– Положила свёрток один, который рыжий дал, в барсетку ему. Утром он проснулся, удивился, что я там рядом лежала. Пошёл за сигаретами, и меня проводить заодно на автобус, вот и… – Катька помахала рукой, будто это помогало ей говорить, но не закончила.

– Там его взяли? – уточнил я.

– Нет, – она помотала головой. – Менты проспали, потом меня спрашивали, куда он делся. А он на работу поехал, вот где-то по дороге и взяли.

– Понятно. А сейчас чего они припёрлись?

– Ну, – Катька поправила полотенце, – чтобы сказала, что он пистолет при мне доставал. Может, что мне угрожал, может, ещё кого-то убить обещал. Короче, сказали, чтобы я про пистолет не забыла, когда следователь придёт или к себе вызовет.

– А теперь слушай сюда, – чётко сказал я, взял карты со стола и перетасовал. – Этим двоим сейчас не до тебя будет. Но ты, если не хочешь, чтобы тебя саму казённый дом ждал, – я положил колоду на стол, – говоришь следаку всё, как мне… но про ствол ни слова. Ну и про таблетку помалкивай. Вечером встретились, утром ушла – и всё. Сделаешь так – про пистолет никто не вспомнит. Его не было. И мы забудем, что ты к этому причастна. Так тебе спокойнее будет, поверь, девочка.

– Но эти двое…

– Я же тебе сказал – больше не побеспокоят. Я тоже ворожить умею, – я достал купюру в сотню, сверху прижал картами. – Деньги тебя ждут. Вот и выбирай – казённый дом или бабло, девочка.

Что она выбрала – ответ понятен, денежка тут же перекочевала в её руки.

А я спокойно ушёл. Дальше нас с Костей ждало веселье.

– Атас! Эй, веселей рабочий класс! – орала магнитола из девятки. – Танцуйте, мальчики, любите девочек! Атас!

Костя Левитан возился с гаечным ключом, сидя на корточках у колеса девятки, а Филиппов – рыжий опер, любитель группы «Любэ», сидел на капоте моего «марка» – вот же гад – и раздавал команды. Волосы у него рыжие, давно не стрижены. И правда – кукла Чаки, если бы она была в человеческий рост, материлась и пила столько пива.

– Да кто так крутит, мляха-муха? – возмущался он. – Ты возьми ладом ключ и крути! Учить всему надо?

– Д-да нормально у меня…

– Дэ-дэ-дэ, – передразнил его Филиппов. – Только и умеешь – пэ-пэ-пэ да дэ-дэ-дэ…

Ну и гадина же. Человек ему помощь предложил, а этот тип, охреневший от собственной безнаказанности, его самого заставил всё делать, ещё и издевается над заиканием.

Костя – парень крутой, да и если в конторе кто-то решит посмеяться над ним за его спиной, за него любой из наших этому шутнику пасть порвёт. Но мент издевался, не чувствовал опасности. Глядя на его наглую рожу, вдруг захотелось утопить его вместе с Раскольниковым в том самом туалете.

Но его ждёт другая судьба, а пока пришла пора немного проучить его.

Костя, заметив меня, поднялся, вытер лоб. Руки в масле и грязи.

– Ну и чё ты встал? – возмутился Филиппов, ещё не заметив меня.

– В машину его! – распорядился я.

Левитан хмыкнул, взял опера за полосатый свитер, оставив на нём следы масла, и уверенно взял в удушающий. Филиппов захрипел, а я тут же забрал пистолет из его кобуры и ксиву. Этой же ксивой махнул в сторону прохожего.

– Милиция! – рявкнул я, чтобы он прошёл мимо.

Впрочем, народ наученный, что лезть не надо, и парнишка торопливо отправился по своим делам. А Филиппову я рявкнул прямо в ухо:

– ОСБ!

Он обмяк так, будто душа покинула тело, едва услышав те самые три буквы, которые нечистые на руку сотрудники милиции боятся услышать больше всего на свете. Сразу и про свой ствол забыл, и про корочку. Всё равно против ОСБ не поможет. Ведь именно этот отдел занимается такими ментами, как Филиппов.

Костя усадил его в девятку, причём так, что тот при посадке шмякнулся своей башкой пару раз. Он посадил опера впереди, отвернул зеркало, а я сел сзади и махнул фальшивой ксивой у его глаз. Достаточно долго, чтобы он заметил страшные слова «отдел собственной безопасности», но не успел приглядеться к фотке и всему остальному внимательно.

