"Крадется!", – дрожащим эхом отозвались мурашки по моему телу. Волосы на затылке встали дыбом. Я сглотнула, чувствуя, как внутри все сжалось. Тело словно оцепенело, и я не могла пошевелиться.

В животе завязался неприятный узелок. Обернувшись, я вздрогнула – мне показалось, что по поленнице кто-то проскакал. Небольшой темный силуэт, пугающий и непонятный. Как будто пушистый человечек.

"Ой!", – запоздало что-то ойкнуло внутри меня. Ноги словно приросли к земле.

"Кошка!", – успокоила я себя. "Это всего лишь кошка!", – повторяли нервные клетки, пытаясь успокоить друг друга.

Я выдохнула и включила телефон, но сигнала не было. Я посмотрела на поленницу, а потом поежилась.

"Сама ты кошка!", – раздался скрипучий, недовольный голос. Я подпрыгнула и начала озираться, как ошалелая.

Кто это сказал?

Мне тут же захотелось вернуться в дом, в тепло и к людям. Дремучий бор шумел, словно пытался напугать меня. У соседей свет не горел, только тусклая лампочка освещала крыльцо, перед которым стояла старая ржавая машина. Не было привычной ленты фонарей, витрин, вывесок – только тишина и темный силуэт машины Димы, стоявшей возле деревянного забора.

"Все ок", – написала я подруге. "Кажется, я им понравилась. Меня угостили классным чаем с вареньем. Мы очень мило поговорили. Они много спрашивали про то, кто я и где работаю. Очень милые люди."

Я набирала сообщение, надеясь, что оно отправится. Несколько раз я нажимала на кнопку отправки, но связь не ловила.

"Ладно, потом расскажу", – улыбнулась я. Главное, что я смогла произвести хорошее впечатление на родителей Димы. И мне они очень понравились. Милые, простые и добрые люди.

От этой мысли мне стало теплее. Я начала осторожно подниматься по скрипучим ступеням, стараясь не издавать лишнего шума. Чувство, что за мной кто-то наблюдает из темноты, никуда не девалось.

Я подошла к двери, как вдруг услышала приглушенный голос из дома: "Не пара она тебе, Дима. Даже домовой ее не принял!"

Этот голос я узнала.

Это была мать Димы, Ольга Валерьевна. Ее голос звучал строго и недовольно.

Глава 2

Я остановилась, услышав негромкий разговор, который явно не предназначался для моих ушей. Спряталась за углом дома, стараясь не выдать своего присутствия. Но голоса, доносившиеся из комнаты, были слишком громкими, чтобы их можно было проигнорировать.

– Мать права, – раздался глуховатый низкий голос, принадлежавший отцу Димы. Он прокашлялся, и я услышала характерный кашель старого курильщика, словно кто-то поджигал спичку и тут же тушил её. – Худющая, тощая… Не баба, а былинка… А этот наш грюкал! Явно из дома выгонял. Он всегда так делает, когда ему кто-то не нравится!

– Вот-вот! Как она рожать собралась? – с упрёком спросила Ольга Валерьевна, голос которой звучал резко и раздражённо. – Бабы-то раньше в поле рожали да в бане. А тут что? О! Тоща, как палка. Там эти капельницы, кушетки… Всё вот это вот… Кесаревы всякие…

– Сын, я, конечно, не хочу лезть в твои отношения, но мы – люди простые. Деревенские. Мы всю жизнь в деревне прожили… Слушай мать. Она дело говорит.

– А на огороде что? Она же наклониться – голова закружится! Она и в жизни ничего не посадила. Ходила, у меня спрашивала: «А это че?» А это? – продолжала Ольга Валерьевна, словно учитель, отчитывающий нерадивого ученика.

Мне вдруг стало так неприятно! Словно окатило ледяной водой. Я стояла, сжав кулаки, и чувствовала, как внутри меня нарастает ком обиды. Эти люди, которые казались такими милыми и гостеприимными, на самом деле смотрели на меня свысока.

– Да она огурцы от кабачков отличить не может! Тоже мне! В лесу палки не нашёл! Ты посмотри по сторонам! Вон сколько девушек ходит вокруг! А это – принцесса! – Ольга Валерьевна прокашлялась и звякнула кружкой. – Вы с ней не одного поля ягоды. Ей другой нужен… Ты помнишь, как отцу помогал в детстве… Ты у нас парень рукастый… Обычный, крепкий, деревенский… Забор починить, ставни поправить. А она что? Приехала в светлых штанах и в свитерочке белом! Сразу видно, что белоручка! Такие печку только на картинке видели.

