Я не стану тебе рассказывать, как пережила первую ночь. Ни разу не сомкнула глаз: всё пыталась хоть как-то согреться. Звуки ветра, гуляющих по крепости сквозняков, тонкий писк под потолком, собачий или волчий вой вдалеке сводили с ума. Я ничего не боюсь! Но я устала, я так устала, мой дорогой… Лишь к рассвету удалось протопить грубую печь – дрова всё не хотели заниматься. Колдовских сил тоже не хватало – я замёрзла, оголодала и ненавидела в тот миг весь мир. Мастер Грег говорил, ненависть придаёт сил…

Может, ему и придаёт. Я же к утру даже стоять не могла от изнеможения. Так и встретила мастера Мартина, который заглянул, как только рассвело, – лёжа на лавке. Даже вещей не разложила. Серый свет пробился сквозь мутные окна, я разглядела наконец слои грязи и пыли в проклятой лачуге и едва сдерживала позорные слёзы.

Он так и не заговорил со мной. Оставил на пороге несколько вёдер с тряпками да ветошью, смахнул пыль со стола, поставил на него ещё дымящийся чугунок, растопил печь пожарче и укрыл меня поверх шубы притащенным с собой необъятным меховым одеялом. Проронил, что погодка сегодня замечательная, как раз для полёта на ящере. Сказал, что дел в харчевне по горло, да и отчёт иммуну Сибранду лежит незаконченный. Ко мне так и не обратился – вышел, не попрощавшись, только напоследок летучую мышь прогнал, что скреблась всю ночь у потолка.

А я разрыдалась. Да, прости меня, мой любимый, я плакала, может быть, впервые за последние несколько лет. Когда потеряла родителей – не проронила ни слезинки. Когда ведьмой обзывали, дразнились – не рыдала ни дня. Когда мы пришли в Братство Ночи, и я подняла своего первого мертвеца… это не так просто, Райко. Это печатью ложится… на душу, что ли… Это тяжело. Но я не плакала.

И вот… что же послужило последней каплей? Я слушаю себя и не нахожу ответа. Я всегда восхищалась мастером Мартином, но не разочарование выбило меня из колеи. Да и разве я разочарована? Пожалуй, что уже нет. Да, он не таков, каким я его рисовала в воображении, но ума у него не занимать. А как готовит! Дорогой мой, слуги тётушки Морин справлялись гораздо хуже.

Это я, конечно, шучу. Изобретателю магических амулетов, которыми может пользоваться даже человек без колдовской искры и способностей, не годится стоять у печи. Как жаль, что Сильнейшая стонгардского отделения, властолюбивая гадина Деметра Иннара, прикрыла лавочку! Забраковать такой артефакт! Хотя в чём-то я её понимаю. Попади амулет в руки тупого воина, вроде Дагборна – что он натворит?

Интересно, какой круг у мастера Мартина? Не удивлюсь, если пятый, хотя тогда помру не от холода, а от любопытства. Ты же помнишь закон? «Жало в плоть»… Физический или душевный недуг, который поражает каждого мага пятого круга и выше. Ограничитель их колдовской силы. Здоровый маг опасен: Тёмный может войти в его душу, завладеть плотью, прийти в мир. Зато у слабого телом или духом будет меньше причин для гордости, и больше шансов проявить сострадание к людям, что сдержит безграничный потенциал чёрной энергии. Такие маги становятся сильными и немощными одновременно.

Тоже, кстати, идея Деметры Иннары! Ставить метку Великого Духа поверх метки Тёмного! Чтобы последний не взял верх… Интересно, у мастера Мартина есть обе?

То ещё лицемерие – обещать Тёмному, что будешь служить магическим искусствам, и тут же бежать к исповедникам и просить заступничества Великого Духа! Впрочем, не каждый готов платить неопределённую цену, и магов круга выше четвёртого немного. Тайные же посвящения сложны: для обрядов повышения магической мощи нужны три мага высшего, седьмого круга. Где достать таких, да ещё неподвластных Империи?

И всё же мысли мои возвращаются к минутной слабости. Меня не сломили ни горе, ни насмешки, ни страх. Райко, мой дорогой, скажи – может быть так, что меня подкосила… доброта?»

***

Дед недовольно приоткрыл жёлтый глаз с узким зрачком, тяжело, почти по-человечески вздохнул и спрятал голову под крыло.

– Вставай, – безуспешно пнула его Велена. – Кому говорю? Лететь пора!

