Жили весело, как живут все двадцатилетние. Много писали, еще больше пили. Вот наш герой в редакции газеты "Гудок". Зацените офисный кэжуал.

А вот сотрудники газеты "Гудок" в ресторане ВЦСПС в 1927 г. Олеша подпер голову рукой, со стаканом – Валентин Катаев, между ними – Евгений Петров.

Жили весело, но бедно. Юрий Олеша, взявший псевдоним Зубило и Илья Ильф жили прямо в типографии газеты "Гудок", в импровизированном общежитии с фанерными перегородками и без мебели, которое Ильф увековечит в "12 стульях" под именем общежития имени монаха Бертольда Шварца.

В 1924 году произойдет два события.

Во-первых, Олеша навсегда бросит писать стихи. На своем поэтическом сборнике, подаренном Булгакову, он напишет: «Мишенька, я никогда больше не буду писать отвлеченных лирических стихов. Это никому не нужно».

А во-вторых, он познакомится с совсем еще юной девушкой Валей Грюнзайд, у которой будет с собой книга – сказки Андерсена. Подбивая клинья, он обратил внимание на книгу и пообещал девушке написать для нее самую лучшую сказку.

К делу написания сказки Олеша подойдет со всей серьезностью. Поскольку денег у него не было даже на тетрадь, он ночью перекатил из типографии "Гудка" в свою комнату рулон бумаги размером с бочонок. И принялся отрывать куски от рулона и писать на них сказку – прямо на полу, поскольку мебели, кроме матраса, у него не было никакой: «Бочонок накатывался на меня, я придерживал его рукой… Другой рукой писал. Это было весело, и тем, что мне весело, я делился с веселым Ильфом».

Я долго думал, что это обычные литераторские байки, и только недавно узнал, что рукопись из кусков ворованного рулона сохранились до наших дней – спасибо бережливой жене писателя.

Сказку он написал быстро и назвал ее "Три толстяка". Но подкат не прокатил – Валя Грюнзайд в итоге стала женой соавтора Ильфа Евгения Петрова.

А сказку издавать никто не хотел, потому что сказки были забанены советской властью. Не помогло даже то, что сказка начиналась словами:

«Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей».

Тогда Олеша очень сильно рассердился и написал роман "Зависть", который начинался словами:

«Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так: «Как мне приятно жить… та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг… ра-та-та-та-ра-ри… Правильно движутся во мне соки… ра-та-та-ду-та-та… Сокращайся, кишка, сокращайся… трам-ба-ба-бум!"».

Когда Олеша говорил: "Я вошел в литературу сенсационно" – он не врал ни одной буквой.

"Зависть", опубликованная в журнале «Красная новь» в 1927 году стала реальной бомбой, роман читала вся страна, а Юрий Карлович Олеша в одночасье сделался самым популярным советским писателем.

Да и не только советским.

"Зависть" читала и обсуждала вся русская эмиграция. Нина Берберова писала об этом так:

"Об Олеше (и я этим горжусь) я написала в эмигрантской печати первая. Это было летом 1927 года, когда "Зависть" печаталась в "Красной нови". <…> Я прочитала "Зависть" и испытала мое самое сильное литературное впечатление за много лет. Это было и осталось для меня крупнейшим событием в советской литературе. Передо мной была повесть молодого, своеобразного, талантливого, а главное – живущего в своем времени писателя, человека, умевшего писать и писать совершенно по-новому, как по-русски до него не писали, обладавшего чувством меры, вкycoм, знавшего, как переплести драму и иронию, боль и радость".

Нина Николаевна рассказывала, как после этого "триумфа большевиков" жаждавшая хотя бы литературного реванша белая эмиграция лихорадочно искала в своих рядах автора, который мог бы сравниться с Олешей, стал бы ему достойным соперником. Наконец, пронесся слух: в "Современных записках" выходит роман нового автора "Защита Лужина" – и это что-то невероятное!

