Я потупился. – Ожидаемо, – она установила жаровню на место и убрала мешочек с углями куда-то в шкаф. – Я тебя в лесу нашла, уже холодного. Пришлось колдовать.

– Колдовать?..

– Угусь, – посуетившись у одной из полок, незнакомка протянула мне аккуратно сложенный тряпичный свёрток. – Надевай. Нечего голым шастать!

– Так ведь ты шастаешь, – заметил я, натягивая серо-зелёные штаны из плотной ткани.

– Я – ведьма. Мне можно.

Разговор опять прервался. Молчать в её присутствии было комфортно: тишина словно укутывала собой, как махровое одеяло. Пока я застёгивал пуговицы на бледно-жёлтой рубашке, ведьма опустилась на четвереньки и стала что-то нашёптывать избушке, иногда прикладывая ухо к мягкому полу. В дальнем углу заскрипели доски, и из стены побегами лещины выросла деревянная кровать. Не поднимаясь на ноги, хозяйка проползла к очередному шкафу, извлекла оттуда чистое постельное бельё.

– На! – бельё полетело на кровать, а ведьма одним упругим прыжком оказалась рядом со мной. – Поживёшь тут какое-то время.

– Зачем?

– Я так сказала.

Сопротивляться её словам было невозможно. Я не сразу это понял, но попался в ловушку голоса, нежного с хрипотцой, в цепкую хватку текучих рассыпающихся в воздухе фраз. Когда ведьма говорила, её хотелось слушать вечно.

– Документов у тебя нет, воспоминаний о семье или друзьях тоже, о самом себе ничего не знаешь. Так что поживи у меня, так пока будет безопасней.

– Ведь…ма, – шёпотом произнёс я, пробуя древнее слово на вкус.

– Угу, – кивнула она. – Но лучше зови Марьяной.

Так я и стал жить у неё. Безымянный, беспамятный, бессмысленный. У меня могла остаться где-то горюющая семья, а может, некая важная миссия. Но остались лишь Марьяна и её избушка где-то в глубине сибирских болот.

* * *

День в избушке начинался незадолго до рассвета. В четыре утра ведьма выбиралась наружу с пустой корзинкой на локте. Зная, что она вернётся через пару часов с многочисленными листочками, ягодами и корешками, я вставал и принимался за уборку. Не то чтобы это требовало много времени: всего-то оттереть пятна зелий со стола, подмести ил, нанесённый босыми ступнями Марьяны, да отмыть посуду, оставшуюся с вечера. Ещё я готовил завтрак.

Она возвращалась, когда солнце ещё только щекотало опушку леса. Стряхивая с непослушной чёлки капли росы, Марьяна ставила полную корзинку у порога и шлёпала за стол. Невероятно длинные волосы волочились за ней по полу, собирая в себя ржаво-жёлтую листву, запоздало зелёные травинки и сонных от холода насекомых. Мы завтракали в тишине, а потом ведьма заползала по стене к потолку и таким образом пробиралась на второй этаж дома. Никаких лестниц в избе не было: в потолке, на высоте около двух метров, просто зияла круглая дыра, в которую Марьяна и забиралась. Мне туда никак было не попасть. Через пару минут из тёмного отверстия свешивались локоны ведьмы. Взяв в руки гребень и ведро тёплой воды, я принимался их вычёсывать, осторожно убирая весь лесной мусор. А сверху летели звонкие вопросы:

– Ну как, не вспомнил ещё?

– Не-а.

– Совсем ничего?

– Даже имени не всплывает.

– А может, тебе просто нравится мне служить?

В знак протеста я слегка дёргал гребнем. Марьяна шипела и больше подначивать не пыталась.

– Тебя совсем не пугает и не удивляет моя природа, – как-то заметила она.

Я лишь пожал плечами, любуясь блеском прядей, лежавших на моих ладонях.

– Может, я и до этого имел дело с ведьмами?

– Вряд ли. От тебя бы в таком случае мокрого места не осталось.

– Наверное, после потери памяти мир стал казаться настолько странным и незнакомым местом, что ведьмовство в него вполне вписывается.

Днём Марьяна спала или рылась наверху, подготавливая что-нибудь для вечера. Я же шёл гулять, кутаясь от кусачего ветра в старый серый сюртук. У Марьяны вообще не было никаких современных вещей: она говорила, что рядом с ней электроника сбоила.

