Убийства и цветочки (страница 2)

Страница 2

И даже сейчас, глянув на то место, она почувствовала болезненный укол в сердце. Сначала она не поняла, в чём дело. Но потом невольно замедлила шаг и остановилась в задумчивости. Влажная тёмная земля была безупречно чистой. Ни единого сорняка или травинки. Но что‐то было определённо не так. Только вот что?

Оленька некоторое время постояла на одном месте, глядя прямо перед собой, и лишь потом её осенило:

– А где же моя красавица?

Увы, на том месте, где полагалось расти ёлочке, сейчас было ровное место.

– Где же она?

Оленька даже огляделась по сторонам, словно ёлка могла самостоятельно выбраться с одного места и перебазироваться куда‐то ещё. Разумеется, этого не случилось.

– Ничего не понимаю. Неужели украли?

Оленька опустилась на колени и принялась исследовать землю.

– Никаких следов. Ах нет, вот! Есть один.

След был отчётливо виден. Отпечаток большого размера голой человеческой ноги чётко отпечатался на влажной земле. Это было не совсем то, что ожидала увидеть Оля. И она замерла в недоумении. Откуда бы ему тут было взяться этому отпечатку? К Оле мужчины не приходили. Да и в любом случае ещё вчера вечером она прошлась грабельками по всему участку, чтобы придать ему законченный идеальный вид перед визитом завтрашней отборочной комиссии. Так что с вечера следа тут остаться не могло, значит, он появился не далее как минувшей ночью.

– Кто‐то гулял по моему саду босиком. И стащил мою любимую ёлочку!

Но вспомнив, что конкурс начнётся в самое ближайшее время, Оля решила, что с пропажей ёлочки разберётся позже. В конце концов, такие дела у них в посёлке прежде не случались. И Оля рассчитывала, что всё так или иначе обойдётся. Хотя как обойдётся? Вряд ли тот, кто среди ночи пришёл к ней в сад и выкопал у неё растение, завтра появится с извинениями.

– Не могу представить ситуации, когда кому‐то столь безотлагательно понадобилась моя красавица. Может, в подарок? Но почему ночью? И почему босиком?

И всё же сейчас было необходимо поспешить и проверить в первую очередь свои тюльпаны. Ужасная мысль пришла Оле в голову. А вдруг и тюльпаны тоже пропали? Вдруг таинственный вор покусился и на них! Дорога до заветной клумбы показалась ей вечностью. Но нет, к огромному её облегчению, сиреневое облачко виднелось на том месте, где ему и полагалось быть. Рядом с ним распускали плотные головки темно-фиолетовые тюльпаны, которые в бутонах вообще казались почти чёрными. И довершали композицию тюльпаны такой нежной светло-лиловой окраски, что их издалека можно было принять за белые.

Полюбовавшись этой композицией и отметив, что сегодня она выглядит ещё нарядней и свежее, чем вчера, Оленька переместилась к следующей полянке. Всего у неё было заготовлено для жюри три цветника, каждый был оформлен в своей цветовой гамме.

– Какой‐нибудь один уж точно окажется победителем, – успокаивала себя Оля, одновременно теша себя мыслью, а вдруг да и удастся завоевать сразу три призовых места?

От такой мысли её пробирала сладостная дрожь, хорошо понятная только настоящему страстному цветоводу. И хотя Оля знала, что надо просить многое, чтобы получить хоть малое, но всё равно такую мысль она даже старалась не допускать, чтобы потом разочаровываться было не столь мучительно больно. Занять все три призовых места! А больше ничего не нужно, ведь нет?

Следующая площадка была оформлена с использованием живописных камешков, уложенных один на другой в виде пирамидок. Увы, ближайшая к зрителям пирамидка за ночь немного сползла в сторону. А когда Оля принялась её поправлять, то обнаружила, что на светлом песчанике виднеются какие‐то тёмные пятна. Казалось, что кто‐то наляпал тут озёрным илом, который подсох и застыл. Оттереть пятна не получилось, грязь моментально впиталась в пористый песчаник, пришлось переворачивать камни так, чтобы пятна не слишком бы бросались в глаза. И тут на земле тоже Оля заметила знакомый ей уже след босой ноги.

