– Зойчик, – ласково улыбнулся бывший возлюбленный.

Я села рядом и тоже улыбнулась. Чтоб не сбежал.

– Трайдар, я согласна на твоё предложение. Не просто согласна, я ему рада до глубины души. До того, как ты ко мне пришёл, я была в отчаянии, а теперь надежда появилась. Мама тяжело заболела, мне очень деньги нужны. Очень. Десять золотых.

Он напрягся. Явно не желал так сильно тратиться на любовницу и теперь прикидывал – а не выгоднее ли в бордель сходить. Да только из борделя-то донесут Инке, а она страсть как ревнива и Трайдара любит. Так любит, что даже уговорила папашу своего с семьёй Трайдара сговориться и в приданое за ней три оровы и кабальда дать. А ещё братья её помогли новой семье свой собственный дом отстроить, а не просто флигель сделать, как принято.

– Я обещаю, что никому не скажу о нас, даже если меня пытать будут! – пылко заговорила я, упирая на самое важное. – И в ближайший год делать буду всё, что ты просишь. И как ты просишь. Ни в чём не откажу. Хоть каждый день.

Ах, какое у него было лицо… Зацепили его мои слова, но утехи утехами, а десять золотых – это десять золотых.

– Что, прям всё делать будешь? Весь год? – протянул он, а в глазах уже плясали знакомые огоньки.

До постельных развлечений Трайдар всегда был охоч.

– Обещаю, – выдохнула я.

Он важно кивнул.

– Хорошо. Тогда иди ко мне, Зойчик.

– Деньги вперёд. Сам понимаешь, один раз своё обещание ты уже нарушил, не хочу второй раз в тот же просак попасть. Иди, принеси деньги, тогда и получишь всё, о чём мы условились.

Он слегка скривился. Но жил он поблизости, так что спорить не стал. Поднялся, пролез сквозь кусты и пошёл к дому своему. А я ждала, удивляясь своей выдержке. Вряд ли я бы на подобное решилась, если б не матушкина болезнь и отчаяние.

Трайдар вернулся, когда уже стемнело окончательно, только маленькая лампадка тускло светила, подвешенная на куст. Он протянул мне увесистый кошель, а потом приманил к себе.

– На, зелье-то выпей, – протянул он мне склянку, и я её приняла. – А то кабы не вышло чего.

– Да, конечно, – покорно кивнула я, убирая зелье в карман. – После выпью, а то привкус во рту будет противный.

– Это да…

Трайдар по-хозяйски облапал меня за грудь и довольно улыбнулся. Я покорно помогла ему стянуть расшитую женой рубашку, а затем оседлала сверху, как он любил. Медленно принялась развязывать свою рубаху. Потёрлась бёдрами о его вздыбленных пах. Улыбнулась томно. Опёрлась руками об его грудь и спросила:

– А как же Инка, Трайдар?

– Инка? С чего бы нам о ней сейчас говорить?

– Знать хочу, любишь ли ты её.

– Нет, конечно. И никогда не любил. Только тебя. Просто семья у неё зажиточная, вот батя меня и заставил жениться. А сама она – дура дебелая. Только и умеет, что ныть да блеять. И цепучая, как репей.

Я ещё раз вильнула бёдрами, поощряя его продолжать. И он продолжил. Вылил на жену такой ушат помоев, что мне аж тошно стало. Сидела, смотрела на его красивое, сытое лицо и чувствовала себя так, будто на покойника взобралась.

А когда Трайдар умер для меня окончательно, я распрямилась и громко сказала:

– Думаю, достаточно.

– Что? Какое «достаточно»? Раздевайся давай, ты меня только распалила, – возмутился бывший.

– Она распалила, а мы поможем охолонуть, – раздался голос старшего брата Инки.

Мой несостоявшийся любовник побледнел так, будто смерть свою увидал. Хотя… Может, и увидел.

Я подхватила кошель, соскользнула с ошарашенного Трайдара и улыбнулась ему последний раз.

– Ты же обещала никому не говорить! Как ты могла меня обмануть?!

Я расхохоталась:

– Всесильные духи, Трайдар! Ты и впрямь такой дурак? Неужто считаешь, что если ты своё обещание нарушил, то я своё перед тобой держать стану? Рожа не треснет? А за деньги – спасибо, они мне нужны.

