Одета она была дорого, это даже Лиз понятно. Выглаженный костюм цвета абрикоса прекрасно на ней сидел. Пышные каштановые волосы без единого седого корня сияли на солнце. Лиз пристыженно посмотрела на свое отражение в окне: горшок седеющих волос, белая блузка и выцветшая синяя юбка, которым было плевать на все, что могло на них оказаться в классе младшей школы. Кардиган прилип к спинке кресла секунд через тридцать, как она села, – жара была дичайшая.

И хотя детям было плевать на директрису, Джен, которая рассказывала деткам про звуки за своим полосатым, как шмель, столом, осязаемо чувствовала ее присутствие. Голос ее стал в разы выше с тех пор, как в классе появилась директриса на свой печально известный среди учителей «визит» с проверкой.

– Пример разделенного диграфа. Рандип? – голос ее пузырился от напряжения. Нет, не напряжения.

От страха.

Именно поэтому, конечно, Лиз и помогала классу пробираться сквозь разделенные диграфы и кластеры согласных. Мыслями она постоянно возвращалась к тому заседанию книжного клуба, с которого все началось – хотя началось все сильно раньше, но именно тогда она осознала масштаб проблемы подруги.

Когда Кейли Бриттен только пришла работать в школу Святого Варнавы, а та вошла в состав академии, Джен была ревностным сторонником этих перемен. «Давно пора, – говорила она, – взять это место за грудки и хорошенько потрясти!» Тогда ее энергия и энтузиазм заставили вышедшую на пенсию Лиз почувствовать себя дряхлой ненужной старушкой.

Постепенно все изменилось.

Джен отказывалась приходить на встречи книжного клуба под предлогом стресса на работе, а когда все-таки приходила, говорила мало (в сравнении с собой прежней), а отзывы ее лишились свойственной категоричности.

Осознание пришло в июне. Тогда клуб собирался дома у Лиз, а читали они воспоминания какого-то преступника про ад в малайзийской тюрьме от первого лица («Луна через решетку» – Лиз вообще не понравилось). Выбрала книгу Джен, но сама почти ничего про нее не сказала, будто… Будто вообще ее не прочитала.

В конце вечера Лиз проводила всех, а когда вернулась в гостиную, то ожидала, что Джен, как обычно, начала мыть посуду, но та все еще сидела на диване и пустыми глазами смотрела на крошки тортика «Парк Басби» – они называли все свои торты в честь мест в городе. Лиз сразу узнала выражение на лице подруги и испугалась.

– Мне, наверное, пора. – Голос у Джен был грустный, таким она его давно не слышала. – У меня еще осталась работа на сегодня.

Лиз уже не помнила, что тогда сказала, что-то вроде «Уже ведь так поздно!», именно в тот момент маска слетела с лица Джен, она скривилась и начала заливаться горючими слезами. Ее полное отчаяния лицо стало уродливым. Она плакала семь с половиной минут (в течение которых домой вернулся муж Лиз Дерек, быстро взглянул на них и тут же убежал на второй этаж с газетой «Йоркшир пост» под мышкой), и, спустя почти полпачки салфеток с алоэ вера, из нее начала литься правда.

Ее первый класс сдавал экзамен по чтению госформата. И по самым разным причинам – начиная от эпидемии куриного гриппа до ограниченности природных данных некоторых ребят – класс не смог добраться до тридцати двух проходных баллов. Академический траст Лоудстоун таким результатом был совершенно не доволен, и следующий год тут же был объявлен годом «Высоких достижений». Это означало, что каждый ребенок в первом классе – особенно те, у кого проблемы с чтением, – ДОЛЖЕН как МИНИМУМ трижды в неделю заниматься индивидуально. В теории звучит хорошо, но Лиз прекрасно понимала, что некоторые дети просто не могут круглыми сутками учиться читать, не теряя энтузиазма и продолжая воспринимать информацию. Этот взгляд на методику Кейли Бриттен не разделяла.

– Она иногда просто как взглянет! – жаловалась Джен, как обиженный ребенок. – Сразу чувствуешь себя помойкой.

Так на Лиз и свалились еженедельные индивидуальные уроки по чтению для самых неуверенных в слогах учеников класса «Вяз». Плюс – главное – так она могла оказать своевременную поддержку в случае появления миссис Бриттен на тех самых «проверках».

