– Может, тебе что-нибудь нужно? Еду заказать, в магазин сбегать? – спрашивает, когда мы останавливаемся у моей двери. Приглашать Мирослава я, конечно, не собираюсь, хотя действительно очень благодарна за помощь. Но сейчас очень хочу лечь и уснуть. Чтобы провалиться в сон и не думать ни о чем. Совсем ни о чем.

– Нет, все есть, спасибо. Я пойду спать, – улыбаюсь легонько и захожу в квартиру, когда Мирослав уходит. Дема встречает сразу же. Трется о мои ноги и мурлычет, не ожидая увидеть меня так рано. Ну, может, все и к лучшему. Буду уделять внимание коту столько, сколько он заслуживает. А заслуживает он больше, чем кто-либо.

Иду медленно, держусь за стену. Голова болит очень и кружится, упасть сейчас будет совсем не к месту.

Переодеваюсь медленно и даже умудряюсь дойти до ванной, чтобы умыться. Врач пообещала, что через пару дней станет легче, но пока как-то очень плохо…

Укладываюсь на кровать и выгоняю все плохие мысли прочь. Не хочу я думать, анализировать, плакать. Все потом. Сейчас я хочу только спать.

Прекрасный сон прерывается громким и настойчивым стуком в дверь. Я пытаюсь проснуться окончательно и прийти в себя, но получается очень плохо.

Слышу, как на стук реагирует кот, громко мяукая, и все-таки заставляю себя очнуться и встать с кровати.

Что там случилось? Я что, забыла закрыть кран и затопила соседей? Или пожар где-то? Метеорит? Зачем так стучать, господи…

За окном уже темно, и я понимаю, что проспала весь день. А возможно, и весь вечер. Нет часов под рукой, и телефон черт знает где бросила.

Включаю свет в коридоре и жмурюсь, потому что больно бьет по глазам. Черт… когда это закончится? Долго я еще буду такой?

Открываю дверь, даже не спросив, кто там, просто потому что хочу, чтобы этот ужасный стук быстрее закончился.

И…

– Демид?

– Боже, Еся, слава богу! – говорит он чересчур эмоционально и неожиданно для меня (думаю, и для себя тоже), а затем кидается меня обнимать.

– Ты чего? – шепчу, стоя в объятиях. Не понимаю, что происходит и что случилось с Демидом.

– Прости, – говорит и отстраняется, закрывая за собой дверь. – Мирослав сказал мне, что у тебя сотрясение, дал твой номер. Но ты не брала трубку черт знает сколько времени, я приехал, и ты полчаса дверь не открывала. Я почти вызвал МЧС, думал, что с тобой что-то случилось. А ты…

– Спала, – отвечаю, внезапно покраснев. Я вообще не помню, где оставила телефон, а еще наверняка как обычно выключила звук, поэтому и не слышала звонков. – Прости.

– Да это ты прости. Приперся тут, разбудил, а тебе спать нужно… Испугался, Есь, веришь?

– Верю, – отвечаю, и улыбка сама собой на губах появляется. Это однозначно приятно. – Заходи, раз пришел, чай сделаю.

Прохожу на кухню, но Демид обгоняет меня и усаживает меня на стул, надавливая руками на плечи.

– Сиди, пожалуйста. Я сам сделаю. Скажи только, что где у тебя лежит…

Глава 7. Демид

МОТ, AYKA – Нехватка витамина Л

Это очень интересное чувство. Делать чай своей бывшей девушке в ее же квартире, когда притащился к ней сам не знаешь почему. Ну, точнее… Я знаю, почему притащился. Потому что испугался очень, когда узнал, что ей плохо и что трубку она не берет.

Другой вопрос: имею ли я право так волноваться о ней?

С одной стороны – да. Мы не чужие люди, даже несмотря на то, что не виделись долгих пять лет. Не могут быть чужими те, которые все родинки друг друга на телах наизусть знали. И я до сих пор помню каждую.

С другой стороны – не имею на это права. Аргумент тот же: мы не виделись целых пять лет. А еще у меня есть девушка, о которой я должен переживать, но… Мы поссорились, вообще-то. Ксюша затеяла истерику по поводу того, что я предложил Еське вызвать ГАИ и оформить все как нужно. Ее затаскали бы по инстанциям, забрали бы права, и, как она заявила, я не имел права предлагать такое, а должен был ее защищать. Возможно. Но только Ксюша виновата в том, что Есении сейчас плохо, у нее сотрясение, и она вполне может требовать справедливости. И тут уже вопрос не в том, что именно Еся была во второй машине в момент удара. Вопрос в том, что человеку плохо из-за ее халатности, и я банально не могу переступить через себя и поддержать ее в этом.

