но сердце избалованной царской дочери – не медведь. Ни плеть, ни сладкий пряник ему не указ. Привыкла она сама команды раздавать, а не слушаться.

Няньки и бабки обрядили её в одежды нарядные, в платье парчовое, золотыми цветами, листвой и ланями расшитое. Вплетали атласные ленты в волосы, на чело надевали венец в россыпи яхонтов и адамантов. На плечи ожерелье клали. Ручки белые в браслеты и кольца облачали.

Не милы царевне Несмеяне были ни украшения, ни песни, ни прибаутки, ни медведи танцующие. Тяжёл наряд, не поднять в нём и руки. Ни шагу шагнуть, ни головой качнуть. Что ли няньки кормить её станут с ложечки?

А женихи, созванные батюшкой со всех краёв, пугали царевну больше зверей диких. Некоторые из них и выглядели не краше косолапых наряженных. Только, пожалуй, умыты чуть лучше.

От дальнего восточного побережья, от самого Красного моря прибыл себя показать владыка парусов и лодок. При виде его свиты царевна аж вздрогнула: главарь и банда разбойничья, не иначе. Сколько деревень кривхайнских они погубили во время своих набегов? А теперь батюшка мир хочет заключить.

Сам владыка Тинутурѝла был высок и мускулист, в кожу и шкуры обряжен. Тело полуголое в синих рисунках. Коса длинная, как у самой царевны, но виски выбриты. А уж на лицо – не лучше, чем волкодлак.

– Да от такого и принцесса Страны мёртвых сбежала бы, – заметила Несмеяна и наморщила веснушчатый носик. – Ты, батюшка, ещё бы гномов или троллей позвал. Заточи меня в подземелья горные, к драконопоклонцам сошли.

В ответ старый царь лишь вздыхал да бессильно руками разводил. Непонятны ему были чувства дочери. Война стояла на пороге его земель.

Знал царь точно, что враждебные соседи гиата̀йнцы осваивают рудники горные, железо добывают. А вокруг Речи лишь леса, реки и болота раскинулись, негде взять руды для мечей и кольчуг. Одна надежда – на более сговорчивых соседей с северо-востока.

Если начнётся война, Кривхайну понадобится поддержка. А что может быть вернее службы золотой монеты да надёжного зятя?

Но прекрасноликий принц из Волшебных лесов Фѐрихаль царевне показался похожим то ли на девицу, то ли на ребёнка. Да и явился он скорее не себя показать, а на диковинку посмотреть – на неулыбчивую красавицу.

Красива Несмеяна была так, что залюбуешься. Глаза голубые и чистые, как озёра высокогорные. Не зря, видать, лила царевна слёзы каждый день. Губы – лепестки розы, да речи – ещё более колючие, чем цветочные кусты. А под венцом яхонтовым точно пожар полыхали кудри пышные.

Приезжали счастье попытать и принцы из Пустынного моря, и с Южного континента. Были среди них смуглые, наряженные в золотую парчу. Были черноволосые и белокожие в изящных лёгких шелках. Приносили они дары: каменья блестящие, специи пахучие, ткани, меха, чаи да сладости.

От пестроты и запахов острых у принцессы только сильнее голова разболелась. Праздник был не праздником, а пыткой бесконечной. Не выдержала Несмеяна, да и разрыдалась при всех.

Батюшка, к тому привычный, внимания не обратил. Гости опешили, стали шептаться. Кое-кто из подвыпивших бояр, не боясь царского гнева, шутить принялся и смеяться. Мол, вот кому-то достанется счастье.

Поднялась красавица, заплаканная, но гордая, и вышла вон. Будет пир веселее без капризной Несмеяны. Пусть празднуют её день рождения дальше, возносят хвалу браге и Квасу̀ре.

В своих покоях Несмеяна раскричалась, поколотила прислужниц. Она выгнала всех, кого могла, чтобы остаться в одиночестве. Царевна сбросила венец и ленты, браслеты со звоном покатились по полу. Сама сорвала, скомкала и истоптала тяжёлый наряд.

Оставшись в подпоясанной домашней рубахе, она достала медальончик, в котором носила портрет матушки.

– За что мне эти мучения? – вопрошала царевна, и слёзы дрожали на её рыжих ресницах.

Художник искусно изобразил в медальоне лик молодой женщины: добрую улыбку, грустные голубые глаза, каждый волосок в косах прорисовал. Словно бы живая, глядела на дочку матушка, точно был художник тот чародеем.

– Тебя извел отец до смерти, теперь мой черёд пришёл… – Несмеяна вытерла глаза. – Милая моя, покровительница и защитница, не дай меня в обиду. Знаю я, что смотришь ты на меня с небес вместе с Великими Матерями, слышу голос твой в пении птиц. Но, боюсь, погибель меня ждёт…

Наплакавшись, Несмеяна обернулась к дверям. Прислуга убежала, испугавшись криков и слёз. А вот стражник не тронулся с места. Впрочем, того и не требовалось.

Юный, чуть старше царевны, Ина̀льт из рода Бо̀гатов всегда был на её стороне. Младший дружинник молчал, когда нужно. Требовалось слово доброе, мог успокоить. Был он высок и могуч, не хуже мореплавателей с востока, но учтив и умён, будто у Цветгоры воспитан. Да и богат был его род – почти как князья южные.

