– Так она Царица и есть… я не знаю, как их зовут, честное слово, – прижав обе руки к груди, проговорил Даниил, глядя на Полину широко распахнутыми, покрасневшими от слез глазами. – Они между собой даже по кличкам… Огонек кого-то раз Катей назвал… но я далеко был, не услышал точно, кого именно… Меня же батя с собой недавно стал брать… а за один стол с ними вообще садиться не разрешал, говорил, что не дорос еще… – Парень шмыгнул носом.

«Ну да – за один стол не дорос, а вот в людей стрелять вполне созрел», – отметила Полина, а вслух произнесла:

– Ну, допустим. А у тебя какая кличка была?

– Мелкий… – опустив голову, пробормотал Даниил. – А у бати – Чистильщик. Он всегда проверял, чтобы… ну, чтобы живых не осталось… А в последний раз, видно, не успел или еще что… Они вернулись, и Меченый так орал, так орал… мол, твой косяк, теперь менты на хвост сядут… ну, как в воду глядел… ой, извините…

Полина кивнула, быстро записывая сказанное парнем.

– Сколько лет твоему отцу? – спросила она, и Даниил недоуменно уставился на нее:

– Что?

– Сколько лет твоему отцу? – повторила Полина, специально задававшая вопросы, не имевшие никакой связи между собой – она видела, что они сбивают Даниила с толку, и тот не может сосредоточиться и выстроить хоть какую-то связную линию поведения, а именно этого в итоге она и добивалась. Запутавшись, он будет говорить правду, даже не желая того, потому что слаб и слишком неопытен.

– Ему сорок семь…

– А Меченому?

– Я не знаю… вроде лет тридцать или чуть больше… а что?

– Ничего, это я так, для себя.

«Это очень интересно. Взрослый мужик с явно непростым характером подчиняется парню, годящемуся в дети? Что здесь не так?» – подумала она, сделав пометку не в протоколе, а в своем блокноте, лежавшем рядом.

В это время на улице вдруг раздался выстрел, затем другой, Полина вскочила из-за стола, а в дверь тут же ввалился охранявший их боец, бросился к Даниилу и повалил на пол вниз лицом.

– Что случилось? – спросила Полина.

– Да задержанный… больно шустрый оказался, напал на Игоря, покатились по полу, он как-то сумел пистолет выдернуть у Игорехи, из домика выскочил, а тут майор… – пробурчал прижимавший задержанного коленом к полу боец.

– Что с Якутовым? – похолодела Полина.

– В плечо зацепило, но он успел выстрелить, кажется, в голову попал.

– Убил?

– Да я видел, что ли? – огрызнулся боец. – Надо было везти их всех в СИЗО и там миндальничать, а не…

– Отставить, товарищ сержант, – негромко велела Полина, набрасывая пуховик и направляясь к двери. – Задержанного в автобус. И смотрите, как бы и у вас чего не вышло.

– Я тебе сразу жбан прострелю, – пообещал боец, поднимая Даниила на ноги. – Даже рыпнуться не успеешь.

Он вывел парня из домика, Полина вышла следом и быстрым шагом направилась к соседнему домику, возле которого суетились несколько омоновцев и Двигунов с Лисиным. Якутов сидел на крыльце без куртки, в бронежилете и сдвинутой наверх балаклаве, на левую руку ему уже накладывал повязку кто-то из подчиненных, а вот задержанный лежал на земле неподвижно, вытянувшись всем телом и неестественно подвернув под себя руки. Неподалеку, тоже прямо на земле, сидел боец с перебинтованной головой. Из соседнего домика доносился протяжный женский вой.

– Как это получилось? – спросила Полина, подойдя к нему, и тот огрызнулся:

– Своего начальства хватит выяснять обстоятельства.

– Не груби следователю, – тут же отозвался Якутов с крыльца. – Прошляпил – ответишь.

– Да товарищ майор, кто знал-то? Он в наручниках же!

– Ну, судя по всему, он и в наручниках с оружием справился лучше тебя, – отрезал Якутов. – И дело не в моей руке, Игореха, а в том, что нельзя вот так халатно относиться, понимаешь? Да заткните уже ее кто-нибудь, сил нет! – раздраженно попросил Александр, оглянувшись на запертую дверь домика.

– Жена? – спросила Полина, подойдя к нему и осмотрев повязку.

– Да. Сильная такая баба… когда брали, кинулась бойцу под ноги прямо, он чуть всю морду не расквасил себе.

