Делать было нечего. Похоже, Риккардо Анелли зря потратил свои деньги. Марго из вежливости спросила:

– Можно мне посмотреть картины? Вы не против?

Девушка улыбнулась:

– Конечно, смотрите – Бебо настоящий художник, профессиональный. Он учился, вы знаете? Да, несмотря на болезнь, частно. У Бебо большой талант.

Марго стала рассматривать холсты. Узнаваемые черно-белые пейзажи Комо, написанные не то чернилами, не то тонкими маркерами. Дуомо, пьяцца Сан-Феделе, какой-то причал, маяк в Брунате – идеально соблюденные пропорции, полотна, испещренные мелкими-мелкими штрихами сумасшедшего. Марго стало не по себе – что-то тревожное, нервное исходило от этих картин. Тут не было ни легких мазков кисти, ни карандаша, едва касающегося холста. Марго почему-то вспомнила «Мадонну» Мунка. Вернее, литографию, где были еще эмбрион и сперматозоиды. Скандальную картину, изображающую женщину в экстазе, от привычной Мадонны там остался лишь нимб. Высокие скулы, голые грудь и живот. Красивое страстное лицо, в котором сплелись жизнь и смерть. И подумала: если бы Бебо рисовал людей, они наверняка были бы в том же духе.

В картинах Бебо чувствовалась одержимость, необходимость как можно плотнее заполнить пустоту, забить ее под завязку этими странными штрихами. Они буквально щупальцами затаскивали в свое больное нутро, лишая воздуха и способности мыслить. Там было слишком много Бебо – такого, каким его сейчас увидела Марго. Сумасшедшего.

Марго не могла отделаться от ощущения, что она наблюдает сейчас за миром, закрытым для обычных людей. Миром, в котором Бебо был и творцом, и жертвой.

Глава 9

После каждой линьки гусеница ненадолго замирает, будто уходит в медитацию. В этот период ее называют spazzolata – «зачесанная», потому что тело становится гладким и блестящим.

По забавному стечению обстоятельств квартира Франческо тоже была в центре Комо, на улице Гарибальди. Буквально в двух домах от Бебо на той же стороне, в надежном отдалении от молодежной и шумной пьяцца Вольта, но при этом в приятной близости ко всем преимуществам центра города.

В гардеробе Марго было много откровенной одежды, которую она надевала только на свидания. На сессиях с клиентами на ней часто были водолазки с надежным воротником под горло (итальянцы их называют «dolce vita»^[14] – сладкая жизнь, какой контраст!), блузки, закрытые платья – ничего откровенного, чтобы клиенты не отвлекались на личность психолога. Для свиданий же Марго предпочитала короткие юбки, бюстье, низкое декольте, всякие облегающие платья с голой спиной – любые варианты, чтобы изначально ясно показать свои намерения. Сегодня она надела асимметричное черное платье с открытым плечом и высокие сапоги.

Марго позвонила в дверь – Франческо уже ждал ее. Квартира была небольшая, обжитая, но Марго сразу поняла: это жилье для посуточной аренды, которое он снимает по случаю. Никаких личных, небрежно брошенных предметов – лаконичный дизайн, ничего лишнего. Кожаный практичный диван, бежевые стены, идеально убранная кухня, где, очевидно, никто не готовил. Репродукции известных фотографий на стенах – Марго узнала работы Хельмута Ньютона. «А возможно даже, это его квартира, которую он сдает, но точно не живет в ней постоянно. Что ж, удобно, – хмыкнула про себя Марго. – Можно пользоваться, когда нет брони от туристов – и денег не теряешь, и время с пользой проводишь».

Тем не менее Франческо ей нравился – он не стал сочинять небылицы. Они оба прекрасно понимали, зачем встретились, и не пытались изображать что-то еще. Sex only^[15] – такая концепция более чем устраивала Марго. И наконец-то этому появилось четкое определение!

