Был конец января, Рождество давно миновало, а за ним усвистел Новый год, но Самуил явился в «Крепость» как Санта-Клаус с туго набитым мешком. Дана с Артуром и вся остальная компания прочно заняли в его сердце место дополнительных любимых племянников, которых при каждой встрече обязательно надо чем-нибудь угощать. Главное – приносить гостинцы без этикеток, фирменных упаковок и других свидетельств бытия иной (невозможной!) реальности, чтобы друзьям из ТХ-19 не перестали казаться смешными шутки про марсиан. Сласти из домашних пекарен, фермерский сыр, завёрнутый в простую бумагу, фрукты, вино на разлив. А однажды он припёр в «Крепость» целый ящик разноцветных стаканов из портового бара «Булочка»; этот бар – последний осколок былых времён, когда ещё соблюдалось правило: чем умильней выглядит вывеска, тем ужасней за ней притон. Но Шала Хан (Самуил), если что, не добыл те стаканы по старинной традиции, в драке с хозяйкой один на один, просто она обновила посуду и раздавала старую всем, кто согласен немедленно её унести.

А сегодня у Самуила был с собой полный мешок сладких яблок из пригорода, так называемых «зимних», хотя они не обязательно созревают зимой. В Лейне зима наступает, когда захочет, а этим яблокам для достижения полной спелости в любую погоду нужно оставаться на ветках примерно полторы сотни дней. Поэтому в самые длинные годы урожай собирают второй или третьей осенью, а в короткие, вроде минувшего – аж следующей весной.

– Боже, – ахнула Дана, роняя крышку кастрюли, которую только что сняла; коснувшись пола, крышка не упала плашмя, а закружилась, как огромный волчок. – Вот такого пальто я ещё не видела. Ни на тебе, ни в кино, ни в модных журналах, ни в страшных снах.

– Да почему же именно в страшных? – рассмеялся страшно довольный её реакцией Самуил.

– Потому что оно – апокалипсис, – объяснила восхищённая Дана. – Пламя, охватившее мир.

Крышка кастрюли, устав вращаться, упала на пол с таким восторженным лязгом, что всем стало ясно: даже она по достоинству оценила пальто.

Пальто Самуила и правда было из ряда вон выходящее (даже из его персональных рядов). Длинное и просторное, из лохматой ярко-оранжевой ткани, похожей на мех. Шала Хан (Самуил) купил его в Тёнси, давным-давно, когда попал туда в первый раз (в Тёнси вообще всё отлично с нарядами, весёлые духи, хоть и называются «духами», не порхают по улицам голышом). Шала Хан тогда был потрясён, очарован и собирался носить пальто не снимая до конца своих дней. Но не вышло: ткань слишком тёплая, а зимы в Лейне короткие, к тому же бывают не каждый год. Поэтому он щеголял нарядом из Тёнси дней сорок – в общей сложности, за восемь, кажется, лет. А потом заметил, что пальто сидит на нём хуже, чем раньше, стесняет движения, стало узким в плечах. И рукава чуть короче, чем надо, потому что он вырос. Что нормально, когда ты ещё очень молод, но обидно до слёз. Шала Хан всегда легко избавлялся от пришедшей в негодность или просто надоевшей одежды, но с этим пальто из Тёнси он, конечно, расстаться не мог. Даже не оставил его у родителей, где до сих пор хранится добрая половина его гардероба, таскал за собой по съёмным квартирам – бывает такая роковая любовь.

Всё это Самуил (Шала Хан) с удовольствием рассказал бы Дане с Артуром, затем и нужны друзья, чтобы выслушивать наши смешные признания и ещё больше за них нас любить. Однако про Лейн и Тёнси лучше пока помалкивать. Всё-таки «Крепость» находится в ТХ-19. И Дана с Артуром – местные жители, хотя поверить в это часто бывает непросто. Но правила поведения в потусторонних реальностях и без веры приходится соблюдать.

Поэтому Самуил опустил интересные географические подробности. И сказал:

– Это лучшее пальто в моей жизни. Но я уже много лет его не ношу: жмёт в плечах.

– Разве? – удивилась Дана. – Вообще не заметно.

– Это только тебе не заметно. Потому что ты ослеплена его красотой! – Самуил поднял руку: – Того гляди треснет. Видишь, как морщится шов? А я всё равно не могу с ним расстаться. Хотя другу бы с удовольствием подарил. Но с друзьями мне до сих пор не везло.