Берберова читает – и с разочарованием пишет:

"Я тогда уже печатала прозу в "Современных записках" и вдруг почувствовала жгучее любопытство и сильнейшее волнение… <…> Кто? – Набоков. Маленькое разочарование. Недоверие. Нет, пожалуй, этот не станет "нашим Олешей".

Только невероятный успех "Зависти" сделал возможным издание сказочного романа для детей "Три толстяка", который уже четыре года лежал в столе у автора.

Выпустил сказку все тот же "хромой Нарбут", ставший к тому времени магнатом-издателем, повелителем знаменитейшего издательства «Земля и Фабрика» или просто ЗиФ.

Иллюстрировал книгу лучший художник страны, все тот же Мстислав Добужинский. Который, правда, давно уже жил в другой стране – в 1924 он релоцировался в Литву, а в 1926-м переехал в Париж. Поэтому сначала текст Олеши почтой полетел во Францию, а потом обратно приехали иллюстрации.

В 1928 году книга вышла из типографии и в русской литературе появилась новая сказка – "Три толстяка".

Как и обещал, книгу автор посвятил Валентине Леонтьевне Грюнзайд, хотя эта девушка с «овалом лица с полотна французского мастера» к тому времени уже числилась официальной невестой Петрова.

Что ж, откроем сказку…

Странная, странная сказка

Признаюсь, как на духу – в детстве я боялся этой сказки, но при этом постоянно ее перечитывал.

Наверное, потому, что "Три толстяка" Юрия Олеши – завораживающе странная сказка.

Она была написана ровно сто лет тому назад – в 1924 году, сразу же стала невероятно популярной и оставалось таковой все советские годы.

"Конечно, – скажете вы. – Там же про революцию и свержение власти буржуев, вот ее и пиарили во все каналы!". А я вам так скажу – сказок про революцию и выгон богатеев на мороз в советское время написали столько, что даже идеологический отдел сбился со счету. И хорошо, что не считал – все равно почти все они благополучно и навсегда забыты.

А "Три толстяка" и сегодня живее всех живых. Книжный магазин "Лабиринт" продает около двадцати изданий, вышедших в последние годы – и все это богатство явно издавалось не по разнарядке, а в расчете заработать много денег.

А название скандальной телепередачи "Куклы наследника Тутти" телеидеологи откуда позаимствовали?

А недавняя нашумевшая театральная дилогия «Три толстяка. Эпизод 1. Восстание» / «Три толстяка. Эпизод 2. Железное сердце» Андрея Могучего в БДТ?

А совсем уж недавние постановки Московского театра Эрмитаж и Театра Александры Нероновой «ТеНер»?

Ответов, как всегда, несколько.

Во-первых, про революцию тоже можно писать по-разному. Юрий Олеша писал о ней вскоре после Гражданской, писал для людей, которые помнили, как обыденно и страшно это происходит.

Доктор Гаспар увидел на зеленом пространстве множество людей. Они бежали к городу. Они удирали. Издалека люди казались разноцветными флажками. Гвардейцы на лошадях гнались за народом.

Доктор Гаспар подумал, что все это похоже на картинку волшебного фонаря. Солнце ярко светило, блестела зелень. Бомбы разрывались, как кусочки ваты, пламя появлялось на одну секунду, как будто кто-то пускал в толпу солнечных зайчиков. Лошади гарцевали, поднимались на дыбы и вертелись волчком.

Бегущие люди приближались к городу. Целые кучи людей падали по дороге. Казалось, что на зелень сыплются разноцветные лоскутки.

Во-вторых, писать сказки тоже можно по-разному. "Три толстяка" написаны… Я уже устал употреблять слово "странно", поэтому скажу по-другому – инопланетно они написаны. Человеком с альтернативным языком, альтернативной эстетикой и альтернативным способом выражения мыслей.

Все герои носят странные имена – Тутти, Суок, Туб, Просперо, Тибул…

В сказке творится какая-то дичь – три толстяка и один наследник, черная пантера и воздушные шары, кремовый торт и железное сердце, падающая башня и механическая кукла. А также прочие арлекины и пираты, циркачи и акробаты.

