Она кашляет, оборачивается: скамейка исчезла вместе с книгой. Ноги у Стеши дрожат от слабости и страха, она с трудом поднимается и плетётся к дому, а он изменился, да ещё как! Вместо черепицы на покатой крыше лежит тёмная солома, с бревенчатых стен на улицу смотрят два окошка, как два глаза. На крыльце пыхтит самовар, из его гнутой трубы плывёт белый дым. Во дворе стоит телега с задранными кверху оглоблями.

Стеша проходит через сырые, прохладные сени в комнату.

– Мам, мне плохо…

– Ай! Свят-свят-свят! Кикимора! – слышится сдавленный крик.

Она моргает, почти ослепшая после яркого солнца в полутёмной кухне, и видит русскую печь и дощатый стол. За ним сидят бородатый седенький старичок и старушка в платочке и юбке до пят. На полу квохчет рябая чёрно-белая курица.

– Кикимора в дом залезла! Гони её кочергой, а я ухватом! – звенит в ушах.

Старушка резво для её преклонного возраста вскакивает и целится в Стешу рогатиной на длинной ручке.

«Убьёт! – сверкает в голове мысль. – Хоть и видения, а всё равно больно!» Стеша уворачивается.

– Вы с ума сошли, на человека кидаетесь!

– А ты рази человек? – тычет рогатиной старушка, норовя попасть в шею. – Кикимора болотная, волосья синие. Шпынь голова!¹

– Да не кикимора я! Волосы в парикмахерской покрасила. Честное слово, клянусь: я не кикимора!

На круглом лице старушки появляется растерянность. Цепкие глаза обшаривают Стешу от макушки фиолетовых волос до кроссовок.

– Девка, чё ли? – сомневается хозяйка. – Слышишь, дед? Говорит, что девка она, не шишига.

– Ежели правду говорит, то не врёт, – глубокомысленно изрекает старик и скребёт пятернёй подбородок.

– Девка, а в портках ходит.

– Пф-ф! – фыркает Стеша. – Ну да, типа девочки должны носить платья, и всё такое… Знаю, знаю.

Отсталых каких людей подсовывают ей в галлюцинации!

Ноги больше не дрожат, дышится хорошо, она чувствует только слабость и усталость. В голове проясняется. Пора бы и видениям прекратиться, но они не исчезают. Вместо мамы и бабушки в доме по-прежнему толкутся незнакомые старик со старухой. И ещё рябая несушка. Она ходит по полу, с интересом смотрит на Стешу, как ей кажется, и квохчет: «Ко-ко-ко!» Вдруг куриное бормотание сменяется заполошным кудахтаньем.

– Дед, гляди-ка! Наша курочка снесла яичко! – радуется хозяйка.

Она бережно обтирает фартуком яйцо и подходит к свету.

– Ахти! Золотое!

Гладкое яйцо сверкает на ладони, в нём отражается окошко в переплёте рам.

– А внутри что? Дай-ка, баба, я попробую разбить.

Стеша хихикает. Понятно теперь, откуда у её видений ноги растут. Прочитала сказку про Курочку Рябу, и вот вам! И дед, и баба, и Курочка Ряба – все на месте. Только мышки не хватает.

Давясь смехом, Стеша наблюдает, как колотит о стол яичком старик, – не получается у него разбить крепкую золотую скорлупу. Пробует баба, и тоже напрасно старается.

– Сейчас мышка хвостиком махнёт, яичко и разобьётся. Да вот же она!

По столешнице снуёт юркая серая мышь. Подбегает к яичку, обнюхивает, задевает его хвостиком. Яичко падает со стола, сверкнув золотым бочком.

– Разбилось! – охает старушка и причитает: – Жалко-то как! Ой-ой-ой!

По полу растекается обычное куриное яйцо с белком и желтком. Стеша поднимает половинку золотой скорлупки, чуть сдавливает пальцами. Надо же, тонкая, а такая прочная.

– Погоди-ка, – приходит в себя старуха и подозрительно щурится на Стешу, – а ты, девка, откуда знала, что мышка яичко разобьёт?

– Тоже мне, бином Ньютона! Да это любой детсадовец знает, даже мой братец.

– Кикимора! – в один голос кричат старики. Курочка Ряба хлопает крыльями.

Дед хватает кривую железяку, его бабка – рогатину.

– Бей кикимору! Так её, нечисть поганую!

– Да вы ненормальные!