Ящер не слишком впечатлился девичьим сапожком, едва ощутимо тронувшем его в бок, хотя на всякий случай приподнялся и развернулся к колдунье спиной, вновь свернувшись клубком. Велена пнула летучего зверя ещё раз и в задумчивости присела на деревянный пень с оборванной цепью: видимо, ящера пытались таким диким образом удержать в загоне.

Во внутреннем дворе крепости было красиво. Нетронутый снег волнами лежал вдоль стен, тянулся сверкающим шлейфом к тяжёлым воротам. Полвека назад пограничный форт являлся проходом между стонгардскими и альдскими землями – пока граница не отодвинулась ещё дальше на восток, где имперский легион выстроил новую крепость, а разрушенные под альдскими набегами стены старой окончательно перестали держать удар. Теперь восточный проход закрыли тяжёлыми воротами, которые никогда не отпирались, и внутренний двор оказался укреплённым со всех сторон, кроме западной, откуда спускалась к городу скалистая тропа. В первое же утро Велена исследовала новые владения: взбежала на все стены, оглядела с высоты причудливо застывшие льдины на море, безбрежные холмы и скалы, занесённые снегом, раскинувшийся у берега Кристар, который, в отличие от сонного Ло-Хельма, бурлил жизнью и торопливой суматохой сновавших по улицам горожан: успеть бы с делами, пока непогода не настигла. Внутрь крепости попасть не удалось – ключи находились в доме старосты. Сикирийка решила непременно забрать, раз уж она теперь единственная жительница старого форпоста.

Вчерашняя метель порадовала только утренним визитом мастера Мартина. Толстый маг, как и в прошлый раз, притащил горячую снедь, окинул критическим взглядом так и не убранную хижину, задумчиво посмотрел на изнеженные, непривыкшие к грубому труду руки колдуньи, что-то пробормотал и ушёл восвояси. С запозданием Велена вспомнила, что, согласно общему стонгардскому и сикирийскому обычаю, гостей полагалось усаживать за стол и угощать с дороги, но она никогда раньше не была единоправной хозяйкой пусть убогого, но крова. Сама мысль пришла случайно – тётушка Морин частенько наставляла племянницу добрым и таким скучным традициям.

Впрочем, выбраться бы из этой дыры поскорее – и о них снова можно забыть. Не будь ящер таким старым, да если бы не доклады старосте Ульрике и иммуну – можно было бы махнуть в Ош, к мастеру Грегу, рассказать о том, как всё повернулось, спросить совета…

– Есть кто дома?

Велена подскочила, торопливо избавляясь от липкой паутины воспоминаний. Братство Ночи собиралось в подвальных помещениях, пропахших сыростью и разложением, там же проводились опыты на мёртвом материале. Вот и сейчас, лишь подумала о мастере Греге, – будто из морозной свежести повеяло трупным запахом. Встряхнуться, забыть. Вдохнуть солёный морской воздух, расправить плечи, сбрасывая тяжёлую ношу собственных мыслей.

– Мы от Мартина, – просветил тот же женский голос. – Спросить, может, нужно чего?

– Это ты от Мартина, – сварливо поправила ещё одна гостья. – А я так, познакомиться. Отец Кристофер попросил.

– Хорошо, я – от Мартина, ты – от отца Кристофера, – не стала возражать собеседница. – Э, как молодая колдунья головы мужские вскружила – все вдруг переживают, просют…

– Думай, о чём говоришь, непутёвая! Такое про духовника ляпнуть! А вот Мартин и впрямь как не свой…

Велена опёрлась плечом о металлическую изгородь, выглядывая во двор. Посетительницы оказались женщинами рослыми, как все стонгардцы. Та, что шла первой, выглядела довольно молодо – чуть постарше Мартина, то есть за тридцать с лишним зим, со светлыми, переплетёнными в косы волосами ниже плеч. Меховая шапка не скрывала золотистых прядей, а затёртый воротник плотно обхватывал шею и широкие плечи молодой женщины. Её спутница оказалась куда старше, с собранными в аккуратный пучок седыми волосами. Лицо, хотя и с неизбежными морщинами, излучало дивный внутренний свет, расплавленным серебром отражавшийся в глубоких серых глазах. Велена загляделась: про таких говорят – величественная. Женской красоты уже не осталось, но то, что пришло взамен, дорогого стоило.

