– Света, а откуда он вообще появился? Кто он?

– Кто? Мертвец? То‐то и загадка. Пока что никто из наших соседей его не признал.

– Он чей‐нибудь гость?

– Вряд ли. И уж точно он не житель нашего посёлка. И более того, Роберт Владленович его тоже не знает.

– Может, просто не признаётся?

– Он утверждает, что обнаружил труп пострадавшего сегодня в восемь часов утра. Будучи врачом-кардиохирургом, он определил приблизительное время смерти. Где‐то между тремя и пятью часами утра. И ещё он сказал, что труп перемещали.

– Ну, правильно, он сам его и переместил! Посадил на шест, превратил в пугало! Хотел таким образом спрятать тело. Знал, что к нему вот-вот наведается конкурсная комиссия. Закопать уже времени не хватало. В дом не потащил, там возле дома слишком открытое пространство, случайно соседи могли увидеть, как он мертвеца таскает. Вот он труп на шпалеру для виноградника и переместил.

– Нет, первое перемещение произошло ещё до всех перечисленных тобой манипуляций.

– Как это?

– Убийство случилось не тут, а где‐то в другом месте.

До того момента Катя не думала о случившемся в таком ключе. И сейчас она ощутимо побледнела. Вся кровь отхлынула от мозга, попросту ушла в пятки, и Катя пошатнулась.

– Уб-бийство, – прошептала она.

– А ты что думала?!

Катя думала всё, что угодно другое. Внезапно случившийся инфаркт, инсульт или что‐то такое в том же духе.

– Ты точно знаешь? – пролепетала она.

– Роберт Владленович сам и сказал, когда оправдывался за содеянное. Сказал, что хоть найденное им в собственном саду тело не носило на себе следы насильственного воздействия, постороннего воздействия, но тем не менее погибший был сравнительно молодым человеком, а такая смерть всегда требует расследования. Другими словами, он считает, этого человека убили.

– Он не может ошибаться?

– Он же врач. Хирург. Ему ли не знать. Он сказал, что есть некоторые моменты, которые указывают на остановку сердца от неестественных причин. Но чем вызвана остановка, нужно прояснить. Возможно, отравление. Возможно, человека чем‐то насильно напичкали, а потом отпустили умирать. Хотя, когда труп нашёл Роберт Владленович, то мертвец выглядел вполне пристойно. Никаких следов насилия, никакой грязной испачканной одежды. Разве что волосы выглядели странно.

– Странно? Как именно странно?

– Ну, вроде как были мокрыми.

– То есть труп искупали? А потом ещё и переодели?

– Да. Возможно, так было сделано, чтобы смыть с тела все посторонние отпечатки.

– И соломенную шляпу трупу там тоже выдали, где его и переодевали? – поинтересовалась Катерина.

– Нет. Шляпка – это собственность самого Роберта Владленовича. Верней, шляпка принадлежала его бывшей жене. Он нацепил её на голову трупа, когда ему пришла в голову идея спрятать от посторонних глаз тело под видом пугала.

Несмотря на то что ситуация была крайне запутанной, Катя не смогла сдержать приступ любопытства.

– А где она сейчас?

– Кто? Шляпа?

– Нет, его жена. Где она?

Вместо того чтобы рассердиться за неуместные расспросы, Светлана ответила неожиданно миролюбиво:

– Вроде бы сбежала. Кто‐то мне говорил, что в разводе они.

– Давно?

– Уже почти год.

– И что же она так без шляпки и ушла от него?

Тут даже терпению Светланы пришёл конец.

– Ну какая тебе разница? В шляпке она удалилась или без шляпки? Ушла и ушла, забудь про неё.

Но Катя не могла забыть.

– Если бы я уходила от мужа, то забрала бы все свои вещи.

– Ты же никогда не была замужем!

Замечание подруги задело Катю.

– Как неделикатно с твоей стороны напоминать мне об этом! – дрожащим от обиды голосом произнесла она. – Можно подумать, что мною вообще никто никогда не интересовался, тогда как ты прекрасно знаешь, что это не так.

– Успокойся. Я знаю и все знают, что ты пользовалась вниманием мужчин.

– И до сих пор им пользуюсь!