– Но я по-другому не мог поступить! – яростно зашипел он, оглядываясь в поисках выхода из ловушки.

Но куда там – сквозь кусты уже ломились братья Инки, огромные, как медведи, и злые, как шершни.

– И я по-другому не могла поступить. Ты уж прости… – с чувством припечатала я и отступила, чтобы сбежать, но меня перехватил Инкин старший брат.

Запястье с кошелём сдавила его ручища, и он сказал:

– А это, Зоя, не твоё. Не думала ж ты, что я тебе десяток золотых позволю унести? Мы этому паскуднику сейчас всё нутро отобьём, а лечить на что? Негоже сестрице в мужьях инвалида иметь. Так что ты денежки-то отдай… И иди. Иди, Зоя, а полюбовничка твоего мы научим жену уважать.

У меня внутри всё похолодело.

Дура. Как есть дура! Осталась лясы точить. Надо было деньги хвать – и стрекача в кусты. А я? Мстительница уездного разлива, вот как это дед Абогар бы назвал.

– Мне очень нужны деньги…

– Деньги, Зоя, всем нужны. Как и здоровье. Так что иди, пока цела… – он осклабился, глядя мне в лицо, и пришлось отступить.

Признать поражение.

Оцарапав щёку и руки, я продралась сквозь кусты и побрела в сторону города.

На душе было так паршиво, что хоть вой. А никто не виноват. Захотела поквитаться – вот и поквиталась. Нет, сама бы я Трайдару не стала мстить. Но когда он пришёл, старая обида закипела с новой силой. Мерзко стало и за себя, и почему-то за стервозину Инку. Может, оттого, что она-то меня не предавала. Просто любила этого подонка так же, как и я. Боролась за своё сомнительное счастье, как могла. Но разве не справедливо дать ей на пробу того, чем она так щедро накормила меня? Пусть ест.

Плохо одно – ни счастья, ни денег, ни даже покоя эта месть мне не принесла.

Я осталась ровнёхонько в той точке, в которой стояла этим утром.

И теперь выход был только один. Вот только душа к нему не лежала совершенно, от одной мысли, на что придётся пойти, выворачивало наизнанку. Это было дно, на котором я никогда не хотела оказаться. Принципы, которые никогда не хотела нарушать.

Но иногда принципы стоят так дорого, что мы просто не можем больше себе их позволить.

Я брела, глядя под ноги, и отчаянно пыталась придумать другой способ с неба молока надоить.

И не могла…

Глава 5. Зоя

Двадцать шестое цветеня, день окончания турнира в Альтарьере

Утром ни свет, ни заря я уже была на ногах. Почистила зубы – за ними мы всегда с матушкой тщательно следили, ведь лечить их ой как дорого. Оделась и отправилась на рынок. Пояс и шкатулку Трайдара продать, посытнее еды купить.

Дело я задумала скверное и опасное, а ещё – энергоразвратное. То есть затратное.

На душе было паршиво, но куда деваться? Вариантов не осталось. Я собиралась пойти в самый дорогой район Альдарота и присмотреться к тамошним домам и аристократам.

Ведь если воровать, то у богатых, так? Опять же, аристократов не жалко – коли они нас за людей не считают, то нам чего с ними расшаркиваться? От них не убудет – так я себя успокаивала, хотя самой себе была противна.

Но если матушка умрёт, то станет во сто крат хуже. Не прощу себе, что не сделала всего возможного. В лечебницу сегодня посетителей не пускали – выходной день. Зато и Приказ был закрыт. Вдоволь наевшись копчёной птицы и выручив целых пятнадцать серебрушек за поясок, я двинулась к цели.

Сегодня – наблюдать.

О кражах я не знала ничего. Когда на дело идти? Днём, пока стоит суета и двери с окнами нараспашку, или ночью, когда все спят? Сколько брать? Побольше, чтоб рисковать не напрасно, или, напротив, поменьше, чтоб не искали? А ещё – как сделать, чтоб на прислугу не подумали и невинные люди не пострадали от моих рук?

Меня трясло от волнения и отчаяния. Я не хотела падать так низко, но просто не видела другого выхода. Нечего у нас продавать, закладывать или обещать за такие деньги.

Весь день я провела в оцепенении. Наблюдала за чужой богатой жизнью, рассматривала чужие роскошные платья, думала, как проникнуть в чужие дорогие дома.

