– У меня было немало идей относительно личности Шэнь Цинцю. На самом деле я надеялся, что смогу развить его в многостороннего, как следует проработанного персонажа: пусть он и гнусный злодей до мозга костей, у него были причины, которые довели его до такой жизни, а также и свои достоинства. Однако читателям это на фиг не сдалось: стоило мне начать двигаться в этом направлении, как они принялись наседать на меня в комментах. Почуяв, куда ветер дует, я тотчас превратил его в плоского опереточного злодея^[14]. Но на самом деле он…

Шэнь Цинцю весь обратился в слух, но тут до него снаружи донеслось стройное приветствие прислужниц:

– Господин!

Воистину, он не мог выбрать более неподходящего времени для визита!

Переменившись в лице, Шан Цинхуа подскочил на три чи^[15] от земли, словно у него вдруг штаны загорелись. Устремившись к задней двери, он бросил через плечо:

– Явился твой герой, вернёмся к этому вопросу малость позже – в общем, не сейчас!

«Куда же ты!» Шэнь Цинцю вытянул руку^[16], силясь задержать товарища по несчастью. «Засунь-ка своё “малость позже” знаешь куда! Это ещё хуже того избитого клише, когда свидетель, едва выдавив: “Убийца – это…”, харкает кровью и умирает!»

Занавес цвета цин вновь приподнялся, и в комнату, склонив голову на пороге, вступил Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю тотчас натянул на лицо невозмутимое выражение, однако скрыть недовольство от того, что жизненно важный разговор столь грубо прервали, не удалось. Взгляд Ло Бинхэ скользнул по Сюя в руках учителя, чтобы затем подняться к его лицу.

После непродолжительного молчания он решился взять на себя инициативу:

– Похоже, за эти несколько дней учитель так и не улучил момент, чтобы вкусить хоть немного отдыха.

Слово «отдых» немедленно вызвало в мыслях Шэнь Цинцю ассоциации со сном, а те – совершенно непрошеные воспоминания о неуклюжих попытках утешить Ло Бинхэ в последнем сновидении, отчего ему сразу же захотелось сгореть со стыда. Потирая переносицу, он пробормотал:

– Будь я способен при этом обойтись без снов, с радостью бы отдохнул.

При этих словах ресницы Ло Бинхэ слегка опустились. Наконец, будто набравшись решимости, он сдавленным голосом произнёс:

– Хоть тогда в Царстве снов я и вправду кое в чём обманул учителя, чувства, которые я проявил, не были фальшивыми.

– Ло Бинхэ, я больше не могу понять, где в твоих словах правда, а где – ложь, – вздохнув, признался Шэнь Цинцю. – Так что можешь не затруднять себя объяснениями.

На самом деле Ло Бинхэ из сна был ему куда милее. Хоть он и не утратил ауру главного героя, тот Ло Бинхэ казался настолько ранимым и несчастным, что у кого угодно сжалось бы сердце, – даже такой завзятый натурал, как Шэнь Цинцю, при виде этого хорошенького личика не мог не проникнуться к нему сочувствием. Вот только чем больше жалости он ощутил тогда, тем сильнее было ранено его самолюбие, когда он понял, что всё это лишь игра. В том сне, услышав заверения Ло Бинхэ, что он непричастен к событиям в Цзиньлане, Шэнь Цинцю готов был поверить ему процентов на девяносто, но вот теперь доверие недотягивало и до десяти.

Кровь бросилась в лицо Ло Бинхэ, слегка окрасив щеки розовым.

– Всё, что волнует учителя, – это моё притворство, – подняв взгляд, холодно изрёк он. – Но ведь если бы не оно, боюсь, сейчас мне не представился бы шанс перемолвиться с ним хотя бы словом.

При этом его пальцы бессознательно сжимались на рукояти Синьмо, пока костяшки не побелели от напряжения. Теперь уже не только зрачки, но и глазницы начали смутно отсвечивать красным.

– А разве учителю не случалось меня обманывать? Не ты ли говорил, что не следует придавать большого значения различиям между расами, – а потом не моргнув глазом отрёкся от собственных слов! После твоей гибели в Хуаюэ я долгих пять лет неустанно призывал твою душу^[17] – сотни, тысячи раз, пробуя и терпя неудачу, терпя неудачу и вновь пробуя, чтобы не позволить сердцу обратиться в золу, а помыслам – в лёд. И всё же я и подумать не мог, что учитель проникнется ко мне таким презрением, что, вернувшись в этот мир, будет равнодушно глядеть на то, как я схожу с ума и совершаю глупость за глупостью. – К концу этой тирады его голос начал подрагивать, то и дело взлетая от негодования и обиды. – Теперь-то у учителя есть все поводы ненавидеть и презирать меня как злокозненного демона – ведь я повсюду сею одни беды. Но отчего же и тогда, когда я не делал ничего дурного, ты отшатывался от меня, будто от змеи или скорпиона? Ты обманул меня дважды, я обманул тебя дважды – разве мы не квиты?

Хоть это незамысловатое как дважды два утверждение было безупречно в своей логичности, Шэнь Цинцю не удержался от замечания:

– А тебе злопамятства не занимать.

– Боюсь, учитель ещё не знает, каким я бываю, когда действительно затаю на кого-то злость, – ухмыльнулся Ло Бинхэ. Помрачнев, он приблизился к Шэнь Цинцю. – Но что, если я скажу: думая об учителе, я поминал его отнюдь не злом? Скорее всего, учитель не поверит мне, так ведь?

Видя, что тень Ло Бинхэ стремительно растёт в размерах, Шэнь Цинцю поспешил одёрнуть ученика:

– Возьми себя в руки! – А про себя добавил: «Хочешь поговорить по-хорошему – нечего то и дело психовать, и изволь держать дистанцию!»

– Это вы славитесь самообладанием, учитель, – севшим голосом отозвался Ло Бинхэ. – А я больше не в силах сдерживаться.

Шэнь Цинцю не успел сообразить, что происходит, когда внезапно ощутил боль в спине – и только тут понял, что они с Ло Бинхэ рухнули на кровать.

«Давненько я не спал на такой кровати… Чёрт, до чего ж она жёсткая!»

– Ты что творишь?! – в исступлении выкрикнул Шэнь Цинцю.

В ответ на это Ло Бинхэ молча поджал губы. Только Шэнь Цинцю собрался было скинуть его пинком, как вдруг всё его тело с головы до ног покрылось мурашками: чужая рука, скользнув под подол, неожиданно проникла прямиком под нижние одежды!

«Какого хрена?!»

Шэнь Цинцю хотел было двинуть агрессора коленом, но тот ловко перехватил его ногу, прижав к его собственному боку.

Принуждённый к подобной позе Шэнь Цинцю в бешенстве проорал про себя: «Бля-а-а!» Ему совершенно не улыбалось в буквальном смысле раздвигать ноги перед нависшим над ним мужчиной. Подгадав удачный момент, он ловким разворотом корпуса скинул с себя Ло Бинхэ, поменяв их позиции подобно смене созвездий на небе^[18] – теперь он прижимал Ло Бинхэ к кровати. Вытащив Сюя на три цуня^[19], он хладнокровно приставил лезвие к горлу ученика.

Впервые в жизни кто-то попытался подобным образом одержать над ним верх – и тем самым довёл до состояния безудержной ярости.

– Вздумал принудить^[20] своего учителя? Так ведь? Вот какова твоя ученическая почтительность? – Пусть сейчас он был в полной власти Ло Бинхэ, тот напрасно ожидал, что Шэнь Цинцю упадёт перед ним лапками кверху!

Прижимая меч к жизненно важной точке, он заблокировал как верхнюю, так и нижнюю половину тела^[21] Ло Бинхэ, однако же глаза ученика по-прежнему сияли. Нимало не устрашённый острым как бритва лезвием у своего горла, тот одной рукой схватил Шэнь Цинцю за запястье, другой же оперся о кровать. Один мощный толчок, и их позиции вновь поменялись – однако рука Шэнь Цинцю и тут не дрогнула, бестрепетно прижимая акупунктурную точку на шее Ло Бинхэ рукоятью Сюя. Ещё несколько раз перекатившись, они окончательно сплелись в клубок и свалились с бамбуковой кровати. Во все стороны посыпались искры и вспышки от выбросов духовной энергии, сталкивающейся с завихрениями тёмной демонической энергии, в пылу боя критические удары наносились куда ни попадя. Шэнь Цинцю так долго строил из себя утончённого книжника, что и думать забыл, когда в последний раз дрался в столь варварской манере. И тут, в самый разгар потасовки, его вдруг осенило.

«Это ж какой-никакой роман о мире совершенствующихся, так какого хрена я тут дерусь голыми руками? Что за долбоёб станет махать кулаками, держа в руке пушку?!»

Он тотчас вскинул руку, собрав в неё приличный заряд духовной энергии, и направил удар, способный расколоть скалы и сотрясти небеса, прямиком в низ живота Ло Бинхэ. Тот вынес его без единого звука.

