До суда дело не дошло. Но то, что Сяо Цяо умерла в больнице, – факт, и выплаты компенсации не удалось бы избежать. Руководство неоднократно приносило свои извинения, и только через три месяца разрешило этот «кризис». Так как происшествие произошло в первом отделении, мы, естественно, тоже подверглись выговору. Сильнее всех попал под раздачу заместитель заведующего: его обязали единовременно выплатить сто тысяч юаней, на один год отменить подачу заявления на получение повышения квалификации, также представить на рассмотрение вышестоящим медицинским органам решение на полгода приостановить лечебную деятельность, а на период ожидания утверждения лишиться права выписывать рецепты на лекарственные препараты.

Наказание действительно строгое, но я, как самый обычный врач, даже не мог вступиться за него. Однако ходили слухи, что заведующий отделением сам заплатил сто тысяч юаней в качестве компенсации семье Сяо Цяо. Для членов семьи покойной эта сумма не является большой – ведь чтобы вырастить ребенка и вдобавок выучить его, нужно гораздо больше средств. Мне самому было тяжело сознавать все происходящее.

После пережитого «кризиса» я очень нервничал, идя на работу, и больше всего боялся, что мне будет уготована участь зама Цзи. Лишившись права вести лечебную практику, тот больше не мог участвовать в собраниях, ему оставалось только целыми днями читать газеты и следить за исследованиями в области сомнологии. В частных клиниках нет запрета заниматься научной деятельностью, поэтому зам Цзи, воспользовавшись такой возможностью, всецело сосредоточился на научной деятельности, а это вполне отличный план. Такова жизнь – нужно уметь преодолевать трудности, несмотря ни на что.

Кроме зама Цзи, досталось и нам с Ян Кэ. И хотя в ту неделю мы были в Маншане и основная ответственность на нас не лежала, но нас все же обязали идти работать в службу низового уровня, а также выплатить по десять тысяч юаней. Накопления с зарплаты, которые я так долго и старательно откладывал, в один миг испарились.

К моменту вынесения этого решения закончились летние каникулы и в большинстве учебных заведений начались занятия. В школе Ян Го есть центр психологической помощи, где почти каждый месяц специалисты психологической направленности оказывают бесплатные услуги; именно туда нас направили от клиники. Руководство больницы приняло такое решение в том числе и для того, чтобы уберечь нас. Они переживали, что родственники Сяо Цяо станут чинить нам проблемы, поэтому лучшим решением в данное время было временно командировать основных лечащих врачей первого отделения.

Что касается заведующего нашим отделением, то все рабочие обязанности свалились на его плечи. В обычные дни он либо жил безмятежно, либо подрабатывал на дополнительных работах, но в этот период ему пришлось действительно нелегко. Заведующий не осмеливался срывать свой гнев на ординаторах, так как боялся, вдруг кому-то из них опять станет плохо и, что еще того хуже, бедолага отправится на тот свет.

В день, когда нужно было отправляться на работу в школу Ян Го, я встал ни свет ни заря. После инцидента с Сяо Цяо я решил, следуя примеру Ян Кэ, просыпаться раньше и начать заниматься бегом, чтобы поправить здоровье. Однако Ян Кэ встал гораздо раньше меня; когда я принялся его искать, он как раз весь в поте лица вернулся с пробежки. Увидев бодрствующего меня, мой друг не мог сдержаться, чтобы не подшутить:

– Кто бы мог подумать, что ты можешь так рано вставать… Сегодня не нужно идти на работу; можешь дрыхнуть как свинья и валяться до девяти часов. В любом случае никто не станет отправлять школьников на психологическую консультацию с самого утра, когда начинаются уроки.

Меня задели слова Ян Кэ, и я возразил ему:

– Кто сказал, что свиньи встают в девять утра? Они и в шесть могут проснуться.

– Но ты и в шесть часов не встаешь; получается, что ты даже ленивее свиньи? – Ян Кэ, в свою очередь, тоже за словом в карман не лез.

– Неохота мне с тобой препираться.

– Да, я знаю, что ты очень ленив.

Я довольно ранимый человек. Выслушав издевки в свой адрес, я напрочь передумал идти на пробежку и, развернувшись, пошел переодеть свой спортивный костюм. Заметив это, Ян Кэ окликнул меня и принялся читать мне нотации, чтобы я не переодевался, а пошел хотя бы на получасовую пробежку, так как потом нужно будет ехать на автобусе в школу Ян Го. Я подумал, будто он сказал это назло мне, так как не хотел, чтобы я ехал вместе с ним в машине. Когда я почти признал свое поражение, Ян Кэ добавил, что, пока мы будем бесплатно работать в центре психологической помощи, нам не стоит разъезжать на личном автомобиле, это могут воспринять как хвастовство.