Всё, дипломатия исчерпана. Стеша бросается к порогу, налетает на дверной косяк. Рвётся к свету, к солнцу, к маме…

Крики стихают, веет ароматом цветущих яблонь. Она приоткрывает веки и видит Тимку. Он сидит на скамейке, болтает ногами и листает книгу сказок.

Глава 2

Она бы могла поклясться, что дед, бабка и Курочка эта говорящая, которая кудахтала вслед: «Ко-ко-ко! Держи кикимору!» – бред и галлюцинация. Только что делать с золотой скорлупкой, сверкающей на компьютерном столе, гладкой, блестящей, надо полагать действительно золотой. Это уже аргумент, и ещё какой весомый!

Стеша крутит скорлупку, та вертится волчком, рассыпая золотые блики. Интересно, почему прабабушка ни слова не сказала про книгу? А если бы Стеша уничтожила её от обиды или прочитала не мирную «Курочку Рябу», а про Змея-Горыныча?

Как она попала в сказку, более или менее понятно. А вот как вернулась? Таймер какой-то срабатывает, что ли? С этим надо разобраться.

Стеша бежит за кухонными весами, взвешивает скорлупку. На маленьком табло темнеют электронные цифры «23». Двадцать три грамма чистого золота. Если сдать его в ломбард, то…

– Стеня, сходи за хлебом. Цельнозерновой и батон купи.

Это мама заглядывает в комнату. Стеша вздрагивает. Её застают врасплох, она не успевает спрятать скорлупку.

– Что это у тебя?

– Да так, ничего. Купила для поделки.

Она небрежно смахивает золото в ящик стола, будто мелочь, не стоящую внимания. Когда мама уходит, гремит посудой на кухне, Стеша отыскивает в вещах коробочку из-под духов, втискивает в её картонное гнёздышко скорлупку и кладёт в рюкзак вместе с паспортом.

– Я скоро, мам!

До ломбарда бежать недалеко, одну остановку. Стеша заходит внутрь, разглядывает витрину с выставленными украшениями, достаёт коробочку.

Женщина в окошке спрашивает:

– Оценить хотите или в залог сдать?

– Оценить и… сдать, – робеет Стеша.

– Восемнадцать лет вам исполнилось?

Она мотает головой.

– У несовершеннолетних в залог берём вещи с письменного согласия родителей, – отрезает оценщица.

О как! С согласия, да ещё и письменного. А она-то надеялась, что паспорта достаточно.

– Я лучше с мамой приду, – бормочет Стеша и торопливо суёт в рюкзак коробочку, которую так и не успела открыть.

«Дурацкие законы! – негодует она. – Нет восемнадцати, ну и что? Почему я не могу сдать в ломбард свои, личные вещи?»

Её немного смущает, что «личная вещь» украдена, пусть и случайно, у нищих стариков, у которых и курица-то единственная. А с другой стороны, не появись золотая скорлупка, Стеша так и думала бы, что Курочка Ряба привиделась, свалила бы всё на приступ астмы.

Досадно, конечно, – не выгорело дело с ломбардом. И печально, что нельзя о таком сногсшибательном приключении рассказать подписчикам, книгу показать, прочитать сказку, не страшную какую-нибудь, без Змея Горыныча… Наснимать то, что встретится, ведь в сказках всё такое необычное, волшебное. Избушка на курьих ножках, допустим, или Емеля со щукой, или Колобок. Ах, как круто! Подписчиков будет миллион, придёт известность, ну и донаты, само собой.

Стеша мечтает, витает в облаках и проходит мимо хлебного магазинчика. Спохватывается, возвращается. Покупает всё, что просила мама, и свою любимую миндальную слойку, которую и съедает по дороге.

Дома она суёт приставучему Тимке планшет, достаёт с полки припрятанный прабабушкин подарок и принимается внимательно рассматривать обложку и корешок.

Книга как книга, в издательстве напечатана, ничего необыкновенного, кроме её почтенного возраста – сто двадцать три года. Как же так получилось, что она стала особенной?

Стеша теряется в догадках. На титульном листе, прямо под надписью: «Русскiя народныя сказки для дѣтей», нацарапаны слова, которые она раньше не заметила.

– Вакса-брикса-бурбали… пекец-мекец-бакали. Что за тарабарщина? Вакса-брикса… зачем это? – удивляется Стеша. – Похоже на детскую считалочку. Ладно, это я выясню.