Внутри меня всё кипело. Я крепко зажмурилась, чувствуя, как меня трясёт. Нет, значит, они улыбались, чаем поили, рассказывали про жизнь в деревне. Такие милые, такие добрые. А тут…

– Мы же этот дом вам оставим! – добавил отец, пока мать звенела кружкой. – И что вы с ним делать будете? Ну, ты – понятно. А она? Будет по деревне в своих белых штанах ходить, так засмеют её ведь! Скажут… Нет, сын, ты на меня смотри. Не надо глаза отводить. Деревенские сразу скажут, где ты такую взял белорученьку! Лучше уж мы с матерью тебе это скажем, чем люди посторонние.

– Вот и кружку за собой не помыла! – добавила мать, а я вспомнила, что даже чай не допила! Ну вот это уже было обидней всего! – Придёшь домой, а она эти… суши ваши заказала и сидит. Нет, чтобы борща кастрюлю наварить! Или что? Всё за неё сделают, да?

А вот это неправда! Я хорошо готовлю! И суши заказываю только по праздникам! Но слова матери Димы вонзились в меня, как острые иглы.

– Диана хорошо готовит, – послышался голос Димы, который звучал неожиданно спокойно, словно он пытался защитить меня.

– Знаю я ваше хорошо! Приехал к нам, тарелку супа умял! – заметил отец. – Потому что зажарочка, всё как надо! И жирок плавает! Вот это суп! А не ваше это… из пакетика высыпала, ложкой повертела и нате! Жуйте! Суп такой должен быть, чтобы ложка стояла! Да на такую хохлянку ни один деревенский мужик не позарится.

Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Слова отца ранили меня до глубины души. Я не была той, кем они меня видели. Я не была белорученькой, не была фифой. Я была просто человеком, который большую часть времени проводит на работе и всячески пытается сэкономить время на готовку! А у них в деревне кроме огорода и работы никакой нет. Вот девки деревенские все как одна – домохозяйки.

– Тебе девка деревенская нужна, – продолжала мать Димы, словно она читала мои мысли. – Деревенские бабы – не фифы какие. Ты хоть раз маникюр видал у кого в деревне? А у этой ногти вон! С блестючками. Что такими ногтями сделаешь по хозяйству? Кошке глаз выколешь! Да и только. Вон, Маринкина дочь выросла! Кстати, Марина нас в гости зовёт. Ты же её дочку Катеньку помнишь? Ты в неё влюблён был! Вы с ней в одном классе учились…

– Катька? – внезапно оживился голос Димы. В нём ясно чувствовались нотки неподдельного интереса. – Катька Шаповалова? Она что? Развелась?

Глава 3

В этот момент мне всё стало ясно. Словно невидимая волна прошлась по моему сознанию, всколыхнув что-то давно забытое и давно похороненное в глубинах памяти. Я никогда не слышала о Катеньке. Дима никогда не упоминал её имени. Но что-то говорил про школьную зазнобу. Я тогда подумала, что это просто детская влюбленность. И даже посмеялась. А тут, оказывается, не до смеха было.

Я осторожно заглянула в окно.

Ольга Валерьевна, сидевшая за столом с чашкой чая, посмотрела на сына с довольной улыбкой. Её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась скрытая насмешка.

– Ну да, – произнесла она, – институт бросила, а теперь к матери в деревню вернулась. Мать заболела, так Катька всё бросила и к ней. Вот и поговорите… Она – девка простая. Ей всякие эти Бали-Мальдивы не надо. И обои по сто раз менять не будет! У неё другие дела в доме есть, кроме как лежать и про обои думать.

Я сжала зубы, вспоминая, как с гордостью показывала Диминым родителям фотографии ремонта и обои, выбранные для нашей будущей ипотечной квартиры. Как мы вместе выбирали цвета, текстуры и узоры. Как мечтали о том, как будем жить в этом семейном гнёздышке, окружённые уютом и теплом.