А потом мне повезло. Не зря говорят, что один раз в жизни везёт даже навозному жуку.

Когда я в сумерках возвратилась домой, то застала ждущую меня приятельницу матушки, тётку Идру. Она работала поломойкой в соседнем с Городским Приказом здании Налоговой Службы.

– Здрасьте, – поздоровалась я, когда та поднялась на ноги и направилась ко мне, нервно сжимая в руках многократно штопанную вязаную кофту.

– Зоя? А Иса где? Я весь день её жду!

– В лечебнице она.

– Что, совсем дело плохо стало? – искренне заволновалась тётка Идра.

– Плохо, – ответила я. – Деньги очень нужны. За несколько дней я заплатила, а чего дальше будет – не знаю. Вот, ищу какой-нибудь прибыток.

Пожилая приятельница матушки немного помолчала, а потом подняла на меня уставшие глаза.

–Пойдём, в комнате переговорим, подальше от досужих ушей.

– Идёмте, – кивнула я, и мы поднялись по шаткой лестнице до нашей каморки.

Когда оказались внутри, тётка Идра огляделась, с горечью поджала губы, а потом села на колченогий стул у пустой постели матери.

– Зоя, я чего пришла-то… Иса мне всё рассказала, об отце-то твоём. Я и прислушивалась, как она просила, на работе-то. Сама знаешь, как оно. Тут одно словечко обронят, там другое. Мало ли чего выведаешь-то? Да только долги были за имением отца твоего огромные, я про такие и не слыхивала. Триста тыщ! А вчера выплатила их эрцегиня Альтарьер.

Я непонимающе нахмурилась:

– Мне-то с того какое дело?

– А такое, что когда выплата прошла, господин Твидор как хмыкнет, да возьми и скажи: «Коли были б у карона Альтара другие наследники, щедрый им бы выдался подарок». Я аж об ведро споткнулась, воду чуть не расплескала. Но осмелилась спросить, что он в виду-то имеет. И оказалося, что имение до сих пор на твоего отца записано. Рано наследовать-то, года-то ещё не прошло. По всему выходит, что не знает о тебе эрцегиня эта, вот и внесла денежки-то. А ты – тоже наследница. Ну хоть и внебрачная, но дочь. Авось перепадёт тебе чего?

– Но… если деньги внесла эрцегиня, то и имение теперь её получается… – задумчиво протянула я.

– Да у неё небось деньжищ этих – как мух в сортире летом. Ты б сходила, а? Быть может, дала б она тебе чего… Всё ж таки дочь, его кровь. Не виновата ж ты, что он над твоей матерью снасильничал.

Я закаменела лицом. Эта тема меня всегда ранила сильнее всего, и чем старше я становилась, тем лучше понимала, через что пришлось пройти матушке и как тяжело было поднять меня на ноги. И любить, несмотря ни на что.

– Вряд ли эта эрцегиня захочет деньгами поделиться, – хрипло ответила я.

– А ты сходи, выведай. Кто их знает, благородий этих? Все они с прикукуем. И батогов могут дать, и червонцем одарить. Ты только того… про меня-то не забудь, коли чего сложится-то… – замялась она.

Я кивнула, до крови закусив губу.

Матушка рассказывала, что примерно через год после моего рождения у отца одна за другой появились две троюродные кузины. Тётки мои троюродные, получается. Но какие они тётки, если старшая едва ли совершеннолетняя? Идти к ним денег просить?

Я подумала о матушке. Вспомнила, как клокотало у неё в груди при каждом вдохе. Прав целитель, не выживет она без его помощи. А значит, и думать нечего. Уж лучше идти наследство просить, чем воровать. Не так мерзко на душе…

– Схожу, – решила я.

Будь хоть какая-то третья соломинка, я бы ухватилась за неё. Не состриги я волосы в тот злополучный день, когда погиб дед Абогар, может, и взяли бы меня на какую работу. А так – сложа руки смотреть, как умирает мать, я не собиралась.

Воровать я отчаянно боялась и не хотела, а истории деда Абогара ясно показывали, что вор всегда платит двойную цену. Иной раз не деньгами, а чем поценнее. Да и мать меня иначе воспитывала. Я жутко не хотела вставать на этот путь, и теперь даже облегчение испытала, когда появился другой вариант.