На этом фоне и поссорились. Мирослав тоже не встал на сторону сестры, которая привыкла к тому, что все всегда решают все за нее. Ну просто… Отношения – это здорово, но адекватность должна стоять на первом месте. И в этой ситуации я выбрал поддержать Есю, потому что, черт возьми, я так чувствую. А если завтра Ксюша собьет кого-то на пешеходном? Ей нужно понимать, что не все сходит с рук.

Есеня выглядит совершенно неважно. Уставшая, болезненная, под глазами темные круги, совсем бледные губы. Мир рассказал мне все. О больнице, о том, что Есю уволили, что она чуть не потеряла сознание. Я не мог остаться в стороне, я просто не мог! Выпросил у него номер, хотя самому казалось это дикостью. Стал звонить, а она не берет. Адрес тоже выпросил у Мирослава. Когда мы встречались, Есеня жила в другой квартире. Приехал, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. А она не открывала, как назло, я реально почти вызвал МЧС, потому что выбить дверь не получилось – я пробовал, слишком прочная.

Но она вышла. Слишком грустная для той Еси, которую я знал всегда. Слишком бледная для той веселой улыбчивой девчонки, которой она была.

Я обнял ее, просто потому что камень с души свалился, когда увидел ее. Пусть не в лучшем состоянии, но живую!

А теперь стою на ее кухне, жду, пока закипит чайник, и думаю: а зачем приперся-то?

Для чего? Что скажу ей? Ну, приехал, испугался, разбудил бешеным стуком в дверь, а дальше-то что?

Веду себя, как осел какой-то…

Заливаю слишком хреново пахнущие пакетики кипятком и ставлю две чашки на стол, одну подвигая ближе к Есении. Мне странно. Ей странно еще больше, я вижу это. Несмотря на то что прошло пять лет, я до сих пор помню все ее привычки и проявления эмоций. И сейчас ее попытки спрятать волосы за уши и прокусить себе губы до крови говорят о сумасшедшей неловкости.

Как так вообще случается, что когда-то родные люди становятся друг другу практически незнакомцами? Я вот ничего не знаю о Есении. О настоящей Есении. Что у нее в голове, о чем она мечтает, чем живет, по ком грустит, что хочет получить на день рождения и верит ли в Деда Мороза, как в свои осознанные двадцать два. Я ровным счетом не знаю о ней ничего, кроме каких-то сухих фактов из прошлого. И мне отчаянно хочется исправить эту оплошность.

– Я ужасно не вовремя, да? – спрашиваю, улавливая крошечную неловкую улыбку на лице. Значит, я прав. Это действительно приносит ей дискомфорт.

– Да нет, – она пожимает плечами и, щурясь, делает маленький глоток все еще очень горячего чая. Сумасшедшая. – Я очень долго спала, нужно было вставать, а то не смогу уснуть ночью.

– Болит? – спрашиваю, когда вижу, как болезненно морщится Еся. Мне ужасно стыдно перед ней за Ксюшу. Ситуация вообще из разряда: лучше провалиться сквозь землю, чем пережить подобное еще раз. Если я еще и сестре расскажу, с кем столкнулась Ксюша и какие у этого последствия… Боюсь, шанса наладить общение этих двух у меня уже не будет. Яська и так не любит Ксюшу, а тут, когда она последние два дня только и тарахтит о Есении, той точно будет не жить. Поэтому предпочту помалкивать.

– Больше кружится, – негромко отвечает Еся. – И тошнит. Ну и болит, да, что скрывать.

– Ты скажи, какие нужны лекарства, может, обследование, я все оплачу, Есь, – говорю без запинки, потому что действительно чувствую перед ней свою вину, несмотря на то, что даже машину своей девушке покупал не я. – Если ты решила спасти Ксюшу от разбирательств с органами, мы должны оплатить тебе лечение, это правильно.

– Ты можешь не беспокоиться, Мирослав все оплатил в клинике, а потом зашел в аптеку, пока я дремала в дороге, и все купил. Сказал примерно то же самое, что и ты, я пыталась отказаться, но он не стал слушать.