– Отчего ты не сватаешься ко мне? – горячо прошептала царевна, подходя к дружиннику, заглядывая тому прямо в глаза. – Знаю я, что люба тебе. Знаешь и ты, что мне нравишься…

– Как можно, царевна, – Инальт опустил голову. – Вот был бы я воеводой хотя б…

– Так дослужись до воеводы! – приказала Несмеяна. – Чего зря время теряешь, у дверей моих стоячи?

Не сразу ответил Инальт. А когда ответил, в словах его горечь послышалась:

– Оберегать тебя хочу, сердце моё. Чую, что выйдет плохо, если оставлю. Сама обещаешь, что погибель тебя ждёт. Говорят же, матушка твоя…

– …В окно бросилась от мук сердечных, – закончила царевна, переведя взгляд на небо.

Беззаботные ласточки носились в вышине. С площади летели народные песни.

Рассказывали няньки, что погибла их повелительница от горя. На сносях пока ходила, много плакала. А как родила, вовсе зачахла и ума лишилась. Шептались, что была у неё соперница. Очаровала царя колдовством тёмным и тоже понесла от него.

– Теперь я должна глядеть в это окно на весёлые хороводы, которые устроил царь-батюшка, и веселиться. Так он придумал, так решил! – царевна посмотрела на стража. – Боишься, о смерти я мечтаю?

Инальт Богат молча кивнул.

– А если заберёт меня принц заморский, выйдет лучше? – разозлилась Несмеяна. – Знай же, что ты сможешь уберечь меня, лишь став моим мужем, – она сжала кулачки. – И уж скорее я лишу жизни обидчика, чем с собою покончу!

Дружинник едва заметно улыбнулся. В эти слова, хотя и брошенные сгоряча, он охотно верил.

Царёв пёс

В сказках о трёх сыновьях обыкновенно рассказывается о судьбе младшего сына. Мол, старший всегда и умён, и силён – ничего интересного. Средний – и так, и сяк. А младший – дурень неуклюжий, но удачливый.

Чаще из всего перечисленного, пожалуй, верно лишь последнее. Младшие дети как будто бы беззащитнее старших, больше нуждаются в опеке матери, более любимы ею на фоне уже ставшего самостоятельным первенца. Волшебство материнской любви – чем не удача?

А между тем вне сказок судьба старших сыновей бывает тяжелее и упрямее. Наследники несут груз ответственности за дом и весь род. Вот поэтому старший сын не может позволить себе быть слабым или глупым. Так было и с Инальтом.

Мальчик родился первым из трёх братьев. Была у них ещё сестрёнка, чуть младше царевны Витарии. Отец Инальта, князь Богат, правивший землями ниже по реке, хотел, чтобы девочка стала подругой царевны, но всё никак не мог расстаться со своей душенькой. А Инальта, прямо говоря, недолюбливал.

Мальчик был здоров, силён и умён, как завещано сказками. Рано научился читать и мечом овладел не хуже. В общем, подрастал достойный наследник… или соперник, а отец не желал делиться властью. Как только позволил возраст, он и отправил своего старшего сына ко двору, пополнить царскую дружину.

Так стал Инальт одним из верных псов государевых. К своему совершеннолетию он уже проявил богатырскую силушку. Юношу начали брать в опасные походы, где он быстро сыскал славу за доблесть и отвагу.

К тому же Инальт был не по годам стоек духом перед девичьими чарами. Пока дружина отдыхала после сражений, вкушала яства и баловалась прочими сластями, Инальт проявлял сдержанность. А по мнению многих сослуживцев – надменность и брезгливость княжеского сыночка.

Невзлюбили Инальта многие. Необычное поведение юноши не укрылось от внимания воеводы. Стал он пристально наблюдать за дружинником. Нет ли иного лиха в мальчишке, который вырос в тепле и уюте богатого княжеского двора?

Но однажды произошёл случай, который отмёл все подозрения. Царь-батюшка пожелал ехать со свитой по деревням, посмотреть своими глазами, как его народ живёт. Была с ним и юная царевна Вита – девочка яркая, точно солнышко, но отчего-то всегда грустная.

Не любили рыжеволосую, нарядную, но при этом вечно недовольную царевну. Когда она вышла с батюшкой одарить милостью крестьян, кто-то крикнул похабное и кинул в них грязью. Вита разрыдалась. А Инальт в тот же миг, раньше всех, прыгнул вперёд, точно верный волк, и загородил своей грудью… да не царя, а его дочь.

Комки грязи в него полетели, а юноша даже в лице не изменился. Не было в нём ни злобы, ни презрения. Знал он из книг, что царей любят редко. Нечасто и цари знают, о чём простые люди горюют.

Царь Кривхайна для красоты ездил по селениям, в правлении во всём на мнение бояр полагался. Бояре же, как известно, больше о своих животах пеклись.

Оценил воевода поступок Инальта, заметил нежность в его глазах, когда взгляд касался царевны. Да, вспыхнула в сердце Инальта любовь к девушке с первого взгляда, заметная даже старому воину, чья душа очерствела в походах и битвах.