– Ну здрасьте! – фыркнула Дана. – Всем бы так не везло.

– Мои друзья или слишком консервативны в одежде, или носят другой размер. И вдруг меня осенило, что эти двое рождены друг для друга, – заключил Самуил, снимая пальто. Накинул его на Артура: – Ты примерно одного со мной роста и тоньше. Я уверен, отлично будет сидеть.

Артур просиял:

– Ни хрена себе! Ты серьёзно?

– Зависит от того, готов ли ты его иногда носить. Потому что в шкафу оно уже на сто лет вперёд нависелось. Пускай тогда лучше в моём висит.

– Не иногда. Всегда! Пока слишком жарко не станет. Но осенью снова начну, – пообещал Артур, надевая пальто. Застегнул две верхние пуговицы, сунул руки в карманы, неторопливо прошёлся к окну и обратно. Спросил: – Ну как? Хорошо?

– Как по твоим меркам сшито, – внимательно оглядев его, сказал Самуил.

– Мне даже почти не завидно, – вздохнула Дана. – То есть, завидно не настолько, чтобы силой его отнять. Потому что я буду каждый день это видеть. И по улице рядом ходить.

– Да, – энергично кивнул счастливый Артур. – Каждый день. По каким хочешь улицам. И делать селфи в витринах. Отличная будет жизнь.

– Wunderbar^[4]! – воскликнул Труп. – Wonderful^[5]! – И на всякий случай, чтобы точно-точно все поняли, добавил по-русски: – Капец.

– Капец – не то слово, – согласилась с ним Дана. И только тогда поняла, что Отто похвалил не пальто. Он вообще не смотрел на Артура, а достал из мешка здоровенное жёлтое яблоко и алчно вгрызся в него.

– Я очень голодный, – с набитым ртом объяснил Труп. – Извините-простите. Тут яблок полный мешок! Unmöglich^[6], нельзя было ждать. Поэтому я одолжил… нет, неправильно. Спёр! Самое вкусное яблоко про мою жизнь… в моей жизни. Ещё заберу.

– Да ешь хоть все, – улыбнулась Дана.

Самуил пообещал:

– Я потом ещё принесу.

– Все нельзя, – серьёзно ответил Труп. – Вам тоже надо. Это великое яблоко. Вкусное, как обретённый pragaras^[7].

– Чего?! – изумилась Дана.

Остальные молча переваривали метафору. Обретённое пекло! Вот уж сказал так сказал.

– Das gefundene Paradies^[8], – невозмутимо пояснил Труп. – Я забыл по-русски, сказал литовский. Неправильно, да? Ничего, уже помню: как рай. Обретённый рай.

Вильнюс, январь 2022, никогда и снова январь

– Привет! – громко крикнул Миша (какой из него Анн Хари, когда он в ТХ-19, в городе Вильнюсе, размахивая руками, перебегает центральный проспект).

Самуил (Шала Хан) знал, конечно, что Миша теперь постоянно крутится в Вильнюсе, сам же в прошлом году его сюда притащил. Но всё равно было странно и удивительно встретиться с ним на улице, не в Лейне, а здесь, среди ночи, зимой.

– Как же я рад! Обожаю случайные встречи, – сказал Миша, повиснув у него на шее. И это тоже было странно и удивительно: прежний Анн Хари, которого Шала Хан знал многие годы, ни с кем особо не лез обниматься, держал дистанцию (хоть и непонятно, зачем).

– А почему ты раздетый? – спросил он. – Забыл, что сейчас тут зима?

– Такое захочешь, а не забудешь, – усмехнулся Самуил. – Просто я только что был в «Крепости» и пропил своё пальто.

– Как – пропил? Там же всем просто так наливают, можешь положить в кружку деньги – спасибо; нет – ну и ладно, оставишь потом. Это сколько же ты там выпил, что у Даны нервы не выдержали? Она что, вот прямо так и сказала: «Раз нет денег, отдавай нам пальто»?

– На самом деле, сначала я добровольно подарил пальто Артуру, а уже потом они меня напоили, – признался Самуил. – Но я думаю, это тоже считается. Результат-то в итоге один.

– Ты уже говоришь совершенно как местный. Шикарный безответственный гон! Но это не объясняет, зачем ты шляешься на морозе в одном тонюсеньком пиджаке.

– Ерунда, я умею не мёрзнуть. Меня в своё время Рамон Мария Лодброг^[9] научил.

– Да ты что. Вы были знакомы?

