В самом деле… Они пахали тут часа три, а в гостях были и того больше, но до сих пор не начало даже смеркаться. Только яркие цвета слегка потускнели.

– Мой друг неудачно пошутил, госпожа, – проговорил Сенно. – Если тебе больше никакая помощь не нужна, мы бы поехали уже.

Он намеренно не заикнулся о награде. Захочет – сама даст, не захочет – ну и ладно, лишь бы ноги унести. И голову, хотя бы свою, не говоря о дурной голове Грува.

– А если не уйдём, то что? – набычился этот идиот, словно-ведьма только что сказала им «убирайтесь».

– То останетесь, – легко, даже с улыбкой, ответила хозяйка.

– А и останусь. Тут нужна мужская рука.

– Грув, не дури, – одёрнул его Сенно. – Тебя дома невеста ждёт.

– Подождёт, – охранник уже смотрел вокруг хозяйским взглядом.

– Поможешь ухаживать за моими кошками? – с улыбкой спросила ведьма. – И носить воду моим овечкам? И собирать ягоды и травы?

– Бабская работа, – фыркнул Грув.

– Тогда подобьёшь расшатавшийся порог, о который споткнулся? Вставишь стекло в чердачное окно? Уберёшь с дороги камень? Эта работа мужская.

Грув снова поджал губы.

– Сделаю. Если заслужишь.

Сенно мысленно застонал, а потом мысленно простился с непутёвым товарищем. Бывают такие люди, которым вечно жаль чужих денег… и которые считают своим всё, что видят. Ничего не поделаешь.

Ведьма – а это в самом деле была она – повернулась к торговцу.

– Доброго пути, странник.

– И вам добрых дел, госпожа.

Он чуть не бегом бросился вон, за плетень, к лошадям, и запрыгнул на козлы. Лошади выглядели довольными и отдохнувшими, словно их распрягали и кормили. И как он мог забыть о своих лошадках?

Дорога теперь вела от домика ведьмы дальше в лес и выглядела не такой ухоженной, как раньше. Клетка всё ещё стояла на телеге, и прежде, чем уехать, Сенно выпустил кошку. Зверюга юркнула в потускневшую траву.

Нестерпимо захотелось рвануть прочь со всей скоростью, но он не стал спешить. Как только торговец отъехал подальше, начало темнеть. Пришлось останавливаться, чтобы позаботиться о лошадях и о ночлеге.

* * *

Было тревожно и не спалось. Глубоко заполночь зашумело, словно сквозь заросли к нему ломился медведь. Сенно схватился за заряженный арбалет, с которым спал, хотя в случае с медведем от такого оружия не было бы толку.

На полянку к остывшему кострищу вывалилась знакомая здоровенная фигура. Блестящие глаза и знакомая пряжка на ремне горели в свете полной луны.

– Придурок, – обругал Грува Сенно, откладывая оружие. – Пристрелю когда-нибудь.

– Давай прямо сейчас, – охранник рухнул к костру. От него несло потом и чем-то ещё, резким.

Сенно стало любопытно. Он пошевелил угли, нашёл ещё не остывшие и от них запалил остатки собранного вчера хвороста. Присвистнул.

Грув всё ещё оставался здоровяком, но выглядел каким-то полудохлым. Кожа будто висела на костях, одежда болталась. Мужчину словно морили голодом с месяц-другой. Рожа стала жёлтой, а глаза покраснели. Что-то в этих неестественных цветах было от яркой травы и всего остального в мире ведьмы. Что-то неправильное, колдовское.

– Что она с тобой сделала? – отважился спросить Сенно.

– Всё, что можно, и ещё чуть-чуть, – выдохнул Грув. – Слушай, дай пожрать.

Похоже, догадка про «морили голодом» была верна. Но ведь прошло всего несколько часов! Ухайдакать так человека за короткое время могла только ведьма.

Грув сожрал почти все запасы – полбуханки хлеба, вяленое мясо, даже пару яблок, купленных за красоту. Не побрезговал и зеленью, которую Сенно припас для жены и дочек.

– Но я всё равно взял своё, – в темноте оскаленные зубы Грува блеснули, как полированный металл.

Как нечто, зажатое в его руке.

