Человек дрогнул, сделал шаг назад, но в этот миг рогатая тень Мёнгука метнулась вперёд, заскользив по земле. Окаменевший рог вонзился в его щит, не разрушив его полностью, но запустив внутрь сеть трещин. Из трещин хлынули тонкие щупальца тумана, обвились вокруг шеи воина, просочились в его рот и нос. Он закашлялся, меч выпал из рук. А Мёнгук отступил – не добив. Он ждал. Ждал, пока человек сам рухнет на колени, бормоча бессвязные молитвы, с глазами, полными ужаса. Только тогда он опустил свою бездну-пасть и медленно сомкнул её, поглощая его целиком, будто живьём всасывая в мрак.

Остальные пытались отступить, но Мёнгук рванулся вбок, прорезав строй, как волна разрывает песчаную косу. Двое оказались отрезаны от своих, и в ту же секунду земля под ними дрогнула. Из почвы вырвались каменные корни, словно живые, они обвились вокруг ног, с хрустом ломая кости. Один из воинов закричал, но крик оборвался, когда туман сорвался с рогов Мёнгука и проник в его уши и глаза, вытягивая изнутри огонь жизни. Тело повисло, как кукла с обрезанными нитями.

Третий попытался применить технику укрытия духа, растворяясь в светлом мареве, но Мёнгук просто втянул этот свет в себя, как утренний туман исчезает под солнцем. Он видел всё – и тех, кто прятался, и тех, кто бежал. Его "игра" была всегда одной и той же. Он ломал саму надежду тех, кто посмел выступить против него. По собственной глупости, или самонадеянности? Это уже не имело значения…

Те, кто оставался жив, уже не пытались атаковать. Они, растерянно пятясь назад, вскидывали оружие лишь от страха. И всё же Мёнгук не торопился. Он мог бы уничтожить их мгновенно, но вместо этого каждый раз позволял им увидеть, как умирает их товарищ, как трещит их защита, как бессильно разлетаются в стороны техники, в которые они вкладывали годы жизни.

В какой-то момент один из молодых учеников сорвался и бросился прочь. Он даже успел добежать до опушки, когда перед ним из земли поднялась изогнутая, чернеющая арка – обломок рога, выросший прямо из тумана. Из него протянулась тень, ухватила беглеца за голову и одним движением втянула его обратно в мрак, словно он никогда и не существовал.

Едкий туман, струящийся из-под его окаменевших рогов, вдруг начал сгущаться и тянуться к уцелевшим, будто чувствовал вкус их страха. Он двигался не как обычный дым – его потоки извивались и разрывались, скручивались в тонкие нити, будто плели невидимую паутину. Один из старших учеников секты, с лицом серым от усталости, попытался воздвигнуть щит – плоский диск сияния, дрожащий, но ещё крепкий. Но туман коснулся его краем – и сияние погасло, словно в нём никогда не было силы.

– Н-невозможно… – успел только прошептать он, прежде чем упал на колени, хватаясь за грудь, будто пытаясь удержать что-то, что рвалось прочь. Его взгляд стал пустым. Даже слёзы не смогли появиться – слишком глубоким стало опустошение.

Мёнгук медленно повернул свою безглазую голову в его сторону. Там, где должна была быть морда зверя, зияла тёмная, бесконечно глубокая впадина – не рот, но уже сама предвестница небытия. И с этим движением новые струи тумана потянулись к другим.

Один из Да Доу Ши закричал, призывая своё артефактное оружие, но его верный клинок с дрожащим звоном выпал из рук. Так как пальцы перестали слушаться. Не было даже ощущения боли – просто внезапное, чудовищное осознание, что в тебе нет ни капли силы. Твоё ядро – пустое, холодное, как старый камень, и его больше никогда не наполнить.

Но Мёнгук всё также не спешил. Он будто бы смаковал это своеобразное угощение. Плоская лапа, обросшая чем-то, напоминающим корни деревьев, опустилась рядом с жертвой, вдавливая землю так, что та треснула. Потом – лёгкий, почти ленивый взмах когтей, и воздух сгустился, ломая чужой барьер, как хрупкое стекло.

Кто-то попытался бежать – туман оплёл ноги, и человек рухнул, не в силах даже пошевелиться. Мёнгук не сразу поглотил его – он прижал тело лапой, давя медленно, слушая, как трещат кости, пока с губ несчастного не сорвался сдавленный, надорванный звук.