Ах да. Мирослав. Наш внезапно влюбленный принц. Который тайно любил мою девушку, пока мы с ней встречались. А может, это Мирослав накрутил меня до такой степени, что после какой-то из ссор я просто перестал бороться за эти отношения долгих пять лет назад? Ведь ничего из ряда вон выходящего не произошло у нас тогда, чтобы мы расстались. Просто в какой-то момент оба опустили руки.

Меня на самом деле задевает то, в чем признался Мир, хотя я знаю, что не имею права реагировать так остро на это. Это было давно, это прошлое, оно закончилось, незачем его ворошить, ничего не изменить уже. Просто… хрен знает на самом деле, что просто. Ни черта не просто все это. И факт в том, что меня очень бесит эта тема.

Просто почему он молчал? Почему рассказал о своих чувствах только спустя пять лет? А сейчас ей признался уже? Лекарства оплатил поэтому? Или он до сих пор влюблен в нее и теперь будет добиваться ее расположения и сердца?

Это так странно… От этих мыслей у меня внутри лава вскипает. Как будто мы с Есей до сих пор вместе и Мир пришел признаваться ей в любви. Кажется, пора с собой что-то делать, я несу полную чушь. Надо развеяться и отдохнуть.

– Раз Мирослав такой молодец, – не сдерживаюсь и все же немного язвлю, но, кажется, Еся слишком хреново себя чувствует, чтобы считать сарказм в моих словах, – тогда просто обращайся, если тебе будет что-нибудь нужно.

– Что, например?

Она говорит это с таким ехидным смешком, что мне становится не по себе. Мол, Демид, ты с головой дружишь? Что мне от тебя может понадобиться? От кого угодно, но точно не от тебя.

Неприятно? О да.

– Что угодно. Даже если ты захочешь самый вкусный пончик в городе, просто позвони, я тебе привезу еще горячие. Мой номер должен отобразиться у тебя, там двадцать четыре пропущенных. В конце три тройки.

– Во-первых, – говорит Еся, внезапно погрустнев, и я уже ругаю себя за все на свете сказанные слова, – я не ем пончики уже пару лет. А во-вторых, скорми их свой девушке, Демид. Ей твоя забота будет гораздо нужнее.

– Есь… – не знаю, что хочу сказать ей, но рот все равно закрываю, встретившись с грустным взглядом. Зря я все это, да?

– Иди домой, пожалуйста, я неважно себя чувствую и очень хочу отдохнуть.

Она выгоняет меня. И делает это даже без намеков. Прямым текстом просит меня свалить отсюда побыстрее, потому что видеть не хочет.

А я чувствую себя таким мудаком, каким никогда еще не чувствовал. Это очень тупое ощущение. Почему-то хочется извиниться за что-то перед ней. За Ксюшу еще раз или за прошлое – я не знаю. Просто хочется попросить прощения и надеяться, что она не будет держать зла на меня. А потом поехать к Ксюше и попросить прощения у нее… за все это.

Отвратительно. Просто отвратительно.

– Извини, – встаю из-за стола, так и не сделав ни одного глотка чая, ухожу в прихожую, собираясь уйти, и вдруг застываю в пороге на пару секунд, зависнув. Здесь очень сильно пахнет Есей. Она не сменила парфюм за эти годы… Запах стоит буквально сумасшедший. Он ударяет мне в голову за одно мгновение, заставляя вспоминать самые разные моменты нашей жизни.

Зависаю и даже теряюсь в пространстве. Это что-то невообразимое: вспоминать все, словно глядя на пленке, почувствовав лишь запах.

– Прости, что побеспокоил, – оживаю, когда слышу негромкие шаги сзади.

Оборачиваюсь и застываю: мы критически близко. Не настолько, чтобы я мог дотянуться до губ в одно мгновение, но достаточно для того, чтобы уже назвать это расстояние ничтожным.

Так бывало раньше. Когда мне приходилось уходить, Еська всегда прибегала и ласковой кошкой тянулась за поцелуями, стоя близко-близко.

Сейчас же, когда сама понимает, что расстояние между нами очень мало, она поджимает губы и делает шаг назад, разорвав ту мимолетную неловкость и нахлынувшие воспоминания.

Мы были очень счастливы пять лет назад.

Что с нами сейчас?..

Глава 8. Еся

MONA, Лолита – Последняя любовь

Сволочь. Зачем он приперся? Чтобы что? Напомнить мне о том, какая я неудачница? Я не понимаю…