Лес, замёрзший и лысеющий, встречал меня настороженно. Хмурясь кустистыми еловыми бровями, он бросал в лицо клочки паутины, колол зарослями шиповника, скрывал свои богатства. Но забредаяс каждым разом всё дальше, я учился его понимать и слушать. Иногда удавалось найти какую-нибудь особенно симпатичную ветку или причудливо изогнувшийся корешок. Я тащил их в избушку, и к пятнам ила на полу прибавлялась деревянная стружка. Марьяне нравились выструганные моей рукой фигурки.

– Может, ты был скульптором?

– И утонул голым в болоте, пытаясь добыть себе корягу посимпатичнее?

– С тебя станется! – и, вильнув бедром, она направлялась к печи, на которой уже закипала кастрюля с зельем.

Зелья, отвары и наговоры ведьма готовила по вечерам. Не знаю, почему – может, заходящее солнце наполняло их особой силой, а может, Марьяне просто лучше думалось в тёмное время суток. Избу наполнял уже знакомый мне душный дурман, и девушка начинала колдовать. Иногда всё ограничивалось смешиванием ингредиентов, но чаще всего ведьма нараспев выкрикивала слова заклятий и танцевала в неверном свете жаровен странные ломанные танцы. Оторвать от неё взгляд в эти моменты было совершенно невозможно, настолько неправильным и прекрасным одновременно выглядело молодое тело, бьющееся в судорожной пляске, окутанное тьмой и вязким дымом. Казалось, сам воздух дрожал с Марьяной в такт.

Уже глубоко за полночь ведьма опускалась на пол, обессиленная и прекрасная в своей хрупкости. Я помогал ей подняться и усаживал за стол, отпаивал можжевеловой водкой. Постепенно краски возвращались к лицу Марьяны, и она облегчённо откидывалась на спинку стула.

– Зачем ты это делаешь?

– Надо, – отмахивалась Марьяна. – Потом продам, платье куплю.

– Зачем? Ты ведь голая целый день.

– Ничего ты не понимаешь. Я ведьма, а значит – женщина.

– И с кем же ты торгуешь, женщина?

– Увидишь!

* * *

Это случилось почти через месяц после моего появления в избушке. Марьяна достала большую старомодную сумку и стала укладывать в неё одно зелье за другим, оборачивая их листами с заговорами и обкладывая талисманами. Я выглянул наружу. Судя по солнцу, было около девяти утра.

– Куда собираешься?

– В город. Поедешь со мной?

Я не задумываясь кивнул. Ведьма удовлетворённо хмыкнула и продолжила сгребать в сумку всё, что попадалось под руку.

– А ты… Прямо так в город и пойдёшь?

– Что? – она непонимающе улыбнулась, но уже в следующий миг переливчато рассмеялась. – Дурачок какой! Конечно оденусь! И тебе не помешает что-то более… приличное. Погоди минутку!

Марьяна запрыгнула к себе, и вскоре из дыры в потолке вывалилась стопка приличной мужской одежды: темные брюки, жёлтый свитер, синяя куртка.

– А сразу выдать такую нельзя было?

– Ещё чего! – сварливо откликнулась ведьма. – Изорвёшь хорошие вещи! Я тебе не швея!

Я поворчал ещё и принялся одеваться. Как закончил, оказалось, что и Марьяна времени не теряла – на пол спустилась уже в чёрном офисном костюме. Странное дело: теперь её волосы аккуратно лежали по плечам, опускаясь лишь до пояса.

– Как я выгляжу?

Я сглотнул слюну.

– Необычно. А куда же ты дела… остальную длину волос?

– Никуда. Этот костюм они и есть. Плюс один несложный наговор.

– Почему ты просто не оденешься?

– Вещи на мне горят. Буквально.

– Ясно… И куда мы всё это понесём?

– Продавать. Бери сумку, я пойду вперёд.

Мы выбрались из леса спустя полчаса. Забрались в полупустой автобус, медленно тащившийся от окраин к центру. На нас медленно наплывала громада города – настоящего мегаполиса. Приближались величественные, холодные, вечно серые вершины из стекла и бетона. Спустя так много времени, проведённого в таёжном спокойствии, улицы оглушили меня. Так много голосов, так много запахов, так много… всего. Хотелось спрятаться, чтобы унять тошноту. Марьяна, судя по всему, тоже чувствовала себя не слишком уверенно: вжавшись в спинку сиденья, она изо всех сил зажмурилась.