***

Верно говорят, что решения на свежую голову, после сна, всегда правильные. Наверное, за ночь мысли отлёживаются, отшлифовываются, и утром приходит озарение. Почему нельзя пойти в сказу с камерой? Можно, даже нужно. И выложить всё отснятое на канал надо обязательно. Ведь никто не поверит в настоящую сказку, будут говорить: «Какой классный квест! Как здорово ты всё придумала, умница».

За завтраком Стеша почёсывается от нетерпения. Плевать на школу, всё равно учебный год заканчивается, а ОГЭ она уж как-нибудь сдаст. Скорее бы туда, скорее бы в сказку!

– Ты чего нервничаешь? Тебе плохо? – тревожится мама и тянется к шкафчику за ингалятором.

– Нет, всё нормально. У нас сегодня диктант по русскому, немного переживаю. Подгони Тимку, опаздывать не хочу.

Брата подгонять – дело неблагодарное. Он никогда и никуда не торопится, кроме как с отцом на футбольный матч или в парк.

Возле школы, как обычно по утрам, море машин. Некоторые надолго паркуются, другие лишь притормаживают, из них выскакивают школьники и бегут к решётчатым воротам.

– Пока, мам!

Стеша подхватывает с сиденья рюкзак. Тима со своего детского кресла строит рожицы, она тайком показывает ему кулак. Как только мамина серая «киа» теряется в потоке других машин, Стеша поворачивает обратно к дому, расталкивая спешащих навстречу ребят. Заходит за угол и отправляет в классный чат сообщение: «Лариса Владимировна, я сегодня не приду, у меня приступ астмы».

«Очень жаль. Поправляйся», – тренькает через минуту ответ. Уф… Теперь можно мчать домой.

Переодеться в удобную одежду и собрать рюкзак – дело нескольких минут. Джинсы, толстовка, кроссовки, куртка на случай холодного ветра. Неизвестно же, какая там погода. Камеру в рюкзак, телефон и пачку печенья на случай, если проголодается.

Остаётся выбрать подходящую сказку.

Стеша листает книгу. «Каша из топора». Нет, не подойдёт, в ней ничего интересного, ничего волшебного, одна бытовуха… А вот «Гуси-лебеди». На картинке два большущих гуся уносят мальчика в красной рубашке в облака. Годно!

«Жилъ старичокъ со старушкою; были у нихъ дочка да сынокъ маленькìй.

– Дочка, дочка, – говоритъ мать, – мы пойдемъ на работу, принесемъ тебѣ булочку, купимъ платочекъ; будь умна, береги братца, не ходи со двора…»

Она дочитывает сказку до конца. Как и в прошлый раз, из книги вырывается маленький вихрь, сметает со стола открытки и постеры. Стеша жмурится, стискивает лямки рюкзака.

– Один, два, три… – медленно считает она, решив, что откроет глаза на счёт «десять». Её клонит в сторону от головокружения и ощущения полёта. Стеша не удерживается на ногах, падает и чувствует под ладонями песок и острые камешки. Получилось, сработало!

Она отряхивает джинсы на коленях, осматривается и видит деревушку с рублеными избами и сараями. На пригорке стоит деревянная церковка. На дороге в пыли копошатся куры. На обочинах густо растёт подорожник. Ни тебе электрических столбов, ни асфальта, ни магазинов. И как тут люди живут?

Стеша достаёт из рюкзака камеру, направляет объектив на себя.

– Всем привет! С вами я, Стефания, и у меня для вас суперновости, дорогие друзья. Мы с вами отправимся в сказку «Гуси-лебеди». Подписывайтесь на канал, ставьте лайки!

Она снимает пейзаж, домишки с окошками в рамочках кружевных наличников и ставен, колодец-журавель, как вдруг слышит голоса.

– О, кажется, началось… – шепчет Стеша, подкрадывается поближе и присаживается на корточки у изгороди.

На крыльцо выходят трое: крестьянин, его жена и девочка лет десяти в голубом сарафанчике.

– Дочка, ты уж последи за братцем, – увещевает мать. – Гуси-лебеди повадились летать, малых детушек воровать. Слава у них дурная.

– Хорошо, матушка, я послежу, – легко соглашается девочка.

– Будь умна, Машенька, береги братца, не ходи со двора.

Пообещав купить дочке булочку и платок, взрослые уходят.

Маша стоит, щурится на солнышко, вытягивает шею, прислушиваясь к крикам ребятни. Вздыхает и с неохотой возвращается в дом.

Не успевает Стеша заскучать, как Маша снова появляется на крыльце, уже с братиком на руках, маленьким, лет двух или трёх. Она усаживает его на травку под окном.