Франческо стал раздеваться и раздевать Марго сразу, как только она вошла в спальню – разговоры были лишними. Его не интересовало ее нижнее белье, все эти промежуточные этапы, которым женщины уделяют так много внимания. Он одним махом стащил с Марго и платье, и лифчик, и трусики, не задержавшись даже на чулках. У Франческо было красивое спортивное тело, крупные сильные руки. Марго не интересовало, ни кем он работает, ни есть ли у него на самом деле жена. Только секс. Как долго он сможет? Делает ли он куни? Любит ли он минет? Сверху или снизу? Сзади? Сколько раз?

Франческо был раскованным, уверенным в себе и явно не беспокоился, получится ли у него оказаться на высоте.

Вскоре Марго получила ответы на все свои вопросы и осталась удовлетворена. Дважды. Она лежала и думала, что было бы здорово повторить. Жаль будет, если это на один раз. Встречи на один раз случались с ней редко. Если только попадался неуверенный в себе партнер, который боялся продолжения.

Франческо мягко поцеловал ее волосы:

– Хочешь, примем ванну вместе?

Марго вздрогнула:

– Нет, я ненавижу ванну. И воду вообще.

– Хм, – засмеялся Франческо, – что-то я не заметил, что ты не моешься. – Он провел рукой по ее груди, задержавшись на соске.

– Только не в ванне.

– Нет, ты серьезно? – Франческо, по-видимому, решил вплотную заняться ее соском.

– Серьезней некуда. Мне пора. – Марго собралась уходить.

– Погоди, – растерялся Франческо, – у меня венецианская лодка – хотел покатать тебя на выходных – зимой самое то, в ней не холодно. Кстати, там небольшая каюта, и мы могли бы…

– Извини, Франческо, не могу.

– Называй меня Франчи. – Он притянул ее к себе.

– Все равно не могу.

Марго выбралась из постели и стала натягивать на себя одежду. У нее вконец испортилось настроение: как можно быть таким хорошим любовником и одновременно настолько эмоционально тупым? Впрочем, они, мягко говоря, не знали друг друга – и Марго понимала: винить Франческо, что он оказался нечутким, не считывал ее чувств, глупо и бессмысленно. Как раз такие мужчины были стабильными, деятельными и редко попадали в кабинет психолога. Но Марго нравился этот типаж. Они редко привязывались и не забивали себе голову сентиментальной чепухой. А еще не особо интересовались, кем она работает.

Домой Марго возвращалась одна. Франческо не пришло в голову ее провожать, да она бы и отказалась. До виа Вольта было пять минут пешком. И без того малочисленные январские прохожие исчезли – после десяти вечера людей сдувало словно пылесосом, даже запоздавших собачников. Марго слышала лишь звук своих шагов по мокрой брусчатке. Вдали, на закрытой туманом горе Санта Кроче, выделялся подсвеченный электричеством яркий крест.

Глава 10

За свою жизнь каждая гусеница съедает примерно пять килограммов листьев тутовника (шелковицы). В действительности шелк – это слюна шелкопряда, затвердевшая на воздухе.

Марго ждала первого клиента в кабинете. Она выполнила обязательства перед Анелли, и печальная история стала отходить на второй план. Марго перебирала записи, когда в дверь постучал Габриэле:

– Кофе заказывали? – У него в руках было два бумажных стаканчика.

– Спасибо, Габриэле, – снизошла Марго, – но у меня скоро прием.

– Я пришел рассказать, что узнал про Бенедетто и Анелли.

Марго посмотрела на часы – время до начала еще оставалось. Нельзя сказать, что ей было очень уж интересно узнавать подробности жизни шелковых семей – зачем? Но Марго все же согласилась, скорее из вежливости и потому, что уже встречалась с несколькими Анелли.

– У них сложные отношения, у всех, – начал Габриэле, прихлебывая кофе.

– Не сомневаюсь. – Марго тоже попробовала кофе – капучино без сахара и с корицей. Отлично.

– Ты же понимаешь – город маленький. Элита вся знакома между собой. В общем, сестры Бенедетто с какого-то момента друг друга возненавидели. То не разлей вода были, ездили в их родительский дом на Сицилии на все лето. Дети буквально вместе росли. А потом как отрубило. Вусмерть расплевались.

– Да? И почему? – вяло поинтересовалась Марго.

Обычные сплетни, ругань в семье – что может быть нового на этом свете? Этих историй она наслушалась на жизнь вперед.

– В том-то и дело, что никто не знает. И это странно, потому что…

– Город маленький, – продолжила Марго. – Скажи, а что ты знаешь про шелкопрядов?

Марго вдруг стало интересно, ведь по сути вся история, получается, развивалась вокруг этих насекомых.

– Ну… то же, что и все, – замялся Габриэле. – Можно я все-таки сяду? – Он устроился в кресле и продолжил задумчиво прихлебывать кофе. – Сначала их открыли в Китае, потом завезли в Европу. Многие на этом бизнесе поднялись. Это ты и погуглить можешь.

– Нет, ну а сам шелкопряд? Какое-то особенное значение, может быть, на итальянском? Или на комасском^[16] диалекте?

– Нет, обычный мотылек, серый и страшный, откладывает яйца. Помню экскурсию времен школы в местный музей. Из яиц вылупляются еще более противные серые гусеницы, которые как не в себя жрут шелковичные листья. Потом выделяют слизь – это на самом деле нить, – ну и закукливаются в нее. И дальше, до того как сформировался мотылек и прогрыз нить, кокон опускают в кипяток.

– Б-р-р, – поморщилась Марго.

– Белок, который выделяется при этом, тоже важен. Он делает нить более плотной, защищает ее.

– Отвратительный процесс.

Габриэле усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что не носишь шелк? Что все твои блузки, платья… Вот та белая блузка, в которой ты была на вилле д’Эсте. Или вот то летнее синее платье, которое ты надевала на праздник в прошлом году. А?

«Может, он все-таки не про женщин?» – подумала Марго. Невероятно так помнить чью-то одежду. И эти его суженные брюки, приталенные рубашки. Лоферы ручной работы. Его волнует, как он выглядит. И машина у него слишком яркая – этот синий «Порше» с открытым верхом. Нет, наверняка не так все просто.

– Твои шарфы от Hermès, которые тебе так нравятся…

– Дойди еще до моего нижнего белья, – зашипела Марго.

– Твое нижнее белье, – продолжал перечислять Габриэле, – из синтетики? Это как есть мясо и говорить, что убивать животных – отстой. Лицемерно.

– Но я же не знала, что их кипятят, – оправдывалась Марго. – Я думала, берут пустые коконы и прядут из них шелк.

– Правда – она не всегда удобна, знаешь ли. Ну а еще все эти тонны воды, которые используются для производства шелка, просто сливаются. Непригодны больше ни для чего.

– У нас говорят, что если хочешь есть колбасу, то не должен видеть, как ее готовят.

– Типа того. Забавная поговорка. Все время забываю, что ты русская. Ты, кстати, не скучаешь по России?

– Нет, – отрезала Марго. – Кстати, тебя там не ждут клиенты? Или mamma? – Марго понимала, что Габриэле не заслуживает такого отношения, но она слишком не любила, когда спрашивали про личную жизнь и особенно про Россию.

– Извини… – Габриэле почувствовал напряжение. – Мне хотелось как-то быть тебе полезным. Все-таки там в морге сейчас лежит ребенок, изрезанный патологоанатомом… – Он наконец обиделся. – Мы даже не можем себе представить, как это выглядит.

– Почему же? – спокойно сказала Марго. – Вообще-то в России я была врачом-терапевтом. Во время учебы мы ходили на практику, в том числе в морг. Так что я хорошо представляю себе, как выглядит ребенок, изрезанный патологоанатомом. Поэтому мне и не все равно.

– Все сейчас на нервах из-за мальчика, я тоже… Все хотят, чтобы преступника нашли как можно скорее.

– А по-моему, тебе понравилось играть в детектива, – улыбнулась Марго. – Скажи мне, если я ошибаюсь.

– Если еще что-то узнаю – скажу.

– Попроси в следующий раз посыпать капучино шоколадом! – крикнула Марго вдогонку Габриэле.