На лице Тяньлан-цзюня проявилось озадаченное выражение – однако он уже успел сделать с полдюжины шагов прямо по женскому лику.

Шэнь Цинцю и Чжучжи-лан застыли в немом ужасе.

Внезапно в воздух взметнулся мощный фонтан лавы в четыре обхвата, и сверкающий столб в мгновение ока поглотил Тяньлан-цзюня.

Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

В душе Шэнь Цинцю разразился безудержным хохотом: вот что бывает, когда заболтаешься, не давая другим вставить слово! Вот видишь, что случается с теми, кто распускает руки, отыгрываясь на детях! Повыделывайся теперь, если сможешь! Верно говорят: гром поразит выпендрёжника!

Однако веселье его длилось недолго: следом за отцом на груде камней, пошатываясь, показался Ло Бинхэ: рука болтается безжизненной плетью – судя по всему, сломана; из раны на голове по-прежнему льются потоки крови, один глаз совсем не открывается.

Какая жестокость. Ло Бинхэ выглядел ещё ужаснее, чем при их первой встрече после того, как его отделал оригинальный Шэнь Цинцю! Что такого, в конце концов, есть в Ло Бинхэ, что всех старших так и тянет избить его в воспитательных целях? Тут ведь вам не пик Байчжань!

Чжучжи-лан судорожно наматывал круги вокруг столпа лавы, в панике напрочь позабыв об остальных. Окинув цепким взглядом эту сцену, Ло Бинхэ спрыгнул с развалин стены в зал и в несколько шагов оказался рядом с Шэнь Цинцю.

Да это же попросту антинаучно! Как он, спрашивается, с первого же взгляда определил, куда наступать, чтобы не активировать защитный механизм?

Похоже, Ло Бинхэ разгадал ход мыслей учителя. Он лаконично пояснил:

– Надо наступать на акупунктурные точки.

Не успел он договорить, как они уже миновали Зал ярости и перешли на следующий уровень. Опуская за собой каменную плиту двери, Шэнь Цинцю невольно бросил взгляд на Ло Бинхэ, чтобы убедиться, что на сей раз он точно ничего не напутал.

Теперь Шэнь Цинцю стоял на пороге Зала сожалений, не решаясь действовать опрометчиво. Стерегущая этот зал демоница парила над ними, занимая весь потолок. Её сведённые в горестной судороге брови как нельзя лучше отражали настроение, давшее имя этому залу. Почуяв незваных гостей, женщина распахнула глаза. Черты её лица также пришли в движение, приняв ещё более страдальческое выражение. Из её глаз на пол тотчас со стуком упали первые тяжёлые капли, следом за которыми с потолка обрушился настоящий ливень.

Шэнь Цинцю как раз собирался предостеречь ученика, что нельзя позволять каплям этого тлетворного дождя касаться тела, когда Ло Бинхэ простёр над ним руку, прикрывая их обоих рукавом, и, прежде чем учитель успел что-либо сообразить, поволок его к выходу со скоростью молнии. Оригинальный Ло Бинхэ придерживался изощрённых и замысловатых методов, требующих недюжинного мастерства, отчего же теперь он выбирает столь простые и грубые решения?!

В книге Залы восторгов, ярости и сожалений образовывали собственную арку на добротные две сотни тысяч иероглифов, а тут всего произошедшего и на жалкую главку не наскребётся! Один только Зал сожалений достоин того, чтобы растянуть его прохождение хотя бы на десяток глав, которые Ло Бинхэ по собственному произволу упихал в неполные три строчки!

От этих размышлений его оторвал жизнерадостный сигнал системного уведомления:

【За удаление полного воды отрывка текста и придание эпизоду лаконичности вам начислено 100 баллов притворства!】

Ну, знаете, сокращение сокращением, а такая вот «лаконичность» что-то уж чересчур лаконична!

Миновав все три зала, они очутились в тёмном коридоре, где стояла мёртвая тишина, – впрочем, стоило им ступить туда, как на стенах тотчас затеплились разгорающиеся на глазах зелёные огни, чьи ряды терялись в глубине бесконечного прохода.