– Катя, какое нам дело до чьей‐то там шляпки! Ты бы взяла, а она придерживалась другого взгляда на вещи и оставила шляпку. Может, с этой шляпой у неё были связаны плохие воспоминания. Вот она её и оставила.

– Допустим. А сам Роберт Владленович почему от шляпки своей жены за целый год не избавился? Не нашлось для этого времени?

– Слушай, что ты ко мне с этой шляпой прицепилась? Далась она тебе! У нас дело посерьёзней будет. Мы сейчас идём к Анне Вольфовне. Так что морально соберись и приготовься.

– А к Оле мы когда пойдём?

– Потом, – твёрдо произнесла Светлана. – Сперва сделаем своё дело! Мы с тобой затеяли помочь Оле получить приз. И она его получит. Никакие трупы не встанут у нас на пути!

И они отправились к следующей участнице конкурса, перед встречей с которой Светлана не случайно призывала Катю к мобилизации всех своих ресурсов. Анна Вольфовна была личностью непростой и среди своих соседей в посёлке слыла заядлой чудачкой. Любила она рассуждать о скором наступлении конца света на всём земном шаре вообще и в каждой отдельной его стране в частности. Но как‐то всегда у неё это так складно звучало, что вроде бы и пугаться не стоило. Ну конец света, ну что тут такого особенного? Подумаешь! Наши люди в своей жизни ещё и не такое видывали. Чего-чего, а нас такими пустяками не напугаешь.

– У нас каждый день живёшь как последний, – констатировала Светлана.

Но эти её разговоры были ещё полбеды, хуже было то, что никогда точно нельзя было предугадать, с какой ноги встала эта женщина утром. Если с нужной, то встреча с ней могла пройти благополучно. А вот если нет, тогда можно было ждать любых неожиданностей. И в последнее время это стало актуальным, как никогда раньше. Случалось, что невиннейшее замечание вызывало у Анны Вольфовны выплеск неконтролируемой агрессии, так что она буквально кидалась на людей с кулаками.

Ко всем прочим своим странностям, Анна Вольфовна была адептом «Встречи последнего дня». Так называлась группа единомышленников, некоторые были членами этого общества уже во втором или даже в третьем поколении. То есть их родители, а иногда и дедушки с бабушками тоже усердно готовились к встрече того самого последнего дня. Это тоже, как считали подруги, наложило отпечаток на психику соседки.

Сама Анна Вольфовна в ожидании конца света ничего странного не видела.

– Всё к тому и идёт, – говорила она. – Только слепой не увидит.

В частности, у самой Анны Вольфовны на участке на случай наступления «последнего дня» имелся очаровательный погребок, выкопанный ещё её дедом, а нынче покрытый изумрудным мхом и усаженный какими‐то крохотными белоснежными цветочками, которые цвели с ранней весны и до поздней осени без всякого перерыва на обед, сон и отдых.

В погребок вёл круглый проход, украшенный кружевными занавесочками, которые развевались на ветру, стоило приоткрыть пошире дверь. Там, в тишине погребка, Анна Вольфовна предпочитала отсиживаться в те дни, когда ей на солнце мерещилась очередная буря или магнитное поле земли, по её мнению, слишком уж расходилось в неправильном направлении.

Добрые соседи шептались, что Анна Вольфовна не просто так отдыхает в погребке, а всё больше попивает там свою наливочку, заготовленную ещё её отцом.

– Сливянка, вишнёвка и рябина на коньяке. Иной раз так наклюкается, что до дома с трудом доходит. А иногда так в погребке и ночует. Отсюда все её странности.

Последнее время старушка проводила в погребке вообще большую часть времени, потому что теперь к её обычным переживаниям ещё прибавились страхи по поводу облучения, которое производили вышки сотовой связи. Всех жителей в посёлке радовал быстрый интернет, который наконец‐то позволил им грузить самые мощные игры и длинные фильмы, одна лишь Анна Вольфовна страдала.

– Это облучение делает меня такой свирепой. Иной раз прямо совладать с собой не могу. Отчего такое? Ясно, что облучают!