«Это не наш мир».

Вскоре мы пересели в метро. Здесь стало чуть легче: несмотря на грохот вагонов, в подземной темноте я успокоился. Несколько минут скорости и душного ожидания – и поезд остановился на центральной станции. Марьяна схватила меня за руку и потащила меня вверх по ступеням.

Вынырнув из перехода, мы почти сразу наткнулись на массивное здание городской администрации.

– Нам сюда, – бросила ведьма, выпустив мою руку…

Я пошёл рядом, оглядываясь по сторонам.

– Ты торгуешь с властями?! – Вроде того, – кивнула девушка. – А теперь помолчи, не привлекай лишнего внимания.

Мы прошли внутрь. Здесь нас уже ждал человек, весь словно состоявший из серости: серые брюки, пиджак, рубашка, даже глаза. Казалось, сама его кожа отсвечивает придорожной пылью.

– Прошу следовать за мной.

– Естественно, – высокомерно вздёрнула носик Марьяна. – Ведите!

Мы плутали по коридорам многоэтажного здания, пока совершенно в них не потерялись, растворившись в движении бюрократического потока. Наконец, мужчина, так и не назвавшийся, открыл перед ведьмой дверь, пропуская её в небольшой кабинет. Передо мной же двери закрылись, не скрипнув. Прислонившись спиной к стене, я ждал.

Тогда-то и пришла мысль, что стоит пройтись по улицам, причём не с какой-то целью, а бессознательно – вдруг до сих пор спящая память выведет к родному двору или знакомому бару?.. Мысль эта показалась настолько простой и умной, что я почти бросился на её исполнение, но вовремя одумался – стоило всё же предупредить Марьяну.

Она выскользнула из кабинета минут через десять. В руках у девушки торчала тугая пачка купюр, а вот сумка исчезла. Очевидно, осталась у покупателя. Мы пошли прочь, не говоря друг другу ни слова – хотелось как можно скорее на воздух. Едва спрыгнув с крыльца, Марьяна начала отряхиваться, будто в администрации к ней могло что-то прилипнуть.

– Ну? – нервно спросила она. – Чего?

– Если тебе так неприятно с ними сталкиваться, зачем торгуешь?

– Не то, чтобы у меня был выбор, – грустно улыбнулась Марьяна. – Я ведьма, они – государство, сам понимаешь.

– Наверное… Хочу погулять по городу, ты не против? Может, память подстегну.

– Память? А! Ну да, конечно! Отличная мысль. Ты иди, а я пока по магазинам пройдусь, пополню запасы.

Так я впервые остался с городом наедине. Поначалу шёл пешком, разглядывая цветастые вывески по обе стороны улицы. Никаких ассоциаций, внутри ничего не шевельнулось, несмотря на то что некоторые бренды я знал и считал известными. Странная вещь – амнезия. Отнимает у человека личность, оставляя знания. Словно бы… даёт шанс на действительно новую жизнь ценой всего прошлого опыта.

Я сел в трамвай. Пустота внутри росла, и стук железных колёс о рельсы отдавался в ней звенящим эхом. Чем дальше меня уносило от центра, тем более равнодушно чужим становился город. В конце концов, отмотав пять остановок, я спрыгнул на влажный тротуар и, сунув руки в карманы, побрёл, куда глаза глядят.

Ветер, забираясь под куртку, холодил шею и грудь. Близился вечер. Я протоптал уже не один десяток километров, но вокруг всё ещё высились совершенно чужие дома. Иногда, забредая в уличные кафе или бары, я надеялся, что в голове щёлкнет, и вернётся хотя бы кусочек памяти. Но разум оставался глух к навязанным раздражителям.

А потом я заметил девушку с чёрными волосами, и мир вокруг взорвался, но недавними воспоминаниями – запах болотных ягод, душный дурман дремлющей чащи. Корявая изба и пол, перепачканный илом и опадающими с волос листьями. Хозяйка сибирского леса, обнажённая, с искрящейся в лунном свете белой кожей – чистая, словно снег, богиня колдовской ночи.

«Зачем я здесь? Она ведь там, ждёт меня… Или не ждёт, всё равно!»

Я побежал, неловко запахивая курткуот ветра, поправляя сбившуюся набок шапку. Каждая секунда промедления казалась преступлением. Запрыгнув в автобус, я нетерпеливо забарабанил пальцами по стеклу. Нужно было спешить к ней, домой!