Монета, золотая десятка. У Сенно по спине пробежал холодок. Что-то было не так! Нет, Груву не позволили ограбить ведьму. Ему словно позволяли делать вообще всё, что он хочет. Зачем? В голову пришла только та старая присказка: «первый прощается, второй не замечается, третий не считается». Может, потому простили три греха – оскорбление, глупость и воровство?

– Придурок, – повторил он в очередной раз. – Во что ты нас втравил?

– Ни во что! До утра не заметит. А утром… она же пообещала тебе крылья для копыт. Вот и удерём.

– Удрать от ведьмы с помощью её же подарка? – хмыкнул Сенно. – Забудь. Ничего она мне не дала.

– А ещё меня называешь придурком, – зло сказал Грув. – Столько пахали, ещё и заплатили ей – чтоб уйти ни с чем?

Он мог возмущаться ещё долго, но снова полез в сумку, достал старый, грязный, давно закаменевший сухарь и начал грызть жадно, как голодный зверь.

Сенно думал, что сказать ведьме, когда она придёт за своим, и как объяснить, что он не хотел доводить до такого. Думал, что ещё он может ей предложить, и как теперь извиняться. А хотя, почему он должен извиняться, если виноват Грув?

И надо ли, если Груву всё прощают?

– Расскажи, – попросил вдруг охранник. – Ты же ездил тут с другими, до меня. Тоже вот это всё?.. – Грув неопределённо махнул рукой на заросли, странно тихие. Даже в темноте они были словно налиты неестественным мягким полусветом, который не увидеть глазами, но который слепит, если долго смотреть.

– Нормально ездил, – Сенно вдруг понял, что совсем этого не помнит. Удивился. Память всегда была хорошей – без этого в его деле никак.

А потом в голове защёлкали счёты. Если он уже ездил тут, до Грува, этот раз точно не третий. Значит, он должен был встретить ведьму давным-давно.

– Как звали твоего тогдашнего охранника? – Грув отвлёк его от попыток вспомнить.

– Торм… Кажется, Торм. Лет пять с ним ездили.

– А до него кто и сколько?

– До него… – Сенно задумался. В памяти всплывали имена и частично лица – бородатая морда, нежные как у девицы щёки… Похоже, один из охранников был совсем мальчишкой, и зачем брать такого?.. – Нунтах по прозвищу Медведь и Ло инн-Отри.

– Пни-Отри… Южанин. Горазд же ты охранников менять. И что с ними всеми стало? Хотя не отвечай, сам догадаюсь. Бросил на съедение ведьме, как меня.

Сенно онемел от такой наглости. С губ почти слетело: «ты же сам захотел остаться!» Но вместо этого он прорычал:

– Торма разбойнички на тракте завалили! – и добавил, даже не думая: – Нунтах женился на принцессе… А инн-Отри укусил оборотень и потом прибила королевская стража.

Грув уставился на него.

– Это больше на байки похоже, чем на правду. Обо мне так же будешь рассказывать?

– Просто не надо быть идиотом! – Сенно, наконец высказал, что думал. Почему-то легче от этого не стало. – Ещё скажи, что мало тебя ценю, что работа тяжёлая. Я сам был охранником! В моё время и разбойники были не как нынешние… один Шаграз Ухорез чего стоил! Мой хозяин, чтоб ему сдохнуть четыре раза, с ним за проезд по тракту моим ухом расплатился!..

– Шаграз Ухорез? – повторил Грув. – Да это же было лет сто назад! А у тебя оба уха на месте! Врёшь ты всё!.. Или не врёшь…

Сенно молчал. Он отчётливо помнил жуткую боль, кровь, которая никак не останавливалась, злое и испуганное лицо хозяина обоза, когда раненый охранник… Но сразу за этим память снова отказала, и торговец испытал облегчение. Скорее всего, просто перепутал. Да и Ухорез был не один – парочка лиходеев взяла себе известное имя, желая внушать страх.

Но одно имя потянуло за собой другие. Хозяина звали Мунрак, а ещё кого-то именовали Той, Баграт и Маррихий… Кажется, тоже охранников обоза. Один вроде бы брал плату только серебром. У другого была привычка звать нанимателя «хозяина». «Нет, хозяина, тут лошади не пройдут» или «А не свернуть ли нам, хозяина, на запад?». Это жутко бесило.