– Ну что, товарищ старший лейтенант, – произнёс я едкой интонацией осбшника. – Вот ты и попался.

– Да чё я сделал-то? – прогундосил он жалобным голосом.

Филиппов попытался развернуться или глянуть в зеркало, но Левитан, скорчив зверскую рожу, мешал ему. Вряд ли опер знает меня в лицо, но лучше не мелькать, да и ему так страшнее будет.

– Как что? – я притворно удивился. – Да у нас на тебя целое дело заведено, уже несколько томов накопилось. У тебя, друг мой, столько всего, что в Нижнем Тагиле, на красной зоне, тебя уже заждались. На десяточку накопилось? – я глянул на Левитана.

Тот закивал и наклонился ближе к цели, буравя её своим единственным глазом. А Филиппов оказался не особо храбрым, сразу затрясся. Я покрутил в руках его ПМ. Забрать бы сейчас, да вот схема за один день не утрясётся, а подмену будет видно уже вечером, когда он принесёт сдавать ствол в оружейку. Ладно, это потом.

– А ещё издевался над нашим сотрудником, – добавил я. – Это хуже всего.

– Да я шутил… эй!

Левитан ткнул его в плечо пальцем. Правда, всё равно вышло больно, пальцы у Кости как железные. А я наклонился к уху продажного опера:

– У нас на тебя много чего есть, – я начал перечислять из того, что говорил Седов, что было в бумагах Рустемова, и что знал сам: – ходил такой добрый по городу, предлагал бомжам пакет с продуктами. А на дне там – ствол или наркота. Они брали, а ты их сразу крепил.

– А чё такого? – он всё пытался обернуться, потому что чувствовал себя уязвимым, когда я говорил со спины. – Всё равно на улице побирались, а на зоне их хоть кормили и поили. И в тепле… ай!

Костя опять его ткнул.

– Будто ты о них думал, – перебил я. – Дальше. Ловили приезжих на вокзале, командировочных, в основном, подкидывали им дурь, брали под протокол, но сразу предлагали откупиться. Приезжие ведь, наличные при себе у них всегда есть.

– Да не было такого! – возмутился Филиппов.

– А чё не было-то? Гантимуров нам всё рассказал, – я подмигнул Косте. – Под протокол. Ты же всё придумывал и его заставлял…

– Да чё он гонит! – заорал возмущённый опер. – Сам он это всё замутил!

– И травку из вещдоков он воровал, чтобы через своих барыг в клубах всяких молодёжных толкать? И Коршунову ствол он сам подбросил?

– Да! – рявкнул Филиппов. – Он там с кем-то связался, те попросили, чтобы мы его закрепили. Ствол какой-то мокрый, говорят, не знаю, это Гантимур все детали знает.

– А он сказал на тебя, – продолжил напирать я хитрым голосом. – Что ты коммерсанта завалил и что ствол этот велел Коршунову подкинуть.

– Да какой коммерсант? – опер рванул так, что Костя едва его удержал. – Вообще не знаю, о ком вы! Гантимур подошёл, базарит – ствол надо одному братку подкинуть, попросили друзья…

– Кто?

– Да не знаю я. Ну чё, он сказал, а я… – он замялся. – Он же гад, он же убить может. Конечно, я испугался, решил и… вот и… он сам всё сделал, я так, стоял только, протокол писал… ну, не я писал, ну…

– Погоди, – я усмехнулся про себя, но вида не показал. – Ты вообще не при делах? Да ну, не гони. Рассказывай давай. Гантимуров вообще всё на тебя под протокол сказал. Что ты вдохновитель, что ты его компроматом пугал.

– Да п*** он! Козёл! Он всё мутит, ещё и на меня бочку катит! Он…

– Тихо, – сказал я, а Костя снова ткнул его в плечо. Скоро там точно будет синяк. – Ты мне не втюхивай, белый и пушистый. Это у тебя рыльце в пушку. Попал ты, Филипёнок. Но давай по чесноку тебе скажу одну вещь. Гантимур – гад ещё тот.

Теперь пора дать ему немного надежды, чтобы он увидел шанс, как из этого выпутаться, а не выдумал свой. А то ещё испортит планы. Нет, пусть делает, как надо мне, я ещё с ним не закончил.

– В натуре! – подтвердил Филиппов. – Гад, отвечаю – гад!

– Не перебивай. И мы решили, что расклад, когда он тебя сдал, а сам от ответственности ушёл, нас не устраивает.