– Жить захочешь, не так еще кинешься, – буркнул Двигунов. – Медицинский вертолет пришлют сейчас.

– Вы и это организовали? – удивленно спросила Полина, и оперативник кивнул:

– Ну, не все ж бумажками заниматься. Набрал прокурору, обрадовал и сразу огорчил, ну, вот он и распорядился.

– Вечно вы впереди паровоза, Вадим Григорьевич, – недовольно сказала Полина. – Еще непонятно ничего…

– Да что непонятно-то?! – гаркнул Двигунов. – Они это! И сейчас только нажать – расколются.

– Я бы не надеялась. Но давайте грузить тех, кто может ходить, пусть ребята в город везут, а мы дождемся вертолет и поедем сами. Этот-то живой? – Она кивнула в сторону раненого задержанного, и Двигунов кивнул:

– Дышит.

– Так переверните на спину.

– Если его вдруг тошнить начнет, он захлебнется.

– А с чего его тошнить будет? – удивилась Полина. – Насколько я знаю, такие повреждения не вызывают… – Но Двигунов перебил:

– Короче, Полина Дмитриевна, пусть оно так и лежит, это тело, понятно?

– Непонятно, – буркнула Каргополова, отходя и вынимая из кармана пачку сигарет. – Но вам, видно, лучше знать, Вадим Григорьевич.

– Все, хорош базарить, – гаркнул Якутов, поднимаясь с крыльца. – Автобус подогнали? Выводите по одному.

– Куртку надень, – сказала она, но Якутов только махнул здоровой рукой, и ей пришлось отступить.

Полина, закурив, прислонилась боком к перилам домика и наблюдала за тем, как из соседних по одному выводят сперва мужчин, потом женщин. Самый старший, видимо, был отцом Даниила, второй, соответственно, носил кличку Огонек. А вот женщины…

Полина не смогла понять, кто из них та самая Царица – скорее, рослая, с темными густыми волосами, падавшими на плечи, и пронзительными, яркими синими глазами, зло смотревшими на окружающих. Вторая вообще не произвела на нее никакого впечатления, поэтому Каргополова про себя отвела ей роль жены Огонька. Женщина была маленькая, худенькая блондинка с вьющимися волосами и очень миловидным лицом. Полина затруднилась определить возраст, решила, что той лет тридцать, а то и меньше.

«Ладно, буду допрашивать – определюсь», – подумала она, выбрасывая окурок.

Анфиса

К исходу седьмого месяца беременности Анфиса решила уходить в декретный отпуск. Ей не очень хотелось делать это, потому что все неприятные симптомы токсикоза давно исчезли, чувствовала она себя прекрасно, испытывала прилив сил и постоянно пребывала в отличном настроении, но родные в голос твердили, что пора, пора больше отдыхать и заботиться не только о пациентах, но и о себе и будущем ребенке. Анфиса решила прислушаться и посидеть до родов дома, так что в тот день она ехала в клинику передать своих больных новым врачам и устроить «отвальную» перед декретом.

В половине двенадцатого ее вызвали в отделение – случился припадок у ее больного, и Анфиса поспешила туда. До обеда все больные находились в общей просторной комнате, где занимались какими-то вполне обычными делами – читали, играли в настольные игры, разговаривали друг с другом. Это было отделение с «легкими» больными, тут не содержались пациенты в критическом состоянии, с обострениями или вновь поступившие. Большинство из них числились постоянными клиентами, которых персонал уже знает не только по именам, но и хорошо изучил характер, манеру поведения, моменты, которые запускают у больного негативные реакции.

Здесь все было устроено так же, как и во всей клинике – и двери, запиравшиеся снаружи на ключ, и окна без ручек-открывалок, зато с решетками, и длинный темноватый коридор с выкрашенными зеленой краской панелями. Это, кстати, всегда удивляло Анфису – ну, как можно находиться в помещении с такими стенами и реально не сойти с ума? Ей всегда хватало обхода, чтобы потом остаток дня чувствовать себя неуютно, а пациенты проводили здесь от тридцати дней и больше.

– Анфиса Леонидовна, скорее! – Ей навстречу торопилась медсестра Настя. – Там Кадкин что-то…

Анфиса обратила внимание, что общая комната уже пуста – во время приступов у кого-то из больных всех остальных санитары тут же разводили по палатам и запирали, чтобы не включалась цепная реакция – чужой бред и агрессия запросто провоцировали такое и у кого-то еще.