– Он был у нас руководителем практики в тот единственный год, когда, заскучав в отставке, решил, что хочет преподавать. Но надолго в Университете не задержался. Собственно, как раз потому, что притащил нас сюда.

– В Вильнюс, что ли?

– Да если бы! «Сюда» – это в смысле в ТХ-19. А конкретно – в город Свердловск.

– Это где?

– На Урале. Иными словами, в аду ледяном. Представь: зима, мороз минус сорок, в книжных магазинах ни черта интересного; неинтересного, впрочем, тоже практически нет…

– А зачем тогда магазины?

– Ну как зачем. Для умножения скорби. И чтобы было куда зайти погреться с девяти до шести. Вот сразу видно, что ты в восточноевропейском секторе никогда не работал! А то бы сразу вспомнил понятие «дефицит».

– Ай, ну да, – спохватился Миша. – Я вспомнил, в то время было какое-то странное «эсэсэр», занимало огромную территорию, чуть ли не четверть пригодной для жизни земли^[10]. Ребята рассказывали, там интересные книги почему-то нельзя было просто купить в магазине, приходилось разными хитрыми способами добывать. И Рамон Мария Лодброг потащил туда практикантов? При всём уважении – это он спятил совсем.

– Вот именно. По его замыслу, мы должны были сами, без подсказки догадаться, что можно таскать книги из библиотек. Четверокурсники! Которых надо водить за ручку. И кормить специально припасённой домашней едой. А не посылать в гастроном за водкой и вафлями. Больше там особо нечего было купить.

– Хренассе экстрим вам устроили! С одной стороны, даже завидно. А с другой, я бы сдох.

– Семь из девяти моих однокурсников тоже так подумали. И сбежали домой до срока. В деканате схватились за голову и отправили их проходить практику на какой-то средиземноморский курорт. А мы с Ларой остались в Свердловске. Потому что герои. И пять дней ели на завтрак жуткие вафли, а потом выскакивали на мороз.

– И пили водку?

– Хотел бы похвастаться, что хлебал её вёдрами. Но всё-таки нет. Лара наловчилась, не поморщившись, выпивать рюмку залпом, а я даже пытаться не стал. Выпивать должно быть приятно, в этом, по-моему, смысл. Зато я принёс добычу.

– Ограбил билиотеку?

– Я был не настолько гений. Кто-то забыл детектив в автобусе, я его подобрал и принёс. Детектив оказался довольно захватывающий, мне повезло. Долго потом этим хвастался. Сам Рамон Мария Лодброг мне поставил зачёт! Но важно сейчас не это. А что он научил нас с Ларой не мёрзнуть. Вот это был драгоценный подарок! С тех пор тёплые зимние вещи нужны мне скорее для красоты.

– Знал, что ты крут, но не представлял, до какой степени, – улыбнулся Миша (Анн Хари). – Но я всё равно намерен тебя спасти. У меня ключи от квартиры Тима. Вдвоём мы с тобой там отлично поместимся. Пошли?

– Спасибо, – сказал Самуил. – Даже не помню, когда меня в последний раз от чего-то спасали. Это, оказывается, приятно. Я оценил! Но вообще я собирался немного проветрить голову и сразу вернуться в Лейн. Когда так много работы, спать лучше дома. Ну или вовсе не спать.

– Ты же говорил, что вторая книга уже в типографии. Или новых успел набрать?

– Не успел. Чёрт меня дёрнул посмотреть переводы книг, которые Тимка отдал в Даршони. Ну, или не чёрт. Какой у чёрта антоним?

– Ангел, – подсказал ему Миша. И зачем-то повторил по-польски: – Anioł.

– Ну, значит меня дёрнул ангел. И правильно сделал, что дёрнул. Спас прекрасные книги. Потому что переводы ребят из Даршони их натурально убили, – вздохнул Самуил. – Причём формально не придерёшься. Грамотная работа. Были бы это обычные книги из ТХ-19, я бы первый сказал, что переводчики молодцы. Но они потеряли самое главное. Восходящую интонацию и вот этот удивительный ритм, который сперва не замечаешь при чтении, а потом понимаешь, что уже какое-то время дышишь в полном согласии с ним. Да чего я тебе объясняю. Ты-то всё понимаешь про ритм.

– И ты сел переделывать?

– А куда деваться. Полкниги уже воскресил. Ещё полторы осталось, надеюсь, дело пойдёт быстрее, я всё-таки руку набил.

– Покажешь, что получилось?