– Кошка, – робко произносит он. – Она хочет знать, есть ли у вас кошка.

– У меня точно нет, – отвечаю я, беру со столешницы дуршлаг и пытаюсь поймать мелкого засранца, но в результате промахиваюсь, мышонок юркает под холодильник, и вся семейка в ужасе визжит.

– Одолжи кошку у мистера Дэвида из сто шестой! – говорит Сильви, и я уже открываю рот, чтобы возразить, но тут мышонок выбегает и скрывается в глубине дома.

Сильви обмахивает себя рукой и выглядит так, будто вот-вот грохнется в обморок.

– Ну ладно, хорошо, – соглашаюсь я, отступаю к двери и бреду к квартире Дэвида.

Но по пути вижу женщину. Она сидит на кованом стуле на общем балконе – по сути, это просто узкий проход к лестнице, а не балкон. Она прямо перед дверью Генри. Меня она не видит, и я прохожу дальше, к квартире Дэвида, но прежде чем постучать, делаю глубокий вдох и трясу головой, как делаю много раз на дню, потому что до сих пор не могу поверить, что такой теперь стала моя жизнь.

Из-за тучности и проблем с дыханием Дэвид мало двигается, поэтому, чтобы поздороваться, зовет меня к себе. Он сидит в кресле, которое поскрипывает и вздыхает под его весом, когда он ерзает. Все квартиры здесь крохотные, и, когда я открываю дверь, Дэвид оказывается всего в нескольких шагах от меня. Я никогда не видела его где-то в другом месте. За последние полгода или около того я приходила по поводу засорившегося унитаза и проблем с системой отопления и вентиляции, и он словно приварен к креслу.

Войдя, я сразу вижу девять кошек. Дэвид играет в Call of Duty на приставке. Он опускает наушники и молча смотрит на меня.

– Кхе-кхе. Хочу одолжить у тебя кошку.

– Для тебя лично? – спрашивает он странно официальным тоном и без раздумий, словно это вполне обычная просьба.

– Для сто восьмой.

– У Сильви завелись мыши? Она никогда не закрывает входную дверь. Они просто заходят.

– Именно, – соглашаюсь я, и он кивает, словно мы разобрались в чрезвычайно важном вопросе.

– Возьми лучше Сестру Кристиану. Для таких целей я обычно отдаю Клавдию, но у нее болит живот, – говорит Дэвид.

Я рассматриваю кошек, гадая, как отличить, какую брать.

– Так, значит…

Я озадаченно машу рукой в поисках нужной кошки.

– Черная сибирская красавица в раковине.

Я иду на кухню и вижу на столешнице четырех кошек. Одна – толстая и черная – свернулась калачиком в раковине. Я хватаю ее, будто Симбу с края пропасти, и направляюсь к выходу.

– Пусть вернет ее завтра. Сестра Кристиана нетороплива, но поймает мышь.

Отнеся кошку к Сильви, я вижу, как по бетонной дорожке у здания бежит мышонок, и это здорово, потому что я не собираюсь дать Сестре Кристиане возможность расправиться с бедняжкой. Я хотела вернуться с куском гауды и сачком для бабочек, но вместо этого снимаю бейсболку, подхватываю мультяшного мышонка и выпускаю его в лесу за домом. Назвав его Кукиш, я машу на прощание, пока он прокладывает себе путь через листья и кусты и исчезает.

По пути обратно в офис замечаю, что девушки перед дверью Генри уже нет. Интересно, это его жена?

Конечно, все слышали о его самоубийстве, а слухи в таком месте разносятся быстро и имеют множество версий. В газетах писали, что его нашли в реке. По мнению местных жителей, его нашли «повешенным на стропилах», хотя их здесь нет, или «нашли в своей постели с пистолетом в руке», хотя выстрелов никто не слышал. Кое-кто отказывается плавать в бассейне, потому что, по их словам, Генри плавал там ничком в собственной крови, а выловили его посреди ночи, поэтому никто этого не видел.

Впрочем, в этих безумных сплетнях есть смысл. В «Платанах» живут сломленные люди. Каждый по-своему не в себе. Похоже, все здесь пытаются заполнить какую-то пустоту или оплакивают тяжелую потерю. Поскольку именно мне они звонят, чтобы починить протекающие унитазы и засорившиеся трубы, я слышу больше, чем хотелось бы. Может быть, они тоже рассказывают больше, чем хотят, просто так жильцы реагируют на одиночество, а я случайно оказываюсь рядом и могу их выслушать.