Дереку эта идея не понравилась.

– Не ввязывайся, – предупредил он. Дерек всю жизнь до ужаса боялся «ввязываться». Во что именно Лиз не стоило ввязываться, муж не пояснял, каждый раз этот совет она получала при разных обстоятельствах – но, видимо, рыдающая на их диване Джен подходила под все его условия. Наверное, также не стоило «ввязываться» в прошлогоднее расследование смерти коллеги, после которого три человека сели в тюрьму.

Поэтому теперь по средам она мало рассказывала, как провела время на своей бывшей работе.

– Все прекрасно, миссис Старк. – Размышления Лиз прервал теплый, но до удивления безразличный голос Кейли. Та осмотрела стены, на которых висели ламинированные плакаты и разрисованные мелками гирлянды в виде соломенных шляп в честь Дня урожая. – Очевидно, что все прекрасно усваивают материал.

Джен подняла на нее круглые, открытые и полные надежды глаза.

– У нас новая система, – сказала она с почти одержимой улыбкой. – Детки забирают домой конверты с «Веселыми буквами».

– Я вижу, что вы все хорошо организовали, – сказала Кейли, – а еще я вижу, что вы заручились помощью подруги.

Кейли бросила приветливую улыбку Лиз, которая подавила резкое желание сделать реверанс.

– Я дам вам более подробную обратную связь, но в целом все отлично. И напоследок зацементируем этот прогресс. Подумайте, как можно в классе создать такую среду, чтобы детей повсюду окружали изученные звуки, – она еще раз улыбнулась и вышла из класса.

Лиз посмотрела на подругу и тоже улыбнулась, как бы говоря: «Молодец, можешь теперь расслабиться!» – но Джен смотрела в спину начальницы. Лиз сразу узнала этот взгляд подруги и испугалась.

– Так! – Дети вереницей выходили на переменку, а Джен замерла, пялясь на осенние слова на доске. – Создать среду! – Голос ее надорвался. Лиз напряженно посмотрела на подругу.

– Давай-ка сделаем перерыв, – сказала она.

Лиз никто не услышал.

Джен решительно закряхтела и начала срывать с доски плакаты со словами (которые Лиз ламинировала только на прошлой неделе).

– Да, ты иди, – сказала Джен заряженным тоном, который ей был свойственен, когда она впадала в такие настроения. – Найдешь сама, чем заняться? – Она мяла плакаты так решительно, что было ясно – ей совершенно плевать, найдет ли Лиз, чем заняться. – Можешь развести ройбуша из моих запасов.

Лиз замерла в коридоре и, хмурясь, уставилась на дверь класса, не зная, что делать. Она раньше видела такие приступы энергии у подруги, и ничего хорошего в них не было. В последний раз Джен переставила все в зимнем саду Лиз по фэншую… У Дерека было такое выражение лица…

Тогда-то Лиз и заметила конверт. Он под углом торчал из-под лавочки около книжных полок. Ослепительно белый на фоне синего коврового покрытия. Наверняка конверт с «Веселыми буквами». Лиз подняла его – обязательно надо было вернуть конверт владельцу, прежде чем Джен разволнуется.

Лиз по пути в учительскую думала про последние двадцать минут своей жизни. Может, все это время Джен преувеличивала проблему? Она частенько раздувала из мухи слона. Да, еще на летней ярмарке в июле Кейли Бриттен ее уколола – но в тот вечер столько всего произошло, что это и неудивительно? Тельма ей все рассказала и про конфликт с родительским комитетом, и про ужасное письмо, которое получила Кейли. Уже достаточно напугать кого угодно. А на проверке совершенно не было ощущения, что директриса как-то пытается завалить ее подругу.

…гневный стук в дверь… «Эта сумасшедшая тварь здесь?»

Лиз потрясла головой. Соберись, Лиз, это же было тысячу лет назад…

Вдруг в коридоре показалась сутулая фигура Банти Картер. Лиз почувствовала укол совести. Когда после ярмарки Тельма поделилась своими переживаниями, она несколько раз хотела позвонить Банти или заехать в гости. Но потом в жизни началась такая суета, что так и не получилось, даже в школе они ни разу не пересеклись. Лиз присмотрелась к бывшей коллеге. Как она? Будто немного шатается, но у нее всегда были проблемы с бедром… Лиз крикнула:

– Доброе утро, Банти!