Чтобы окончательно запугать несчастного школьника, сказка от начала до конца написана ни на что не похожими фразами вроде: «Пантера, совершая свой страшный путь по парку и по дворцу, появилась здесь. Раны от пуль гвардейцев цвели на её шкуре розами».

Да и сам этот "роман для детей" на деле не про революцию. По большому счету, революция в книге не более чем фон. Опасные декорации, в которых происходит развязка драмы, завязавшейся несколько лет назад:

Девочку и мальчика тайно разлучили,

Быть ему сестрою куклу научили,

Кукла говорящая плачет и смеётся…

Девочка уходит – кукла остаётся.

(с) Давид Самойлов

В общем, это очень, очень странная и даже пугающая история, которая, разумеется, запоминается навсегда. С первых слов: "Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было" – и до последних слов: "Прости меня, Тутти, что на языке обездоленных значит – «разлученный». Прости меня, Суок, что значит – «вся жизнь»…

Мы, слава богу, помним не то, что нам нравится, а то, что нас изменяет.

"Три толстяка" и много художников

Сказка "Три толстяка" была невероятно популярна. Ее перевели на 17 языков, а гонорары за переиздания и отчисления от театральных постановок позволяли Юрию Олеше жить без забот о завтрашнем дне, что в конечном итоге сломало писателю судьбу, но я сейчас не об этом.

Я о том, что из-за множества перезданий сказку "Три толстяка" иллюстрировало большое количество первоклассных художников.

Первым иллюстратором, как я уже писал, был Мстислав Добужинский:

– Я доктор Гаспар Арнери, – сказал он.

– Я начальник караула, капитан Цереп…

…Гвардеец храпел, а ему, спящему, казалось, что это в зверинце ревут тигры…

Вторым иллюстратором стал Владимир Козлинский, который оформил книгу в революционно-модернистском стиле.

Вот, например, Тибул, ставший негром в красных труселях.

Третьим "Толстяков" рисовал Владимир Конашевич,

Причем книгу Олеши он проиллюстрировал в совершенно непривычной для себя манере.

Конашевич был одним из самых тиражных советских художников, однако его рисунки к "Трем толстякам" по неведомой мне причине ни разу не переиздавали. Из-за этого издание 1940 года стало библиографической редкостью и стоит очень дорого.

Послевоенные издания "Толстяков" начались в 1950-х году с издания, линейку иллюстраций для которого сделал Виталий Горяев.

Иллюстрации Горяева уникальны тем, что впоследствии Виталий Николаевич еще раз проиллюстрировал сказку Юрия Олеша, но уже овершенно по-другому.

Вот Просперо и Суок 1956 года

А вот они же в 1969-м.

Но новая версия, надо сказать, зашла читателям гораздо хуже, большинство предпочитает первый вариант иллюстраций, из-за чего книга 1956 года также котируется на букинистическом рынке весьма высоко.

Потом был Борис Калаушин 1959 года.

Шикарный, мне он очень нравится.

Но самыми популярными (и самыми разнообразными) являются иллюстрации Леонида Владимирского. Первую серию иллюстраций к "Трём толстякам" он сделал в 1954 году для издательства "Дитвидав", причем на украинском языке.

После этого он не раз иллюстрировал сказку Юрия Олеши, сделал несколько линеек иллюстраций.

И сегодня "Три толстяка" чаще всего издаются с его работами.

И это я еще не упоминал региональных изданий, которых десятки и каждое со своим иллюстратором.

Кроме того, в постсоветское время "Трех толстяков" отнюдь не перестали ни издавать, ни иллюстрировать. Есть интересные работы Александра Лебедева, Леонида Насырова, Олега Пархаева, Евгения Иванеева – но это уже за рамками моей книги.

Классика, драйв и ужас: три экранных образа "Трех толстяков"

Сказку Юрия Олеши "Три толстяка" у нас экранизировали трижды.