С каждым новым вздохом чудовища люди вокруг становились тише. Не потому, что банально погибали, а потому что их голоса, эмоции, сама способность сопротивляться исчезали вместе с наполнявшей ранее их тела магией. Даже страх переставал быть ярким. Он превращался в сухую, безвкусную тень.

Когда первый полностью опустошённый упал лицом в землю, Мёнгук наклонился и впустил его в зияющую пасть. И в этот момент стало ясно, что монстр не ел тела – он пожирал саму суть, вырывая то, что когда-то делало человека живым.

А когда всё кончилось, Мёнгук остался стоять среди исковерканных и иссушенных тел, ни одно из которых не упало целым. Его пасть вновь была пуста, но туман вокруг стал плотнее, тяжелее, будто напитанный только что поглощёнными жизнями. Он сделал несколько неторопливых шагов вперёд – туда, где оставалась ещё пара живых, которые уже даже бежать не пытались, и в их глазах уже не было ничего, кроме пустоты…

…………

Туманная предрассветная мгла в горах, где располагалась обитель Пяти Пиков Бессмертных, ещё хранила хрупкую тишину. Но в обители секты уже поднимался гул тревожных гонгов. В главном зале, где висели сотни амулетов с именами лучших бойцов, один за другим стали с сухим, почти беззвучным треском раскалываться подвесы из нефрита. Вначале – медленно, с длинными паузами, но вскоре процесс ускорился, словно кто-то не просто убивал людей, а вырывал их саму суть из этого мира.

Лицо главы секты, Великого старейшины Хван До Ина, резко побелело. Он, ещё вчера убеждённый в том, что отправленный ударный отряд принесёт ему славу и политическую выгоду, теперь стоял, не в силах отвести взгляд от падающих осколков нефрита. Каждый амулет был связан с душой и жизненной силой владельца, и то, что трещины по ним шли не от грубой физической смерти, а от чего-то глубже, означало лишь одно – сама их суть, их “я” вырывалось из ткани реальности этого мира, словно выдранный с мясом нерв, не оставляя даже возможности перерождения.

Хван До Ин видел, как один за другим гаснут и разрушаются последние амулеты. Его сердце сильно колотилось, а холодный пот стекал по спине. Вчера он мечтал о том, как уничтожит легендарного зверя и войдёт в историю. Сегодня он понимал, что его амбиции не просто рухнули. Они сами вырыли ему могилу.

Он резко поднялся, срывая с пояса свои личные защитные печати и передавая приказ:

– Сворачиваем всё. Немедленно. Заприте ворота. Сообщите, что Мёнгук не найден. Он… исчез…

Но в глубине души он уже знал – исчезнуть должен был не зверь, а он сам. И как можно скорее…

Испытание небом

В ущелье, где скальные стены сжимали проход, Андрей и Цзяолин двигались почти бесшумно, стараясь не выдать даже дыхания. Воздух был густ, как тёплый мёд, и пропитан чужой магией, вязкой, липкой, будто сама земля под ногами стала болотом, в которое можно увязнуть навеки.

– Он насыщается. – Глухо сказал Андрей, останавливаясь и прикладывая ладонь к шершавой поверхности камня. – С каждым моментом его аура становится плотнее…

Цзяолин кивнула, но взгляд её был напряжён до предела. Она тоже ощущала, как силовые потоки вокруг медленно меняют направление, подчиняясь не привычным течениям, а чьей-то чужой воле. Здесь, в этой горной чаше, ветер уже не гулял свободно – он заворачивался в спирали, будто втягивался куда-то вглубь.

С дальнего склона донёсся глухой, но отчётливый удар. Это не был взрыв – скорее, хлопок, от которого дрогнули кости. Андрей резко вскинул голову. Он узнал этот звук. Это была не просто чья-то гибель, это момент, когда у жертвы вырывают саму суть магии, оставляя пустую, безжизненную оболочку.

– Значит, он уже дошёл до того, чтобы рвать ядра прямо из живых… – Пробормотал Андрей, и его голос стал ниже, опаснее. На миг оба, и парень и дракон, замерли на месте. Вдалеке, за несколькими гребнями, пронёсся едва уловимый, тягучий крик. В нём не было боли в обычном смысле – это был вой души, внезапно лишённой тела и смысла.