Также старушка вела непримиримую борьбу с индукционными плитами, инфракрасными обогревателями и микроволновками, которые Анна Вольфовна считала чуть ли не самыми главными своими врагами. С микроволновками она боролась и вовсе без всякой пощады, уничтожая их всюду, где встречала, что вызывало немало претензий и также резко сокращало число людей, готовых принимать у себя в гостях Анну Вольфовну. Также к непримиримым её врагам относились компьютеры, смартфоны и даже пластиковые карты, в чипах которых старушке опять же мерещилась скрытая угроза для всего человечества.

Попытки банковских работников предложить ей хоть в качестве ознакомления банковскую карту доводили её до трясучки.

– Не хочу! Не буду! Не возьму! Ни за что!

Она не стеснялась скандалить и требовала, чтобы всюду, где она отоваривалась, у неё бы принимали оплату наличными. И частенько приходилось видеть картину, когда огромная очередь смиренно ждала, пока Анна Вольфовна отсчитывала из своего хорошенького, украшенного вышитыми мелким бисером цветочками ещё более мелкую мелочь или устраивала грандиозные скандалы, требуя, чтобы ей нашли сдачу с крупной купюры.

– Ну и что с того, что у вас нету сдачи? Найдите мне её! Президент сказал, что наличные деньги в стране никто не отменял! Вот и будьте любезны, приготовьте размен!

Почти исключительно ради неё одной во всех магазинах посёлка хранился запас наличных, чтобы в любой момент иметь возможность обслужить строптивую клиентку. И нельзя сказать, что Анна Вольфовна была такой уж старой. Если она и была старше подруг, то совсем ненамного. Но за последнее время она и впрямь сильно сдала.

В посёлке над старушкой беззлобно посмеивались. Её вспышки праведного негодования вносили определённый привкус в мирную жизнь посёлка. Встреча с ней всегда была сродни играм на минном поле. Повезёт – не повезёт, громыхнёт или на сей раз минует. И все вокруг знали, что единственное, что стопроцентно вызывало у Анны Вольфовны неконтролируемый выплеск её агрессии, было даже вскользь высказанное сомнение о том, что её собачка Крошечка хоть в малейшей степени может быть несовершенна.

Анна Вольфовна ждала комиссию, стоя в воротах, и, судя по нахмуренному лбу, настроена была не слишком дружелюбно.

При виде подруг она и вовсе разразилась громкими криками:

– Наконец‐то! Заявились! А чего только вдвоём? Где ваш главный? Где ваш Николай Трофимович?

Странно, вроде как происшествие с пугалом случилось совсем недалеко отсюда, но Анна Вольфовна ничего ещё о нём не знала. В ответах на свои вопросы Анна Вольфовна тоже не нуждалась. Ей вполне хватало её собственного мнения, которое она полагала единственно правильным и точным.

– Впрочем, оно и к лучшему, что его нету, – продолжала она без всякой передышки. – Никогда мне он не нравился. Ещё мой отец с ним ссорился. Поганый мужик.

– Вы так давно знакомы? И в чём же причина ссоры?

– Из-за дневника поссорились.

– Дневника наблюдений за природой?

– Обычного школьного дневника. Его сын, Лёшка, учился со мной в одном классе. Вся их семейка с придурью, а уж Лёшка вообще дурак был. Как его в нормальную школу приняли, я не знаю. По факту ему спецшкола светила. Но родители как‐то исхитрились и на лапу директору нашему сунули, вот Лёшку в наш класс и приняли.

– Не может быть!

– Что же вы считаете, что я вру? – свирепо насупилась пенсионерка.

– Ни в коем случае!

– То‐то же! Так вот, Лёшка, дурак, мой дневник схватил и в туалет для мальчиков с ним убежал. А мне туда за ним и не войти. Кружу возле двери, а внутрь зайти стесняюсь. Я снаружи стою, плачу, а он изнутри хохочет. Потом выходит и говорит, что дневник мой в унитазе утопил.

– Да что вы!

– Может, и впрямь утопил, я не проверяла. Только отец мой спускать дело на тормозах не захотел, пошёл к родителям Лёшки и устроил им выговор. Сказал, чтобы Лёшка передо мной извинился и чтобы они стоимость дневника нам бы возместили.

– И как? Извинился?