Илья Кадкин, совсем еще молодой парень, забаррикадировался от санитаров в конце коридора, у балконной двери, тоже зарешеченной снаружи и запертой. Перед Ильей стояла невесть как оказавшаяся в его владении металлическая тележка с флаконами от растворов – тяжелыми бутылями на четыреста миллилитров, и Илья, перехватывая бутыли за горлышки, швырял их, как гранаты, в уворачивавшихся санитаров.

– Не возьмете! Живым не дамся! – Очередная бутыль летела в пытавшегося приблизиться санитара, и тому приходилось отскакивать назад.

– Как он каталку в коридор выкатил? Сказано же – держите в процедурном, запирайте дверь, – сказала Анфиса, шагая рядом с Настей в сторону балкона.

– Напарница новенькая у меня, он ее напугал и каталку выкатил, а ее саму в процедурке запер. У него ключ в кармане где-то, – с раздражением ответила Настя. – Ничего не понимаю – ну что, они не знают, куда работать идут? Здесь не санаторий! Зачем идти туда, где тебе уже заведомо страшно? Она ведь от каждого больного шарахается, я замучилась совсем, специально ее в процедурный сунула, думала – там меньше контакта, а вот поди ж ты… Наверное, Лешка отвернулся, он же сегодня должен был за процедуркой следить.

– Не отвернулся я! – громыхнуло сзади, и Анфиса поморщилась:

– Алексей, что вы кричите? – Повернувшись, она увидела, что санитар прижимает к лицу марлю. – Что это у вас?

– Зацепило, – буркнул санитар, убирая руку, и Анфиса заметила длинный глубокий порез на лбу. – Аж звездочки полетели, – пожаловался он. – А что Кадкина прошляпил… так меня позвали в третью палату, а Кадкин… ну, он же тихий, никогда никаких инцидентов… да и на выписку ведь шел, да, Анфиса Леонидовна?

– Да, через неделю должны были выписать… теперь даже не знаю… – огорченно сказала Анфиса, останавливаясь. – А что случилось, никто не знает?

– Да он разве ответит? – опять раздраженно бросила Настя и крикнула: – Илья, ну-ка прекращай, доктор пришла!

– Живым все равно не дамся! – рявкнул Кадкин, хватая новую бутыль.

– Вы бы, Анфиса Леонидовна, близко не подходили, – покосившись на ее живот, сказал санитар.

– Отойдите все! – бесновался Кадкин. – Только с доктором буду говорить! Отойдите, сказал! – полетела новая бутыль.

– Там много еще? – негромко спросила Анфиса у Насти.

– А то! С выходных вывезти не успели, да сегодняшние.

– Вот черт… Илья! – громко позвала Анфиса, обращаясь к больному. – Илья, ты меня слышишь?

– Слышу, Анфиса Леонидовна.

– Илья, давай поговорим. Мы ведь с тобой всегда хорошо разговаривали. Мне бы хотелось узнать, что случилось. Тебя кто-то обидел?

Кадкин замер, слушая Анфису, санитары начали осторожно, по стенкам, приближаться к нему, но тот краем глаза уловил движение и снова метнул бутыль:

– Уйдите все! Я хочу с Анфисой Леонидовной разговаривать! Я только с ней буду разговаривать, не мешайте мне!

– Настя, наберите препарат, я попробую с ним договориться, – негромко сказала Анфиса, обращаясь к медсестре, и та фыркнула:

– Где? Процедурка заперта, ключ у него.

– Ну, спуститесь вниз, попросите там.

Настя пошла к выходу, а Анфиса, не сводя взгляда с больного, продолжила:

– Илья, сейчас ребята отойдут, а ты выходи, пожалуйста, ко мне. Мы пойдем в холл и присядем.

– Анфиса Леонидовна… – начал санитар Леша, но она покачала головой:

– Дайте ему пройти. Я справлюсь.

Санитары отошли ей за спину, и она осталась лицом к лицу с Кадкиным, который нерешительно топтался за тележкой, обдумывая, видимо, дальнейшие действия.

– Илья, идем. Тебя никто не будет трогать, я обещаю.

– Мы поговорим, да? – с сомнением спросил больной, и Анфиса кивнула:

– Конечно. Мы просто поговорим – так, как мы с тобой всегда разговариваем.

Парень сделал пару нерешительных шагов из-за тележки, и Анфиса протянула ему руку: