Сейчас они сидели в столовой с этим расписным, как в музеях, потолком в виде купола, и Марго в очередной раз удивлялась умению итальянцев жить в стиле «Dolce vita» – размеренность, никакой спешки, наслаждение моментом. В этом Энцо был профессионалом.

– Как же мне не хочется снова вспоминать… – вздохнул Энцо. – Двадцать пять лет назад это было. Я вел то дело. Знаешь, как в кино рассказывают – всю жизнь потом думаешь. То есть дело-то мы закрыли – всю землю носом перерыли и посадили одного, работал в том доме.

– В чем мотив был?

– Мадонна, ветчину забыл! – спохватился Энцо. – Тебе вяленую или сырую?

– Все равно, – пожала плечами Марго.

– И ту, и ту положу. Как раз к мяснику Гатти сходил… Так вот. Ты не знаешь, но в те годы страшное творилось – крали детей богатых родителей, особенно промышленников, требовали выкуп. Платили – куда денешься. Целая эпидемия таких дел была. – Энцо скрылся на кухне и зашуршал в холодильнике.

– Извини, что немного в сторону, но почему перестали красть? Как это решили? – крикнула ему вслед Марго.

– А элементарно: запретили крупные суммы в банках снимать. И как корова слизала. Кстати, про корову… Тебе принести пармезан? – отозвался Энцо.

– Как хочешь…

– У меня отличный – на рынке взял, не абы где… Так вот. О чем я? А! – Энцо вернулся в гостиную с подносом, заставленным едой. – Про Комо говорили, что шелковые семьи заранее собрали деньги и заплатили мафии – чтоб не трогали. Так и не знаю, правда или нет – никто не сознался. Может, и слухи… В общем, время такое было. Я слышал, что комиссар советовал богатым родителям увозить детей. Не смогу, мол, защитить. Уезжайте, и чтобы никто не знал куда. Но, видно, шелковые семьи были уверены, что договорились, поэтому остались на месте.

– А как… как того мальчика убили?

Энцо задумался. Наверняка он помнил все детали, но говорить ему было тяжело.

– Кикко. Федерико Бенедетто его звали. Племянник Риккардо Анелли, с которым ты сегодня встречалась. Начало лета было, семьи только собирались уезжать на море. Ты же знаешь, что все уважающие себя итальянцы летом едут на море? Если не в июле, то в августе точно?

«О да…» – кивнула Марго. Она уже знала по опыту, что в августе ни в коем случае нельзя болеть и вообще иметь хоть какие проблемы – все люди, способные помочь, в это время отдыхали.

– Сначала мы отрабатывали версию, что Кикко спрятался в багажнике машины и задохнулся – несколько часов на жаре, – можешь себе представить… Но потом эксперты доказали, что он не мог закрыть себя сам – нужно было надавить сверху на багажник. – Энцо многозначительно замолчал. – То есть Кикко убили…

– Но в итоге нашли убийцу?

– Должны были найти – и нашли. Мамма миа! Прости, что-то я разобранный весь – оливки же в холодильнике остались! – снова спохватился Энцо и побежал на кухню. Сегодня он был необычно для себя рассеянным.

Когда оливки наконец оказались на столе, Энцо продолжил:

– Одним словом, в итоге расследования посадили садовника. Выяснилось, что он был связан с мафией. На дружков его надавили, те его и сдали – что-то про свои планы украсть ребенка из богатой семьи говорил. Много чего еще по мелочи, но косвенно все, если честно. И вроде сошлось. Но он так и не признался. И… как тебе сказать… Что-то было не так, понимаешь? Задницей чувствовал и чувствую до сих пор, что не того тогда взяли. Не могу тебе объяснить. Чуйка.

Марго кивнула и пригубила вина. Она знала, что такое профессиональная чуйка. Приходит с опытом. Когда видишь, но объяснить не можешь.

– А сейчас еще один мальчик, – продолжал Энцо. – И тоже по крови Бенедетто. Что за проклятая семья такая?

– Но ведь, как я понимаю, никто сейчас не требовал выкуп за мальчика? – спросила Марго и потянулась за оливкой. Она знала, что у Энцо нельзя не есть – он расстроится. – Я не следователь, но из того, что я слышала… мальчик был связан – никто не пытался изобразить несчастный случай.

– Марго. Наверное, я не должен тебе такое говорить, но все равно это станет известно. Заранее меня прости… – Энцо помолчал. – В общем, ты не знаешь самого главного – как он был убит. Его… этого мальчика, Арно… его связали… И потом, я даже не знаю, как сказать… его горло… буквально набили коконами шелкопряда.

Марго закрыла лицо руками, но Энцо продолжал говорить:

– Его рот, гортань – десятки коконов с этими отвратительными сухими гусеницами внутри.

– Боже мой! – воскликнула Марго. Есть ей и так не хотелось, а уж сейчас особенно.

– Бедный мальчик задохнулся. Долгая мучительная смерть. Да… Проклятье Бенедетто какое-то.

– Ты хочешь сказать, что он был живым, когда…

– К сожалению, да, – вздохнул Энцо.

– Господи, как жестоко!

– Его челюсть была сломана в нескольких местах, Марго. Мальчик был еще жив, он сопротивлялся, когда убийца с силой раздирал ему рот и запихивал этих проклятых шелкопрядов. Я не понимаю, как так можно. Столько всего повидал, но… Это сделал не человек – монстр!

Марго попыталась сдержать воображение, рисующее, как это могло произойти.

– Я не могу объяснить такое, Энцо. Какой-то психопат, не иначе.

– Но давай уберем эмоции в сторону. Факты. Сейчас нужны факты, – рассуждал Энцо, глядя в окно, медленно постукивая рукой по столу.

От этого стука Марго, которой и так было не по себе, занервничала еще больше.

– Если так, то… я, конечно, не специалист, но… – соображала она, – должны быть следы ДНК убийцы? Я понимаю, что разглагольствую как домохозяйка, которая пересмотрела американских сериалов, но все же…

Энцо задумался:

– Понимаю, о чем ты: невозможно… запихать эти коконы в живого человека и не оставить на нем следов ДНК. Хм… Я уверен, что эксперты и так сейчас это выясняют. Анализируют и вещи, которые нашли в машине – талоны за парковку, упаковку от еды. Но это же небыстро, адский труд вообще-то.

Марго решила зайти с другой стороны:

– А как вообще до него добрались? Французский мальчик. Остановился, как я понимаю, с мамой в отеле на вилле д’Эсте. Там же наверняка камеры на каждом углу, под каждым кустом?

У Энцо был готов ответ:

– Я так понял, что мальчик пешком вышел из ворот виллы. Охранники его почему-то выпустили, хоть это и странно. Вроде бы он сказал по-французски, что его ждут, и показал в сторону дороги. Они подумали, что там такси. Эти тупицы не удивились, почему таксист не удосужился заехать за шлагбаум и почему малолетний мальчик гуляет один.

– Но куда он пошел? Зачем?

– Никто не знает, – вздохнул Энцо и откинулся в кресле. Достав новую сигару, он обрезал ее гильотиной, затем облизал, обжег специальной спичкой и затянулся. Дым устремился вверх, к нарисованному на потолке ангелочку. Это был обязательный ритуал Энцо после обеда. – У него был телефон. Возможно, кто-то ему позвонил. Сейчас это проверяют. Но, предвосхищая твой следующий вопрос, телефон не нашли, и он отключен.

– Хм… Странно, конечно, – думала вслух Марго. – Мальчик только что приехал, никого не знал… Куда и к кому он шел?

Энцо затянулся и развел руками, зажав сигару между пальцами:

– Полиция пытается выяснить. Так. Ты же придешь ко мне завтра на ужин?

Марго смутилась:

– У меня, похоже, завтра свидание – так что я без ужина.

– С тем женатиком из Иль Серенио? – вздохнул Энцо.

Марго знала, что Энцо считает ее эдакой заколдованной принцессой. Мол, она одна вовсе не потому, что с ней что-то не так, а потому, что, видите ли, ей не встретился подходящий принц. Марго забавляла эта идея, она-то все уже поняла про себя. И что никакой – даже самый распрекрасный – мужчина не изменит положения вещей.

– Ты слишком обо мне переживаешь, – мягко ответила Марго, но Энцо только вздохнул.

Он смотрел на нее с легкой укоризной, словно хотел сказать, что ее жизнь могла бы быть совсем другой, если бы она просто немного чаще слушала его советы. Но обсуждать это сейчас было не время.

– Хорошо, – наконец сказал Энцо, – но обещай, что будешь осторожна. И не забудь, что мир не всегда так прост, как кажется.

Марго кивнула. Забота Энцо всегда была искренней.

Когда Марго вернулась к себе, она вдруг поняла, что усталость уже затмила все мысли. Но в душе появилось что-то новое – тревога, которая с каждым часом становилась сильнее. Слишком много вопросов, слишком мало ответов, и все они вращались вокруг двух слов: Анелли и Бенедетто.

Глава 8

Каждая гусеница за свою жизнь проходит через четыре этапа линьки и увеличивается в размере в тридцать раз. Гусеница живет от 26 до 32 дней.

Утром, то есть утром по меркам Марго – в одиннадцать, она отменила нескольких клиентов (благо чек, в тот же день переданный Риккардо через бухгалтера, это позволял) и отправилась к Бебо. Просьба Анелли была странной, и Марго хотелось как можно скорее отделаться от нее, раз уж согласилась.

По городу словно пронесся смерч – каждая витрина изо всех сил зазывала скидками. Кто-то скромно и с достоинством начинал с 30 %, кто-то сразу заявлял 50 %, а кто-то заходил с козырей – 80 % скидки. На общем фоне обещаний безумной выгоды некоторые рестораны выглядели странно: их витрины не светились, на дверях висели объявления: извините, мы закрыты на каникулы. В переводе – мы в эту скидочную игру не играем, устали обслуживать вас на Рождество, мы тоже люди, поэтому поедем в Таиланд / в Перу / на Карибы.

Бебо жил в самом центре Комо, на улице Гарибальди. Снова синьориле – первый этаж, отметила про себя Марго. Она вошла во внутренний мощеный дворик, перегруженный дорогими машинами. Роскошная мраморная лестница, лепнина на стенах. Логично, что именно здесь жил отпрыск Анелли. Марго позвонила в дверь – ей открыла очень полная девушка в очках с розовой, какой-то детской оправой.

– Мари-Лиза, – представилась девушка.

– У меня назначена встреча с синьором Уберто Анелли. Я психотерапевт, от синьора Риккардо.

Девушка впустила Марго в квартиру.

– После того что случилось, Бебо очень расстроен, понимаете? Он знал бедного Арно – это ведь его племянник.

– Я смогу пообщаться с ним? Просто задать несколько вопросов?

Девушка была явно смущена:

– Вы попробуйте, только он сейчас не говорит. С ним бывает такое. Особенно когда он нервничает.

Марго зашла в большую комнату, которая, очевидно, была и гостиной, и мастерской – на подрамниках стояли холсты. Какие-то картины были закончены, какие-то – заброшены. Некоторые повернуты к стене. Бебо, невысокий худощавый парень лет тридцати – тридцати пяти, сидел на заляпанном краской, дорогом дизайнерском диване. Деревянные полы тоже были все в краске. У Бебо были вьющиеся немытые каштановые волосы неопределенной длины – словно он не мог решить, стричь их или отращивать. На нем болтались, спустившись почти до паха, только широкие грязные джинсы. Пронзительные голубые глаза – Марго узнала стеклянный, направленный внутрь себя взгляд шизофреника. Она уже видела такое на курсе по психиатрии.

– Называйте его Бебо – так проще, – подсказала Мари-Лиза.

– Бебо, я пришла поговорить с вами насчет Элены и Арно… Мне очень жаль, что так случилось.

Но Бебо не слышал Марго – он жестикулировал и словно вел диалог с кем-то.

– Бебо, – снова попыталась Марго.

– Вы извините, он сегодня очень плох, – оправдывалась Мари-Лиза, будто пытаясь защитить Бебо. – Почти ничего не ел, с ложечки кормила… Он, когда такой, совсем себя запускает. Возможно, придется в клинику звонить…

– А вы его сиделка?

Девушка смутилась:

– Нет, что вы – я его двоюродная сестра. Просто иногда забочусь о нем – мне не трудно.

– Он говорил что-нибудь? Может быть, про червей?

Мари-Лиза развела руками:

– Мне очень жаль, хотелось бы вам помочь, но Бебо после всего, что случилось с Арно, вот такой. Он был сильно привязан к племяннику. Они дружили.