Бэбс, которая целыми днями плавает в бассейне на надувном единороге, попивая джин с мартини, каждую неделю вызывает меня в свою квартиру, чтобы достать вещи из высоких шкафов, хотя мы с ней одного роста, а потом угощает лимонным пирогом или яблочным крамблом с чаем «Липтон» из пакетиков, и я всегда соглашаюсь.

Парень с татуировками на лице из сто девятнадцатой, не раз замеченный на балконе за поеданием спагетти из банки, сообщил, что у Гвен из двести первой герпес. Та рассказала, что у Леонарда из сто одиннадцатой застрял член в пылесосе и ему пришлось обратиться в неотложку, а он в свою очередь заявил, что Гордон из сто четвертой ворует посылки с «Амазона», так что надо держать ухо востро. А еще есть Роза. Их с Кристал и Джеки называют бассейновскими девушками. Они постоянно сидят за пластиковыми столиками у бассейна, пока их дети колотят друг друга надувными битами, и целый день жуют чипсы. Иногда к ним присоединяются Летти и Тина, но у них есть работа, поэтому остается меньше времени на курение и склоки за картами о том, кто кому должен сдачу с распродажи в супермаркете и какая участница «Давай поженимся» заслуживает любви, а какая – просто шлюха, которая пытается увеличить число подписчиков в «Инстаграме».

Роза тихая. Из тех, кто не трясет грязным бельем у всех на виду, и я мало о ней знаю. Некоторые жильцы тоже держатся особняком, но большинство похожи на Кристал. Без мужа, но с тремя маленькими детьми и еще одним на подходе, она целыми днями ковыряется в телефоне длинными желтыми ногтями и вечно переписывается бог знает с кем на сайте знакомств. А еще есть ее подружка Джеки, которая, похоже, не в состоянии говорить вполголоса. Ее редко можно увидеть без синего стакана с газировкой и пачки «Кэмел» в руках, а когда она орет, что тот, кто жульничает в «рыбку» и «джин», должен «отсосать у нее» и «валить на хрен», потому что она не потерпит неуважения, ее голос разносится по всей округе.

Я прохожу по бетонному двору, смахивая кошачью шерсть с джинсовых шорт, и сажусь в кресло рядом с бассейновскими девушками. На солнце тает огромная коробка шоколадных конфет с мятой. Кристал, должно быть, повела детей в кино. Я беру липкий шоколадный шарик и отправляю его в рот. Женщины сосредоточенно играют в «восьмерки». Роза поднимает пустые руки, показывая, что она выбыла, то есть выиграла, а остальные стонут и называют ее обманщицей. Подобное происходит в каждой игре, независимо от того, кто выиграл. Я действительно не вижу в этом смысла.

– Видели ту цыпочку? – спрашивает Джеки, кивая на полоску балкона перед квартирой Генри. – Его жена, да?

– Наверняка, – соглашаюсь я.

Сегодня я видела имейл от владельца, там говорилось, что жена продолжит снимать квартиру и планирует въехать. Мне это кажется отчаянно печальным. На ее месте я предпочла бы держаться от квартиры как можно дальше. Видимо, у нее есть свои причины. Но, конечно, я не собираюсь делиться информацией с бассейновскими девушками.

– Жуть, – говорит Роза, тасуя карты.

– Трудно поверить, что он… ну типа мертв. Он был таким душкой, – произносит Кристал.

– И красавчиком, – добавляет Джеки, отправляя окурок в полет.

– Совершенно неуместно! – рявкает Кристал.

Окурок падает в бассейн, ребенок начинает завывать и поднимает брызги, словно сигарета на него напала.

– Да бога ради, Кевин. Просто выбрось его… Просто… Да хватит уже! – Кристал подходит к бассейну, вылавливает окурок из воды и кидает его на мокрый бетон. – Доволен?

Кевин прекращает рыдать, она возвращается к столу и берет карты, которые сдала ей Роза.

– Так на тебя раздавать? – спрашивает меня Джеки, пока сидящий у нее на коленях малыш сует ей в ухо растаявшую мятную конфету.