– Да что же такое! Он у меня по всему участку шастал!

К счастью, тюльпаны неведомого ночного гостя не заинтересовали. Они все находились в наличии. Сколько их было с прошлого вечера, столько оказалось и сегодня утром. Махровые огненно-красные, золотисто-оранжевые и просто золотые, они создавали впечатление огненной реки, которая протекала между островками песчаника. Полюбовавшись и убедившись, что тут снова всё в порядке, Оля перешла к своей третьей и главной лужайке.

Тут она собрала самые простые красные тюльпаны, которые достались ей ещё от прежних хозяев. Ничем особенным в расцветке эти тюльпаны не отличались, но зато их было много, и все они были необычайно крупными. Их яркость успешно была разбавлена несколькими сортами нарциссов, которые своими золотисто-белыми пятнами позволяли глазу передохнуть. При кажущейся простоте цветник потребовал немало сил. Только на то, чтобы добиться цветения тюльпанов и нарциссов строго в одно время, Оле понадобилось почти три года. Лишь за три года она подобрала сорта нарциссов, которые бы устраивали её по срокам цветения.

Именно на эту композицию Оля делала основную ставку. При кажущейся простоте она была настолько эффектна, что бросалась в глаза ещё издали. И все, кто заглядывал к Оле в эти дни, сразу же обращали внимание именно на неё.

Катя так прямо ей и сказала:

– В этом году тебя ждёт успех!

– Хотелось бы.

– Даже не сомневайся! Красные тюльпаны просто чудно хороши. Ты победишь!

Это уже прибавила Светлана. Обе женщины были частыми гостьями у Оли. Они жили в посёлке дольше и сразу же взяли над ней шефство, введя в местное общество. Вот и вчера они заглянули к ней, чтобы подбодрить.

– Мне доподлинно известно, что в этом году состав жюри новый. Генриетта вывихнула лодыжку, она не сможет ходить по садам. Понятное дело, ей бы хотелось, но её инвалидное кресло не везде пройдёт. А с костылями она передвигаться не желает. Соответственно, её мужа в жюри тоже не будет. А он лучший приятель Поликарпа Ивановича.

– Конечно, это может ни о чём и не говорить, – включилась в разговор Катя, – но Генриетта дружит ещё и со всеми тремя твоими соперницами.

– Таким образом, – невозмутимо продолжила Светлана, – из прежнего коллектива в жюри до вчерашнего дня оставался один Николай Трофимович. Но и он взял самоотвод. Его не устроили двое новеньких, кто вызвался судить вместо Генриетты с мужем.

– И кто же они? Кто новенькие?

Катя радостно просияла и открыла рот, чтобы ответить, но тут уж Светлана её опередила.

– Пока это тайна! – решительно заявила она.

И пошла к выходу, не прибавив больше ни слова. Катя последовала за ней, но при том она так лукаво подмигивала Оле, так улыбалась и делала такие странные пассы руками, тыкая то в свою пышную грудь, то в прямую спину удаляющейся подруги, что можно было понять и без всяких слов. В составе нового жюри как минимум два голоса будут голосовать за победу Оли.

Это было так отрадно! Оставалось лишь убедиться, что её композиция безупречна и достойна самой высокой похвалы. Но подойдя к ней, Оля внезапно окаменела. Вся идеальная симметрия была безжалостно нарушена неким чужеродным телом. И хуже всего было то, что вторгшееся на чужую территорию тело самостоятельно никуда исчезать не собиралось.

Глава 2

Жюри любителей тюльпанов бродило по «Лесной Сказке» уже третий час подряд. Желающих выставить свои цветочные композиции на празднике оказалось так много, что Катя со Светой уже много раз почувствовали лёгкое сожаление, которое по мере того, как время бежало, а конец конкурса всё ещё не наступал, перерастало в тщательно скрываемое от всех остальных раздражение.