– Он близко. – Сказала Цзяолин. – Если мы пойдём по прямой, он нас заметит.

– По прямой мы и не пойдём. – Тут же отрезал Андрей, быстро оглядывая местность. Он уже строил маршрут, который позволил бы им уйти вглубь гор, но при этом избегать всех мест, куда потоки магии затекали слишком быстро – значит, там мог появиться и Мёнгук.

Но даже здесь, в относительной тени, ощущалось его присутствие. Оно не имело формы, но от него нельзя было спрятаться. Порой Андрей ловил себя на том, что пальцы невольно сжимаются в кулаки, а дыхание учащается – это было не его собственное чувство, а навязанное. Мёнгук тянул к себе внимание, как чудовище, играющее с добычей ещё до того, как её схватит.

Цзяолин вдруг замерла, и Андрей ощутил то же, что и она. Едва уловимый всплеск ауры, как дрожь на воде. Это был не сам Мёнгук, а тень его силы, брошенная на окружающих, чтобы ощутить, кто ещё жив.

– Не двигайся. – Тихо сказал Андрей, активируя защитные печати, что тут же плотным коконом закрыли их ауры. – Он ищет.

В груди закололо, будто кто-то холодным пальцем коснулся сердца. Всё вокруг на миг стало тусклым, лишённым звука. Мир будто задохнулся.

И только когда эта тень прошла, Андрей позволил себе сделать вдох.

– Если он поймёт, что мы где-то поблизости, – сказал он, – то не отпустит, пока не поглотить и наши сущности.

– Значит, нам придётся уйти глубже, чем он сможет достать. – Цзяолин решительно сжала когти на правой передней лапе, но в её глазах ясно читалось. Если придётся, она будет драться. Андрей в ответ лишь кивнул, но он уже и сам знал о том, что сражение с этим существом сейчас означало то же, что и для представителей сект, что сунулись к этому монстру со своими обычными приёмчиками – самоубийство.

В тот вечер, когда они наконец добрались до своей долины, ветер был холоден, а воздух пах мокрыми камнями и свежим снегом с дальних вершин. Луна уже вставала из-за гребня гор, отливая серебром застывшие сосульки на скалах. Андрей шагал чуть впереди, молчаливый, с руками, спрятанными в рукава, а за его спиной плавно двигалась Цзяолин, с глазами, в которых ещё яростно горел огонь драконьей сути. Её плавная походка почти не оставляла следов на свежем инею, но он чувствовал каждое её движение – так же, как она ощущала его беспокойство.

Они остановились на уступе, откуда виднелась вся долина. Лёгкий низкий туман, что стелился над небольшим озерцом, у подножия скал блестели редкие огоньки светлячков. Здесь было их убежище, их единственный тихий угол в мире, где теперь каждый их неосторожный шаг мог стать последним.

– Мёнгук… – Андрей произнёс это имя так, будто пробовал его вкус, и оно оказалось горьким. – В лоб его не взять. Не в этот раз.

– Он силён. – Согласилась Цзяолин, прищурив глаза. – Но у тебя ещё есть сила, которую ты не использовал.

Он молча кивнул. В памяти вспыхнуло, как он держал в ладони маленький флакон – не больше ногтя по размеру, но внутри покоилась последняя, третья капля крови Бога. медленно вращалась капля густой практически чёрной, но почему-то отдающей золотом жидкости. Даже сквозь печати на стенках сосуда исходил тихий, давящий рёв, и пространство вокруг казалось чуть дрожащим. Две такие же уже чуть не разорвали его тело изнутри, но именно они позволили ему и Цзяолин выжить и перейти на новый уровень силы. А эта… Эта могла изменить всё. Или уничтожить.

– Если я решусь на это… – Андрей наконец заговорил. – У меня будет шанс переломить исход. Но без подготовки она меня сожжёт.

– Значит, готовься. – В голосе Цзяолин звучала та твёрдая решимость, которую редко встретишь у столь молодой драконицы. – Я соберу всё, что нам нужно.

И уже через минуту её крылья развернулись, взбив вихри инея и листьев. Цзяолин взмыла в воздух, взрезав ночной холод, и скрылась между скал, оставив за собой лишь тихий свист ветра.