Лиз замерла, ожидая, что шаткие шаги бывшей коллеги замедлятся.

Но все случилось наоборот.

Коренастая Банти ускорилась и скрылась за углом, бросив на Лиз быстрый и диковатый взгляд через плечо. Странно. Банти всегда с удовольствием болтала. Может, торопится в дамскую комнату?

В учительской толпилась очередь к бойлеру, кофе насыпа́ли в синие брендированные кружки Академии Лоудстоун, которые стояли ровными, аккуратными рядами. Такая разительная перемена после свалки самых разных кружек, к которым она привыкла. У Топси была смешная кружка с надписью «Вива Лас-Вегас и-и-иха-а!». Лиз с тоской посмотрела на старую посуду, запертую в шкаф. Она все собиралась взять с собой свой кофе, но каждый раз забывала, а тут стеснялась у кого-нибудь его попросить. Лиз уселась в уголок комнаты, которая раньше была родной, и снова утонула в странном осознании, что все сильно изменилось. Офисные синие кресла вместо протертых мягких оливковых. Доска с объявлениями с очередным вездесущим лого Лоудстоуна. Но кое-что не изменилось.

– Пора, коллеги! – Марго Бенсон – учительница второго класса – размахивала цветным каталогом с косметикой «Знай свое наслаждение», ее очки на золотой цепочке приветливо поблескивали. – Заказы принесу до пятницы. – На это торжественное заявление начали раздаваться тихие отклики. Лиз улыбнулась. Один из очевидных плюсов выхода на пенсию – ей больше не нужно наскребать десять фунтов на крем для рук, который всегда оставлял неприятный липкий слой.

– А еще пора думать про рождественские заказы, чтобы я успела забронировать товары, пока не разобрали. – Снова минимальная реакция, несколько вежливых улыбок, что странно, потому что обычно Рождество редко оставляло кого-то равнодушным – Лиз ожидала хотя бы какие-то жалобы о том, как быстро летит год.

Бекки Клегг писала на доске красными огромными буквами: «Все промежуточные оценки должны быть переданы Бекки до пятницы, крайний день! Спасибо!» Она дорисовала в конце смайлик, будто он может как-то смягчить ее повелительный тон. Лиз задумалась, не подойти ли к Бекки. Они уже виделись, но та шла по коридору первоклашек с таким целеустремленным и сосредоточенным лицом, что Лиз решила, что не стоит пока заговаривать.

Джен была не очень высокого мнения об этой девушке. Когда Лиз приходила на прошлой неделе, Бекки и Джен горячо спорили о фазе пятой (что бы это ни значило), после чего Джен (с присущей ей неспособностью видеть себя со стороны) назвала молодую коллегу «вредной капитаншей». Но вскоре Лиз посмотрела на нее новыми глазами.

Они столкнулись в городском саду. Лиз пришла на свою первую в сентябре закупку цветочных луковиц на посадку, когда заметила взбудораженную девушку с целой кучей бамбуковых стеблей в руках. Это была одна из тех встреч, когда ты еще сомневаешься, достаточно ли знаешь человека, чтобы подойти к нему, или одной вежливой улыбки в качестве приветствия будет достаточно.

Сомнения были развеяны, когда Бекки, роясь в своей сумке, уронила весь бамбук, и Лиз бросилась ей на помощь. Оказалось, закупка ее никак не была связана с садовыми целями, а совершалась ради мастерской кукольника в школе. Обычно такая собранная Бекки в тот день была готова с удовольствием поболтать ни о чем. Ее очень заинтересовал ящик с цветочными луковицами, что невероятно удивило Лиз, которая до этого видела Бекки только в условиях коротких обсуждений разделенных диграфов и кластеров согласных. А тогда она с круглыми глазами рассматривала в ящике Лиз разнообразные луковички с поэтичными названиями «Шепчущий сон», «Розовый щербет».

– Я думала, они все просто так и называются: красные, желтые или оранжевые, – сказала Бекки, будто под впечатлением, и Лиз вдруг поняла, что ей просто очень одиноко. Высокая и красноволосая, она напомнила Лиз куклу Тряпичную Энн.