– День добрый! – первой поздоровалась молодая, заметив колдунью. – Я – Нила, помогаю в харчевне. Мартин сказал, тебе помощь в обустройстве бы пригодилась. И то верно – тут ведь уже много зим никто не живёт. Двери поправить бы, да окна заново переставить, но это уже не раньше весны – сейчас-то этим не займёшься, да и мужских рук в городе не хватает. Зима – проклятое время… все в крепости, на войне…

Нила вздохнула сквозь померкшую улыбку, а Велена наконец неуверенно вышла из тени. Помощь? Да, пригодилась бы. Сама она даже не знала, за что браться. Да что там – даже тряпку раньше в руках не держала. Вначале сытая жизнь у тётушки Морин, затем обучение в гильдии… Вот только…

– За оплату трудов даже не думай, – строго одёрнула её вторая гостья – словно мысли прочла. – Здесь так не принято. Мы не наёмницы, чтоб господам за плату прислуживать. А так, по-соседски… Мы – сегодня, ты – завтра поможешь. Договорились?

Велена всё ещё терялась от прямоты северных соседей, но нужда превысила всякое сомнение: ещё одну ночь без тепла и одежды она бы просто не пережила.

– Я не знаю, с чего начать, – неожиданно даже для себя призналась сикирийка. – Тут так холодно, сыро…

Наверное, голос её дрогнул, потому что в следующий миг напряжённые лица обеих смягчились, расплылись в улыбках, и женщины деловито направились к запертым воротам крепости, переговариваясь уже на ходу.

– Иди сюда, дочка, – позвала Велену старшая. – Я ключ у Ульрики выпросила. Внутри жить не годится, нигде здесь столько угля да деревьев не найдёшь, чтобы эту громадину протопить, так что сторожка – и впрямь единственный выход. Но! – женщина вскинула сухой палец, коротко улыбнулась. – Там есть одеяла, остатки мебели – что не сгодится для обустройства, пойдёт для печи. Экая ты маленькая, – с сожалением отметила она, оглядывая Велену сверху, – отец Кристофер сказал, как бы, мол, здоровье не подвело. А я наш женский род получше него знаю: мы – твари крепкие. Где мужик расклеится, там баба горы свернёт. И хрупкость твоя обманчива, – женщина подмигнула серым глазом, улыбнулась широко, вставляя толстый ключ в проржавевшую скважину. – Зовут меня Октавия. Свояченица начальника твоего, доблестного иммуна Сибранда. Отпуск у меня, покуда зима не кончилась. А затем – обратно в Ло-Хельм, с детишками Белому Орлу помогать. Столько в Мире работы, дочка! Было бы лишь желание – помогать людям, покуда жив…

Со сдавленным стоном поддались тяжёлые крепостные ворота, обдавая трёх женщин затхлостью долгих лет ожидания. Пахнуло изнутри годами ледяного одиночества и темноты; заскрипела решётка, недовольно поддаваясь напору ещё исправного рычага.

– У меня тут дед когда-то служил, – доверительно сообщила колдунье Нила, глядя в спину решительно шагнувшей вперёд Октавии. – Сколько бабушка говорила – не полюби легионера! – всё мимо ушей. Теперь вот каждую ночь думаю, как он там…

– Муж? – угадала Велена. – Тоже в северной крепости?

Нила кивнула.

– Трое детей, – шёпотом просветила она, вглядываясь в темноту бывших казарм. – Старших-то уже и грамоте можно было бы учить, да вот некому. Не так много учёных людей в Кристаре, а учителя из них ещё хуже… Великий Дух, как здесь темно!

Велена тихо усмехнулась, щёлкнула пальцами, посылая колдовского светлячка вперёд. Нила вздрогнула, осеняя себя священным знаменем, а Октавия лишь покосилась, но высказалась предметно:

– Э, да тут есть, чем поживиться! Ну-ка, посвети сюда, дочка! – и указала на кучу поломанной мебели в углу. Велена послушно направила туда светлячка, в то время как Нила с любопытством оглядывала затянутые паутиной боковые проходы. Оттуда тянуло лёгким сквозняком, но звуков не доносилось никаких. – Давай-ка ты быстренько поможешь здесь, покажешь, где в сторожке чего лежит, да и за службу примешься – Мартин сказал, ты сегодня на посту. Покуда Деда разбудишь, полдня пройдёт! Отец Кристофер с ним только и ладил, но летать никто не рисковал. А как справишься, так и поможешь нам с уборкой. Тут дел на всю жизнь хватит, только держись! Сторожку в порядок привести, да в крепости прибраться, кто знает, когда пригодится, а то и двор расчистить…