Меры против воров в Гробнице непревзойдённых воистину превосходили всякое разумение, будто их безумные создатели задались целью не оставить ни малейшей лазейки: Свечи последнего вздоха были понатыканы тут в таком количестве, словно их срывали пучками прямиком с деревьев. Бездумно шатавшиеся по коридору Незрячие остовы мигом встрепенулись, оборотив к ним испещрённые глазами лица со слюнявыми ртами, но воздетой руки и жёсткого взгляда Ло Бинхэ оказалось достаточно, чтобы, разразившись целой какофонией надсадного шипения и хрипов, они втянули головы в плечи и вновь скрылись в тени.

Не глядя на учителя, Ло Бинхэ опустил руку и бросил:

– Идём.

От Шэнь Цинцю не укрылся ярко-пунцовый оттенок лица ученика, особенно заметный в зелёном свете свечей, – и похоже, на сей раз причиной тому было отнюдь не смущение. Прежде, стоило Ло Бинхэ оказаться рядом с Шэнь Цинцю, он тут же пригвождал его выводящим из себя пристальным взором, теперь же даже не поднимал на него глаз. Заметив, что учитель смотрит на него, он лишь отводил взгляд, бессознательно пытаясь стереть пятна крови с уголков глаз здоровой левой рукой.

При виде всего этого Шэнь Цинцю начал всерьёз опасаться, что Ло Бинхэ отравлен или получил слишком сильный удар по голове, однако походка ученика не утратила твёрдости, так что вряд ли дело было в этом.

Он как раз собирался спросить, как тот себя чувствует, но Ло Бинхэ его опередил:

– Ваше тело – меридианы работают нормально?

Какой бы ни представлял себе Шэнь Цинцю их встречу, того, что первые обращённые к нему слова будут такими, он уж точно не ожидал.

– Нормально, – помедлив, ответил он.

Похоже, всякий раз, когда между ними повисала длительная тишина, Ло Бинхэ брал на себя труд её нарушить. При этом Шэнь Цинцю припомнил, как его ученик пять лет провёл за кропотливым восстановлением его меридианов.

– Это хорошо, – еле заметно кивнул Ло Бинхэ. – Я пытался сохранить то, другое тело, но спустя несколько дней оно всё равно увяло. Если бы с этим телом тоже что-то было не в порядке, это стало бы серьёзной проблемой.

Само собой, тело из гриба солнечной и лунной росы должно было погибнуть в тот самый момент, когда его оставила душа, – страшно подумать, сколько духовной энергии впустую потратил Ло Бинхэ в бесплодных попытках его спасти, а после этого ещё и помчался в одиночку^[35] штурмовать Гробницу непревзойдённых! При этой мысли грудь Шэнь Цинцю стеснило, а в голове воцарилась полная неразбериха. В тщетной попытке сменить тему разговора он припомнил слова Тяньлан-цзюня о «двух прихвостнях» и спросил:

– А кого ты взял с собой?

– Я пришёл один, – ответил Ло Бинхэ, наконец удостоив его взглядом. Помедлив, он добавил: – Вам не стоит иметь дело с этими двумя. Даже если учитель не захочет остаться со мной, я всё же надеюсь, что он не примкнёт к ним.

Эти слова наводили на мысль, что ему уже случалось пересекаться с членами своей не слишком любящей семейки.

– Вы уже встречались прежде? – не удержался от вопроса Шэнь Цинцю.

– Мне доводилось сталкиваться с этой змеёй на южных рубежах мира демонов, – равнодушно ответил Ло Бинхэ. – Мы сражались несколько раз, и я чуть не потерпел поражение. А второго я прежде не видел, но, похоже, мне его не одолеть.

Южные земли были родиной Чжучжи-лана, так что, само собой, он не щадил сил на благо своей вотчины. Тяньлан-цзюнь упоминал, что изначальной целью чумы Цзиньланя было решение продовольственных проблем южных земель. Можно было предвидеть, что, попав туда, Ло Бинхэ неизбежно схлестнётся с Чжучжи-ланом.

Но, по-видимому, тогда он не сказал Ло Бинхэ, кто он на самом деле такой, не говоря уж о том, чтобы признать его молодым господином. Судя по всему, Тяньлан-цзюнь также не собирался этого делать. Как ни посмотри, не похоже, что отец и двоюродный брат с ним считались.

Хоть шаг Ло Бинхэ не утратил твёрдости, Шэнь Цинцю углядел в нём лёгкую хромоту. И всё же его ученик продолжал шествовать с идеально прямой спиной, и не думая опираться о стену. При виде этого Шэнь Цинцю накрыла целая буря смешанных чувств, и, помедлив пару мгновений, он всё же решился. Приблизившись к Ло Бинхэ, он хотел было поддержать его под руку, когда пламя свечей неожиданно затрепетало.

Коридор тотчас погрузился в полумрак, в котором Ло Бинхэ сам внезапно приник к нему.

На сей раз он не пытался ни облапать^[36] его, ни силой заключить в объятия – просто рухнул на него всем телом и больше не двигался.

После всей беготни этого дня Шэнь Цинцю и сам чувствовал себя до предела измотанным. Не в силах вынести веса двоих, его ноги подкосились, и он прислонился к стене. Сверху его придавило обмякшее тело ученика, голова которого с гулким ударом встретилась со стеной. От этого звука сердце Шэнь Цинцю дрогнуло, а зубы болезненно заныли.

Он мигом выпрямился, подхватив Ло Бинхэ, и принялся ощупывать его, пока не добрался до спины. Одежды, пропитавшиеся тлетворным дождём Зала сожалений, были сплошь в дырах, и кожа под ними была странной на ощупь – словно уже начала покрываться язвами, источая гнилостный запах.

Чего и следовало ожидать после подобного дождичка.

Обычно, когда никто не видел, Шэнь Цинцю предпочитал не мудрствуя лукаво приводить других мужчин в чувство оплеухами, ведь этот грубый способ был наиболее эффективен, однако теперь, едва подняв руку, понял, что не в силах этого сделать, и вместо этого легонько похлопал Ло Бинхэ по щеке, окликая его невольно смягчившимся голосом:

– Ло Бинхэ? Ло Бинхэ?

Однако смежённые веки не приподнялись – даже ресницы не дрогнули, а кожа лица принимала всё более нездоровый багровый оттенок.

Протянув руку, Шэнь Цинцю коснулся лба и щёк ученика – они были обжигающе горячи, будто от лихорадки.

Но ничего подобного обычной человеческой болезни с Ло Бинхэ приключиться не могло – да и вообще, в какие бы передряги он ни попадал, ему никогда не доводилось пострадать настолько, чтобы потерять сознание. Руки Ло Бинхэ, напротив, оказались прямо-таки ледяными, будто его голову засунули в духовку, а остальное тело – в полынью.

Опустив ладонь на голову ученика, Шэнь Цинцю осторожно помассировал затылок, которым тот стукнулся о стену.

– Бинхэ, ты меня слышишь?

Никакого ответа.

Шэнь Цинцю произвёл в уме простейшие подсчёты: чтобы спасти его растительное тело от разложения, Ло Бинхэ потратил на это запас духовной энергии на несколько дней – и всё же потерпел неудачу; затем он израсходовал немало усилий на бешеное сафари по отлову хэй юэ ман си; потом, в Гробнице непревзойдённых, его под асфальт раскатал^[37] Тяньлан-цзюнь, а после этого атаковали губительные для демонов звуковые волны Зала восторгов; затем он вновь получил по полной от своего безответственного папаши и наконец угодил под ядовитый дождь Зала сожалений.

С какой стороны ни погляди, это будет похуже любой лихорадки.

Глава 16
Тает лёд

С утратой сознания тотчас ушла в небытие и устрашающая аура Ло Бинхэ. Как следствие, укрывшиеся в тени Незрячие остовы снова закопошились, со зловещим хрипом и шипением окружив их.

Перехватив безвольное тело ученика одной рукой, другой Шэнь Цинцю сжал рукоять Сюя. Резкое движение запястья – и меч шальной стрелой вылетел из ножен, тотчас пронзив больше десятка этих созданий. Однако сияющая поверхность лезвия, которая отражала исходящий от Свечей последнего вздоха зелёный свет, многократно усиливая его, сослужила им плохую службу: в совершенстве улавливающие малейший отблеск Незрячие остовы с лёгкостью уклонились от следующей атаки. Видя, что эта тактика больше не работает, Шэнь Цинцю убрал меч. К ним тут же потянулось несколько пар иссохших рук, причём одна нацелилась на глаза Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю послал в её направлении критический удар, который разнёс голову нахального остова на куски.