Она вытирает кожу салфеткой и ставит ребенка на пол. Постоянную сумятицу с непослушными и вопящими детьми женщины считают лишь мелким раздражителем, существующим в фоновом режиме, и время от времени им приходится отвлекаться, чтобы дети выжили, но это не требует никаких усилий, кроме главного материнского инстинкта – не дать им умереть с голоду или утонуть.

– Не-а, мне надо закрыть дыру в гипсокартонной стене сто второй.

– Откуда тебе знать, как заделывают гипсокартон? – спрашивает Роза.

– Это всего лишь маленькая дырочка. Немного шпаклевки и краски, – отвечаю я.

– Но все равно как-то странно, – добавляет Кристал. – Ты же нормальная девка. Даже симпатичная типа. Ты знаешь еще хоть одну девчонку, которая умеет чинить посудомойки и заделывать гипсокартон? Для этого нужен мужик.

– Ага, – соглашается Джеки. – Тебе надо в программу «Давай поженимся». Ты точно как одна из тех цыпочек.

– Как Эшли Б., – добавляет Кристал. – Та, с блестящими волосами.

– Не-а. Она похожа на Эшли К., дуреха. Эшли Б. там по другой причине. Не похожа она на Эшли Б.

– В общем, неважно, – продолжает Кристал. – Ты не подцепишь мужика, с такими-то грязными ногтями и в рабочем комбинезоне. Джеки могла бы сделать тебе маникюр.

– Откуда ты вообще знаешь, как чинить трубы и все такое? – тихо спрашивает Роза.

– Ходила вместе с папой на его работу. Собиралась подключиться к бизнесу после школы – услуги мастера на все руки, – говорю я, их лица смягчаются, они снова переводят взгляды на карты.

Однажды вечером я выпила у бассейна несколько порций джина и поделилась с девчонками, что у меня больше нет родителей. Бо`льшую часть жизни я росла с отцом. Мать умерла в моем детстве, поэтому, когда во время моей учебы в выпускном классе он потерял дом и перемещался от реабилитационных центров к приютам для бездомных, я осталась одна. Мечта о компании «Семейный ремонт Эбботов», созданной отцом и дочерью, умерла вместе с папиной трезвостью. Но он… На самом деле он не умер… по большей части. Официально. На меня смотрели с жалостью, когда я шутила о том, что он даже меня не узнает, в последнюю нашу встречу он развалился в кресле в пропитанных мочой штанах, называл меня Рокси и спрашивал, не хочу ли я блинчиков.

Они больше не задают мне вопросов о семье. Для них это немыслимо, ведь их жизнь вращается вокруг детей. Семья – это все, что у них есть, всегда говорит Кристал, поэтому я вызываю у них жалость, ведь у меня нет ни детей, ни родителей, о которых можно было бы рассказать. Я самый одинокий человек на свете.

Молчание становится неловким, поэтому я незаметно встаю и иду в офис за инструментами, в тысячный раз за сегодняшний день задаваясь вопросом, как здесь оказалась. Может, это и есть ответ – как странно, что я умею чинить гипсокартон. Рид всегда так говорил. Размышляя о том, как и когда жизнь пошла под откос, я мысленно составляю список того, что сделала не так.

Вместо колледжа я пошла в ремесленное училище. Хотела стать механиком, поскольку отец явно был не в том состоянии, чтобы начать совместный бизнес. Я подумала: кто когда-либо слышал об автосервисе для женщин? Никто. Я могла бы нанимать только женщин-механиков, и мы были бы лучшими. Каждая девушка в штате захотела бы починить машину у нас, потому что нам можно было бы доверять, у нас ее не обматерили бы и не обманули. Я решила, что это гениальная идея. Думала, что даже попаду на телевидение, но, встретив Рида, постепенно отказалась от своей задумки. Он считал ее странной. Слишком мужской и фантастической.

Тогда я подумала, что мы могли бы вместе обставлять дома для продажи, ведь он был агентом по недвижимости, а я умела чинить все что угодно. Мы сколотили бы целое состояние, даже сняли бы собственное шоу на телевидении, ведь так мало пар, в которых жена выступает в роли подрядчика. Но я не была его женой, верно? И я опозорила бы его или унизила. Как будто это я виновата, что он не умеет пользоваться циркулярной пилой.