– Да я на него чё угодно выдам! – пообещал он. – Скажите, и я…

– Тихо. Толку-то говорить, нужна конкретика, улики, а лучше – за руку поймать на горячем. Лучше знаешь, что? – я наклонился ещё ближе к нему. – Когда он опять что-то замутит, а он замутит, подскажи нам об этом, не забудем. Но знай – любой твой косяк он нам передаёт сразу, бежит и звонит. Так что сиди и не отсвечивай, работой занимайся. А когда на него самого подкопим побольше – я за тебя словечко замолвлю. Со службы попрут, сам понимаешь, но хотя бы в Тагил не уедешь.

– Да само собой!

– Понял меня? – спросил я грубее. – Сам не косячь, но и за этим гадом следи. А с Коршуновым смотри, что вышло – ствол ему подкинули сломанный, как оказалось. Узнай у криминалиста, он тебе подтвердит.

– Зачем? – удивился тот.

– Гантимур тебя хотел подставить, типа это ты фиктивные улики подкидываешь. Чтобы тебя самого в оборот взяли, потому что боится, что ты его сам первым выдашь, когда заподозришь. Вот и придумал схему. Ты сам не допёр до этого что ли?

– И чё делать? – испуганно спросил Филиппов и в очередной раз начал поворачиваться, пока Костя его не остановил.

– Как есть – так и говори. Был найден предмет, похожий на пистолет, задержанный не сопротивлялся, сотрудничал с сотрудниками милиции, не угрожал…

– Да он нам ноги обещал переломать!

– Не угрожал, – повторил я. – Свидетелей новых не привлекай, а если те, кто был, скажут, что ничего не видели – пусть так и остаётся. Короче – занимайся этим делом так, как ты привык.

– И как?

– Ну ты же привык на работе детородные органы пинать, – я кивнул Косте, и тот заулыбался, – вот так и делай дальше. Инициативу не проявляй, залезешь в это дело глубже – сам захлебнёшься, потому что оно против тебя идёт. А нам это ещё рано, нам ещё Гантимура прижать надо. Пусть дело разваливается, а Гантимур ещё схлопочет. Договорились?

– Договорились, – с трудом сказал опер.

– Вот и молодчина. Сиди здесь, а мы поехали, – я похлопал его по плечу. – Но помни – он про тебя всё нам выдаёт. Так что выводы делай сам. Или рядышком сидеть будете.

Мы вышли, я сразу в «Марка», пока опер не очухался.

Сейчас ему не до того, чтобы что-то предпринимать, сердце наверняка упало. Вот и пусть думает сейчас, как от угрозы избавиться, ему даже не до пробитой шины, тем более Костя домкрат забрал.

Так что своему другу Филиппов ничего не передаст, будет только за ним присматривать в оба и следить, чтобы самому где-то не накосячить.

Второй будет действовать так же. А чтобы они со временем не догадались, что к чему, скоро возьмём их в новый оборот. Но пока – Гантимуров.

– Ловко т-ты его, – сказал Костя, когда мы отъехали подальше. – Думал – пытать повезём.

– А я думал, ты его раньше порвёшь, когда ещё колесо менял.

– Хотел. Н-но ещё успею.

Он развалился на сиденье, включил магнитолу и начал тихо подпевать:

– Что такое осень – это небо…

Теперь второй опер. «Марк» направился на точку встречи с Гантимуровым.

Прибыли туда раньше, объехали действующую кочегарку и припарковались подальше. Дойдём пешком.

Кочегарка не только обеспечивала отопление зданий, но и нагревала воду, поэтому работала и летом. Сейчас не во всех домах бежала горячая вода, система водоснабжения постоянно ломалась. Но всё же в квартирах в центре даже зимой было тепло, и горячая водичка бежала из крана. А на окраинах города народ давным-давно врезал краны в батареи и набирал горячую воду оттуда. Хотя многие зимой мёрзли, отопление было не везде.

Здание кирпичное, но уже чёрное от въевшейся угольной пыли. Уголь лежал огромной кучей, отгороженный от основного двора заборчиком, но куски всё равно валялись повсюду. Жители окрестных частных домов иногда по ночам таскали отсюда куски, ведь никакой охраны не было.

У кучи стояла тачка с одним колесом, парень в грязной военной куртке и в чёрных от копоти перчатках-верхонках нагребал в неё уголь лопатой. Чёрная пыль сдувалась ветром в нашу сторону. А чуть дальше, держась так, чтобы пыль его не засыпала, стоял Валера.

– Нет, – громко говорил он. – Просто жду друзей. Вот они.