– Мы же тебе добра желаем, – добавил отец, поглаживая свою густую бороду. – Деревенские бабы они простые. Без этих завихрений. Будет тебя баба обслуживать, а чем плохо? И стирать, и готовить, и убирать! И детей здоровых рожать. И машинка ей не нужна. Она тебе и в тазике простирнёт и прополощет… Без нытья всякого.

Я опустила голову, пряча лицо в руках. Слёзы начали наворачиваться на глаза, но я изо всех сил пыталась их сдержать. Дима молчал. Его молчание было хуже любых слов. Он не спорил, не возражал. Не защищал меня. И это было обидно вдвойне.

Я снова подошла к окну и осторожно заглянула между занавесок. Дима сидел за столом, покрытым клеёнкой, и смотрел в свою кружку с чаем. На его лице не было ни эмоций, ни мыслей. Он просто сидел, погружённый в свои мысли.

А мать вздохнула, начала выставлять на стол блины и прятать банку с земляничным вареньем. Я видела, как она аккуратно закрывает крышку и прячет банку.

Я отвернулась, прислонившись к старому, потрескавшемуся бревну избы. Воздух был свежим и прохладным, но он не приносил облегчения. Я чувствовала, как внутри меня всё кипит и бурлит, словно раскалённая лава.

– Отлично! – сжала я кулаки, чувствуя, как гнев начинает застилать глаза.

Я твёрдым шагом вошла в дом, стараясь не смотреть на Диму. Ольга Валерьевна, увидев меня, улыбнулась ещё шире.

– О, Дианочка пришла! – произнесла она, ставя на стол тарелку с блинами. – А я блинчики приготовила. Вот варенье новое достала. Такого ты ещё не пробовала. В том году закрывала… Земляники ведро принесли, а мне его куда девать, вот и решила варенье сделать!

Я посмотрела на Диму, сидящего за столом. Его взгляд был пустым и пристальным, словно он пытался что-то понять, но не мог. Этот взгляд убил меня окончательно.

– Ты куда? – тихо спросил Дима, глядя на меня.

– Домой, – отрезала я ледяным голосом. – Не пара я тебе, Димочка, ой, не пара!

Дима молчал. Его молчание было как приговор. Я схватила свою сумку и направилась к двери.

– Вот, что я и говорил, – вздохнул отец, вставая из-за стола.

Я открыла дверь и вышла на улицу. Боль, ярость и обида захлестнули меня с головой. Я смахнула слёзы и, не оглядываясь, пошла к остановке.

– Расписание пригородных поездов! – вбила я в поисковик, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Я была готова вызвать такси, сколько бы это ни стоило.

Я остановилась на пороге, как вдруг услышала тоненький, скрипучий голос.

– Пшла вон! Хозяевам не нравишься, мне и подавно!

Я обернулась и увидела маленького старичка, стоящую у забора. Её глаза были полны ненависти и презрения. Но самым страшным было то, что они светились в темноте.

Я бросилась прочь, а потом устала. Бок заколол. Я шла по тёмной деревенской улице, чувствуя, как сердце разрывается на части. Я знала, что никогда не вернусь сюда. Никогда больше не увижу Диму. Никогда не почувствую тепло его рук. Никогда не услышу его голос.

Но в то же время я знала, что это к лучшему. Я не могла жить в мире, где меня не понимают и не принимают. Я не могла быть частью семьи, где нет места для моих мечтаний и стремлений.

Я смотрела на закат, который окрасил небо в яркие цвета, и чувствовала, как в моем сердце зарождается новая жизнь. Жизнь, в которой я буду сама себе хозяйкой. Жизнь, в которой я смогу делать всё, что захочу.

И пусть это будет нелегко. Пусть это будет больно. Но я готова. Я готова начать всё сначала.

Глава 4

Дима даже не побежал за мной. Не сделал ни одного шага, чтобы вернуть. Его безразличие было как удар под дых, выбивший из меня воздух. Я шла куда глаза глядят, дрожа от холода и боли, и не могла поверить в происходящее. Лишь в конце улицы я не выдержала и обернулась. Тишина и закрытая дверь дома говорили красноречивее любых слов.

– Ип! – всхлипнула я, но тут же гордо подняла голову, пытаясь сдержать слезы. Внутри меня все тряслось, как осиновый лист на ветру. В эту же секунду я осознала, что счастье, которым наслаждалась, было всего лишь миражом. Не было его. Не было той любви, о которой я мечтала.