– Твой дед так заботился о тебе, что добавил в контракт особый пункт, – продолжил он, понизив голос. – Закон о перепоручении супруги… слышала о таком?

Кровь отхлынула от лица. Сердце заколотилось.

Не может быть!

– Вижу, знакомо. – Его улыбка стала шире.

Ричард отступил и рухнул в кресло, развалившись.

– Если мы разведемся, я обязан найти тебе нового мужа, – протянул он. – Думаю, устрою аукцион. Посмотрим, сколько дадут за последнюю Монфор.

Земля ушла из-под ног.

Все, что казалось прочным и незыблемым: имя, честь, род, – теперь могло быть продано с молотка, выставлено на торги вместе с моим будущим.

Ричард Вальмор – подлец, каких свет не видывал. Истинное отродье торгашей!

Глава 2

– Леди Амалия, – негромкий голос раздался рядом.

Я обернулась. Молодой распорядитель в сюртуке цвета старого золота склонил голову. В его взгляде – редком для этих стен, полных алчности и холода, – скользнула искра сочувствия.

– До начала аукциона осталось полчаса, – напомнил он.

Я кивнула, принимая приговор.

Великая Торговая Палата – сердце Лазории. Здесь уходили с молотка редчайшие драгоценности, фамильные особняки, манускрипты эпохи Древних Королей и чартеры, стоившие больше, чем целые графства.

Здесь продавали мечты. Истории. Целые династии.

И сегодня здесь продавали меня.

Зал «Гранд-Этериум» ломился от зрителей. Казалось, собрались все: от жеманных дамочек из высшего света, чьи бриллианты соперничали с блеском люстр, до толстосумов-дельцов с алчностью во взгляде, мечтавших урвать хоть что-то, связанное с именем Монфор.

Даже если это «что-то» – последняя представительница некогда великого рода.

Я стояла за бархатным занавесом, сжимая брачный контракт. Позолоченные буквы поблекли, но печать деда жгла пальцы.

Он думал, что защищает меня.

Закон о перепоручении супруги – пережиток эпохи, когда честь ценилась дороже золота. Если род женщины угасал, если не оставалось мужчин, способных о ней позаботиться, муж должен был найти нового покровителя – достойного сохраняющего ее статус и имя.

Но Ричард, скользкий, как ртуть в тигле, воспользовавшись размытыми формулировками исказил закон до неузнаваемости. То, что должно было стать моей защитой, он превратил в публичное шоу, в грязный и позорный фарс.

«Перепоручение» стало «продажей».

«Покровительство» превратилось во «владение».

А я, леди де Монфор, стала главным лотом аукциона.

Мой бедный дед, наверное, сейчас в гробу переворачивается от того, что его последнюю волю превратили в скандал, от которого бурлила вся столица, словно кипящий котел.

Газетчики были ко мне беспощадны.

Они чуяли кровь, как стервятники над полем битвы, и знали, что я беззащитна. Без влиятельных покровителей, без сильной семьи за спиной я стала для них идеальной добычей: можно рвать, терзать и топтать – без страха, без последствий, без оглядки.

«Последняя Монфор – на торги! Редкий экземпляр благородной крови ищет нового владельца!»

«Аукцион века: кто станет новым хозяином Амалии де Монфор?»

«Закон или месть? Скандальный развод потрясает высший свет!»

На витринах булочных, в лавках алхимиков, в приемных банках – повсюду мое изображение: уверенный профиль молодой женщины, верившей в честь и справедливость, под жирными, хищными заголовками, словно афиша ярмарочного балагана.

Вся Лазория гудела, как растревоженный улей. Аристократы, упиваясь чужим позором, наперебой спорили, смакуя детали моей трагедии: одни кричали о варварстве, прикрывая лицемерным возмущением жажду зрелища, другие сгорали от любопытства, пытаясь разгадать тайну моего падения, третьи… третьи уже подсчитывали, сколько я могу стоить, словно оценивали породистую кобылу на ярмарке.

– Прости меня, дедушка… – Шепот растворился в нарастающем гуле зала, будто его и не было. – Я сделала все, что могла.

Две недели я жила в тени закона.

Тени, которая росла с каждым днем, пока не поглотила даже иллюзию надежды.

Я утопала в архивах, стучалась в кабинеты юристов, срывала голос в спорах, но в ответ слышала лишь вежливое молчание.

Последней надеждой стал Совет Старейшин. Двенадцать седобородых хранителей закона неторопливо перетасовывали пожелтевшие свитки, шевелили перьями над древними печатями, и, наконец, самый старший, не поднимая глаз, произнес:

– Контракт скреплен кровью. Закон не на вашей стороне, дитя.

Эти слова, как яд белладонны, оборвали последнюю надежду.

Мой мир рухнул – бесшумно, безжалостно.

И вот я стояла здесь – за тяжелой бархатной ширмой, глядя сквозь узкую щель на зал, полный зевак. Свет люстр слепил, шепот толпы душил.

Но я цеплялась за иллюзию спасения. Вдруг покупатель окажется сговорчивым? Вдруг я смогу выкупить свободу, смыть грязь с имени Монфор?

Назло толпе, жадной до чужого унижения, этим кровожадным гиенам. Газетчикам, которые смешали мое имя с грязью, шлепая один гадкий заголовок за другим. Ричарду, что расхаживал по залу торгов, словно король бала, обменивался короткими разговорами с потенциальными покупателями.

– Леди, – негромко спросил уже знакомый распорядитель, появившись у ширмы, его лицо было непроницаемым, как маска, – вы готовы?

Я сжала кулаки, чувствуя, как кольцо с гербом Монфоров болезненно врезается в кожу, напоминая о долге и чести, и мысленно поклялась себе, глядя в бездну страха: что бы ни случилось – я выдержу.

Вопреки всему.

– Готова, – твердо ответила я.

На мгновение мужчина замялся, словно подыскивая нужные слова, а затем тихо добавил:

– Хочу сказать… Ситуация беспрецедентная. – Его голос едва дрогнул, и он отвел взгляд, будто сдерживая бурю внутри. – Мы не посмели отказаться от проведения этого аукциона лишь потому, что здесь, в стенах Великой Палаты, вам гарантировано соблюдение закона.

Он поднял на меня взгляд – твердый, с горькой решимостью:

– Мы проверили каждого потенциального участника торгов. До мелочей. Отсеяли всех, у кого нашелся хоть намек на непорядочность, неподобающие наклонности или сомнительные связи. – Он выдохнул тяжело, как человек, принявший на себя больше, чем должен был. – Будьте уверены, все, что в наших силах, будет сделано.

Я едва заметно кивнула, спрятав руки в складках платья.

– Полагаюсь на вас, – прошептала я и впервые за долгие две недели почувствовала не одиночество, не обреченность… а поддержку. Маленькую, как искра во тьме, но такую необходимую.

Распорядитель жестом повел меня к залу. Гонг ударил – медный, гулкий, как молот на плахе.

– Прошу всех участников занять свои места. – Голос аукциониста звучал громко и четко. – Мы начинаем.

Второй гонг. Я шагнула из тени занавесей в ослепительный свет «Гранд-Этериума», ощущая себя последним экспонатом вымершей династии.

Сотни взглядов впились в меня. Холодные глаза аристократов, жадные взоры дельцов, любопытные вздохи дам, наслаждающихся моим позором.

Но я была непоколебима.

Мое платье сапфирового оттенка ниспадало до пола, а серебряная нить фамильного герба на груди оставалась единственным оплотом гордости. Волосы были собраны в безупречную прическу, и ничто не выдавало внутреннего волнения.

Я была воплощением ледяного достоинства – последняя Монфор, гордо стоящая на краю пропасти.

– Сегодня, в рамках закона о перепоручении супруги, у вас есть возможность заключить брачный союз с леди Амалией де Монфор, – произнес аукционист, склонив голову с уважением. – Она последняя представительница рода, получившего статус магической аристократии за заслуги перед короной. Обладает даром магии третьего круга и дипломом с отличием факультета Высших Алхимических Искусств Столичной Магической Академии. В собственности леди – фамильное поместье в Золотой Долине и фабрика зелий «Монфор Альба». Внимание! – Он выдержал паузу, обведя зал взглядом. – Все имущественные активы остаются в ее собственности и в случае развода не подлежат разделу.

Я стояла, как статуя, слушая, как аукционист превращает мою жизнь в список характеристик для продажи.

– Требования к новому супругу: статус не ниже аристократического, отсутствие судимостей, финансовая состоятельность, безупречная репутация в обществе.

Я сжала губы, скрывая гримасу.

Никаких ограничений по возрасту… Ричард пал так низко, что продал бы меня и дряхлому лорду, лишь бы насладиться моим унижением.

– По завершении аукциона, – продолжил аукционист, – под контролем магического совета будет заключен новый брачный контракт.

Третий гонг. Старт аукциона.

– Начальная ставка – сто тысяч золотых.

Зал ахнул.

Я скользила взглядом по участникам торгов, чувствуя, что атмосфера изменилась. Селвин де Роше, чья фабрика долгие годы пыталась переманить мастеров из «Монфор Альба», нахмурился. Рауль Верван, солидный вдовец, с разочарованием опустил табличку. Молодые аристократы переглянулись и синхронно откинулись в креслах – для них я была слишком дорогим удовольствием.

В груди разлилось горькое облегчение.

Ричард мог бы из чистой издевки установить стартовую цену в жалкие десять золотых, но не сделал этого. Не из чести, не из уважения к Монфорам – этот прагматичный гад знал, что низкая ставка превратит торги в балаган, недостойный его триумфа.

– Первая ставка сделана! – провозгласил аукционист. – Молодой джентльмен с табличкой номер пять.

Я чуть не задохнулась от злости, найдя взглядом претендента на роль моего супруга.

Шестнадцатилетний юноша, которому вчера еще не позволяли подписывать контракты без опекуна, теперь с жадностью ловил указания от своего отца – известного банкира.

Но его ставку перебил мужчина постарше, чья приличная внешность казалась лучом света в этом зверинце.

Следующая ставка. И еще одна.

Торги разгорелись, как огонь в сухой траве.

– Кто предложит двести тысяч золотых?! – раздался голос аукциониста, и зал замер, когда мужчина с суровым лицом и вытянутым подбородком поднял свою табличку.

Его фигура казалась массивной, как скала, а шрам, располосовавший лицо, добавлял жестокости. Костюм, хоть и дорогой на вид, был явно не по фигуре – ткань еле сходилась, как будто ее нарочито натянули. В его облике было что-то чуждое, дикое, он напоминал зверя, оказавшегося среди людей.

Я почувствовала, как ледяной пот скатывается по спине.

Кто он? Как он вообще оказался здесь?

Меня заверили, что сомнительных претендентов отсеяли! Но как никто не разглядел в нем опасность? Этот мужчина был похож на охранника мафиози, словно вышел прямо из грязных подворотен, только что оторвавшись от своих темных дел.

Аукционист, заметив, как внимание обратилось к этому мужчине, сдержал восторг за деловой улыбкой.

– Кажется, у нас новый претендент. Господин с табличкой номер тринадцать ставит двести тысяч золотых. Кто готов предложить больше?

Мой взгляд невольно метнулся к герцогу де Ланже – другу дедушки, моей последней надежде, но его дрожащая рука опустила табличку. В его глазах было только одно: «Прости, дитя».

– Двести пятьдесят тысяч! – раздался звонкий голос юнца с табличкой номер пять.

Я вздохнула с облегчением. Лучше уж этот ребенок, которого можно будет держать под контролем, чем мужчина, от которого буквально веет опасностью. Но радость длилась лишь мгновение. Как только я успела перевести дух, голос с жесткой темброванной силой прокатился по залу.

– Пятьсот тысяч, – громогласно заявил бугай.

Зал всколыхнулся шепотом.

Аукционист замер на мгновение, затем его лицо расплылось в восхищенной улыбке.

– Полмиллиона золотых за леди де Монфор! Такой жемчужины благородных кровей достойна лишь королевская цена! Ее происхождение, дар и слава Монфоров – сокровище для истинного ценителя!

Кто готов предложить больше?