По правде говоря, Шэнь Цинцю никак не ожидал, что его атака достигнет цели, и всё же он испытал немалое удовлетворение, когда наконец выплеснул всё негодование и недовольство, что копились эти дни.

Внезапно Система пиликнула, пробуждаясь к жизни, чтобы возвестить:

【*★°.*☆(￣▽￣)//*.°★*. Примите наши поздравления~~ Начислено 500 баллов крутости!】

Ну, знаете…

Ло Бинхэ воистину заслуживает звания мазохиста! Выходит, он не ощутит себя по-настоящему счастливым, пока ему хорошенько не всыплешь! Подумать только – на сей раз Система мало того, что одарила его целым водопадом очков крутости, но ещё и разродилась вместо обычного напоминания этим фривольным вырвиглазным эмодзи! Да и на парочку тильд (~~) расщедрилась впервые на его памяти! Шэнь Цинцю сроду не доводилось видеть подобной дичи – и от осознания того, что эта дичь взращена его собственными руками, радостнее не становилось.

Он всё ещё мысленно оплакивал своё педагогическое фиаско, когда Ло Бинхэ решил, что время игр кончилось. Одно движение правой руки – и Шэнь Цинцю нечаянно высвободил копившийся в ладони заряд духовной энергии, а в содрогнувшемся потолке появилась выбоина идеально ровных очертаний. Сверху с тихим шорохом посыпалась пыль, оседая на спине Ло Бинхэ. Обеими руками вцепившись в верхнее одеяние Шэнь Цинцю, он одним движением разорвал ткань.

– Можете не сдерживаться – меня это не убьёт! – со смехом бросил Ло Бинхэ. – Этому ученику любые наставления учителя будут в радость!

Уловив в исказившей лицо улыбке оттенок безмолвной скорби, Шэнь Цинцю поневоле ощутил укол жалости и замер, позабыв, что этот самый послушный ученик только что разорвал на нём одежду. Однако Ло Бинхэ не дал ему времени проникнуться состраданием: он столь же варварски поступил и с нижними одеждами Шэнь Цинцю и коснулся обнажённой поясницы.

На мгновение Шэнь Цинцю оторопел, но, придя в себя, тотчас треснул Ло Бинхэ рукоятью Сюя по лбу, проревев:

– Ах ты, скотина!

Но Ло Бинхэ, похоже, и сам махнул на себя рукой:

– Раз уж в глазах учителя я и так ничем не отличаюсь от скотины, то буду вести себя соответственно.

Шэнь Цинцю хотел было язвительно рассмеяться ему в лицо, но тут перед его глазами замелькали цветные пятна, а тело обмякло – Сюя со звоном выпал из руки на пол.

Его атаковала необоримая сила, словно собирающаяся вытряхнуть душу из тела. Заметив, что учитель внезапно застыл, Ло Бинхэ также остановился, ошеломлённо наблюдая за ним. В мгновение ока голову Шэнь Цинцю охватила такая боль, что, казалось, мозг вот-вот взорвётся.

Перед глазами вспыхивали тысячи разрозненных фрагментов, с головокружительной быстротой сменяющих друг друга: вот пустое пространство, а вот непроглядная тьма; время от времени Шэнь Цинцю мерещилось, что он видит расплывчатые человеческие фигуры. В ушах раздавался пронзительный звон такой мощи, что от него едва не лопались барабанные перепонки.

У Ло Бинхэ не было времени даже испугаться как следует: перекатившись в сидячее положение, он попытался удержать учителя на месте, однако тот, вырвавшись из его рук, принялся яростно кататься по полу, обхватив голову.

Шэнь Цинцю все явственнее ощущал, как чья-то неумолимая воля грубо тянет его душу и разум прочь из нового тела. Со всех сторон к нему протянулись бесплотные руки и, вцепившись в его душу, принялись рвать её под пронзительные вопли.

– Учитель, – запаниковал Ло Бинхэ, – я… я всего лишь хотел немного припугнуть вас! Не стоит принимать это так близко к сердцу! Да что с вами такое?

Тело учителя сотрясалось в его объятиях, будто в припадке. Поддерживая его одной рукой, стоящий на одном колене Ло Бинхэ влил в него духовную энергию. Проверка не выявила никаких отклонений от нормы, и всё же Шэнь Цинцю кричал так жутко, словно ему в мозг втыкали раскалённые докрасна иглы. Что бы ни пробовал Ло Бинхэ, ничего не помогало.