Что-то ударило в лоб. Сенно выдернуло из воспоминаний. Грув смотрел диким взглядом, а на траве у ног торговца валялся сухарь, которым ему, похоже, только что и засветили.

– С ума сошёл? – спросил Сенно, пытаясь понять выражение лица охранника. Страх немного оживил желтушно-костлявую рожу. И отражалось там что-то ещё.

– Я нет, а ты?

Грув вдруг рванул с места к нему, заставив нелепо, сидя, попятиться, проехав задом по кочке, а потом так же быстро-отскочил – уже с арбалетом Сенно. Выставил его перед собой. Стрела остро, серебристо блестела.

– Башку поверни.

– Что? – не понял торговец.

– Что слышал. Поверни башку! Левым ухом ко мне.

Сенно повернул. Услышал, как выдохнул охранник – вроде бы с облегчением.

– Фух. Показалось.

Торговец снова посмотрел на него. Опустил взгляд на оружие. Уточнил насколько мог миролюбиво:

– Что тебе показалось?

– Что у тебя и правда нет уха. – Грув отложил арбалет в траву.

– После ведьмы чего только ни покажется…

– Я думаю, ведьма тут ни при чём. Это с тобой что-то не так.

– Заткнись! – рявкнул Сенно.

Лоб болел, но ещё хуже было внутри, в голове, где ворочалось колючее и неудобное. «С тобой что-то не так». Лучше бы снова «хозяина», или встретить Ухореза, или платить втридорога злому трезвому стражнику… Или даже «плохой день» у ведьмы…

Ночь стала тёмной, как первородный мрак. Зато внутри посветлело. Даже слишком. Воспоминания… Всё, ворочавшееся в голове, неудобное, встало перед ним в полный рост.

Нет, это ведьма, облитая лунным светом, стояла перед ним. Она всё ещё выглядела юной, но серьёзность делала лицо взрослее. И хотя Сенно догадывался… нет, точно знал, зачем она пришла, но когда смотрел на неё, испытывал облегчение.

Не вспоминать. Не думать. Ведь можно же говорить какие-то простые слова, не думая?

– Госпожа, прости. Мы вернём тебе твою монету…

– Мы? – перебила она. – Ты ничего не брал и потому ничего не должен. Но должна я. Ты всё ещё хочешь получить крылья для ног коней?

– Хотеть-то хочу… только разве теперь мне светит? Ты же обижена.

– Нельзя обидеть ведьму, – сказала она. Сенно почему-то не видел за девчонкой Грува, словно тот съёжился, сжался. – Но может обидеться сила, которой она служит.

Волной, ударив по глазам, пробежала по миру яркость. Трава светилась в темноте пронзительно зелёным. Злые звёзды смотрели с неба, будто красные глаза чудовищ. В следующий миг всё погасло. Яркость осталась только в траве – спинами мелькавших тут и там кошек. Их было без счёта. Если ведьма не приносит хвостатых в жертву, тогда что?..

– Когда берёшь, не отдавая, мир сам взимает плату. Например, через меня. Для этого и нужны ведьмы.

– Понимаю, госпожа, – сказал Сенно. Перед глазами встал измученный Грув.

И не только он. Ещё трое или четверо поддались искушению… Но не мальчишка-южанин, нет. Хотя и его ждала та же судьба, что и остальных.

– Хорошо, что понимаешь, – сказала ведьма. – Ты честно работал и не пытался «взять своё». Поэтому ничего не должен силе. А вот твой товарищ попытался. Брать – тоже работа, на которую ему не хватило воли. – Она улыбнулась с сочувствием. – И всё же он ещё на многое годен.

Ведьма приблизилась, заслонив собой луну, небо, мир.

– Оставь его мне. За это я дам крылья копытам твоих коней, а тебе самому подарю покой.

– Отдать тебе… в жертву? – Сухие губы едва слушались, хотя всё внутри кричало: «Да, да!» И не приходило в голову спросить, при чём тут вообще покой.

– Или в работники. Или в рабы. Или в мужья. Или на корм моим кошкам, – улыбнулась она. – Всё честно. Ты отдаёшь мне каждого третьего человека и три последние года тебе не засчитывается. Исчезают из памяти и из жизни. Все события, все раны.