Но внешне это никак не проявлялось. Обе женщины были слишком хорошо воспитаны, чтобы дать понять, как тяготит их новая обязанность, которую они добровольно взвалили на себя. И всё же иногда их охватывало жгучее желание дать хорошего пинка Николаю Трофимовичу, который всё же принял на себя председательство и теперь просто невыносимо затягивал с осмотром работы каждого конкурсанта.

Светлане приходилось легче, чем её подруге. Светлана с детства занималась спортом, имела разряд и была привычна к долгим пешим прогулкам, можно сказать, что она их любила. И заявляя себя и подругу для участия в составе жюри, полагала, что всё получится легко и просто. Но оказалось, что прежнее жюри относилось к своей работе с необычайной добросовестностью. С ними ходил фотограф, который хоть в составе жюри официально и не состоял, но свои замечания опять же делал и требовал, чтобы на них реагировали. Кроме того, на каждый участок набивалось множество любопытных, которые активно болели за своих фаворитов.

– Наш лозунг всегда был, есть и будет: «Каждому цветку максимум внимания!»

И сам глава комиссии Николай Трофимович ясно дал понять двум новеньким, что и от них тоже потребуется самое серьёзное отношение к делу судейства. Он подолгу созерцал каждую предложенную на конкурс клумбу, задавал многочисленные вопросы конкурсантам и получал на них многословные разъяснения. Также он обращался за советом к своим помощницам, прося их оценить с того или иного ракурса тот или иной шедевр садового творчества. Иногда им казалось, что Николай Трофимович нарочно над ними измывается, но разумеется, это не могло быть правдой.

– Мне кажется или мероприятие никогда не кончится? – прошептала Катя, которая была непривычна много времени проводить на ногах.

Она переминалась, жалобно вздыхала и смотрела на Николая Трофимовича с таким видом, словно намеревалась силой мысли заставить двигаться его быстрее. Но то ли телепат из Кати оказался слабенький, то ли Николай Трофимович обладал особо мощным защитным экраном, способным останавливать любые волны, идущие в его сторону, но ничего у Кати не получалось. Николай Трофимович и ухом не вёл в ответ на её мысленные пассы ему.

– Сколько у нас ещё впереди претендентов?

– Пятеро.

– О нет!

– Главное помни, ради чего мы это затеяли.

– Я помню, Светулик, помню, – шёпотом отозвалась Катерина. – Было бы ещё на что смотреть. А то ведь ничего стоящего не показывают. Но Николай Трофимович как уставится на какой‐нибудь дохленький цветочек, так и замрёт возле него, словно в экстазе.

– Он замрёт, а ты иди и отдохни.

И Катя пошла в тенёчек. День выдался необычайно жаркий для начала мая. Солнышко припекало, как не всегда позволяло себе и летом, а Катюша плохо переносила жару. В её теле присутствовала некоторая дородность, а местами так и вовсе набралась тучность. Надо сказать, что Катя некоторую полноту пороком отнюдь не считала. И даже наоборот, своими могучими телесами она гордилась. А выискивая на картинах Рубенса женщин себе под стать и с гордостью указывая на их пышные формы, она сравнивала их со своими, понимая, что во времена художника была бы буквально на вес золота.

Любимый мужчина так Катюшу и называл:

– Ты у меня сто килограммов чистого золота.

И всё было между ними прекрасно, покуда мужчина зачем‐то не вздумал уточнить, что сто килограммов – это на самом деле центнер. Такая любовь к точным единицам измерения веса дорого ему обошлась и навсегда лишила благорасположения Кати. Сравнение с центнером показалось ей обидным. Сто килограммов золота звучало романтично. А вот центнер для неё отчего‐то попахивал навозом. Не то что Катя плохо относилась к данному ценному удобрению, но в любви ему места не видела.

Сейчас сто килограммов золота томно обмахивало себя веером, украшенным зелёными с синим отливом перьями, и дожидалось, когда они пойдут оценивать сад их лучшей подруги Оли. То есть займутся именно тем, ради чего и пожелали участвовать в этом судействе. Веер она захватила с собой очень кстати.

– Позвольте вас немножечко стеснить.