Его слова были не лишены смысла. Школа – не самое приятное место, там много злых языков, и нужно вести себя неприметно. Я больше не спорил с Ян Кэ и через «не хочу» отправился на пробежку. Только я спустился вниз на улицу, как мне с жалобами позвонила мама. Она сказала, что вчера вечером они с папой поругались, и примерно полчаса я выслушивал все затаенные в ней обиды. Мама долго и монотонно передавала мне все подробности их ссоры, но я не мог просто положить трубку. Мне только и оставалось, что притвориться, будто я только что закончил пробежку и поднялся в квартиру.

Ян Кэ невозможно обмануть. Лишь только увидев меня, он тут же все понял:

– Ты обманщик! Вернулся, не пробежав даже нескольких метров? Наверняка спустился и сразу пошел за едой…

Совесть не давала мне покоя, и я сразу признался:

– Да, я не бегал, потому что…

– Забудь. Иди, переоденься. – Ян Кэ как всегда неумолим.

Перед тем как зайти в комнату, я заметил на журнальном столике дневник, принадлежавший Чжан Цици, и тут же вспомнил события, произошедшие три месяца назад.

В тот вечер главврач и заведующий отделением были в морге, и мы не могли открыть в их присутствии холодильную камеру. Через день, когда мы с Ян Кэ снова пошли в морг, ни в одной холодильной камере не оказалось конверта, который оставила Чжан Цици. Нам неизвестно, мог ли кто-то выбросить или забрать его.

Изначально я хотел рассказать все без утайки. Но если б мы тогда сразу обнародовали видеозаписи и дневник Чжан Цици, родственники Сяо Цяо наверняка подумали бы, что мы сфальсифицировали доказательства и намеренно устраиваем неразбериху в этом деле, чтобы сбросить с себя всю ответственность. В этом случае руководство клиники тоже не встало бы на нашу сторону. К тому же, если Сяо Цяо действительно является Х., тогда пациентам нашей клиники больше ничего не угрожает; из этого следует, что нет особой разницы, раскрывать всю правду или нет.

Но я все никак не мог понять вот что. Перед исчезновением Чжан Цици Сяо Цяо была на втором курсе ординатуры; как же она могла так ввести в заблуждение лечащего врача, что он неверно поставил диагноз Ню Дагую? Не говоря уже о том, зачем Сяо Цяо вообще понадобилось это делать? Однако психически больному человеку не нужны причины, чтобы совершить какой-либо поступок, – это практически во всех случаях является универсальным объяснением.

Возможно, Сяо Цяо считала себя умнее других, думая, что может водить за нос руководство больницы и манипулировать им, как Сун Цяном и У Сюном. Они оба узнали, что Сяо Цяо одновременно крутила с ними романы, только после ее смерти. Без моего вмешательства они точно учинили бы драку, так как и У Сюн, и Сун Цян винили друг друга в смерти Сяо Цяо.

На протяжении всех тех трех месяцев я время от времени задумывался, почему Сяо Цяо выбрала такое странное прозвище для себя – Х.; нормальный человек не стал бы так себя называть. Вдобавок Чжан Цици была точно знакома с Сяо Цяо; зачем же она в своем дневнике называла ее Х., а не по имени? Для меня это стало неожиданностью. Ответов у меня нет, и я пришел к единственному универсальному выводу: Сяо Цяо была психически больна, а в ее действиях напрочь отсутствовала логика.

– Ты переоделся?.. Если сейчас не выйдешь, я поеду сам.

– Я почти собрался! – Погрязнув в своих мыслях, я затянул с переодеванием, но, услышав, что Ян Кэ уже подгоняет меня, ускорился. Выйдя из комнаты, я увидел по-прежнему лежавший на журнальном столике дневник Чжан Цици и снова невольно подумал: «Сяо Цяо уже умерла, но где тогда Чжан Цици? Как она исчезла?» Эти тайны по-прежнему были покрыты мраком.

В то утро, поехав на автобусе в школу Ян Го, мы изначально предполагали, что вряд ли у учеников могут быть какие-либо серьезные проблемы, тем более что они вполне благополучно ходят на занятия. Максимум, что ждет нас в психологическом центре, – это чтение газет и чаепитие. Мы еще не доехали до школы, как мне поступил звонок от заведующего отделением. Он начал давать по телефону наставления, в частности велел мне не пугаться, когда я увижу одного пациента, и постараться в любой ситуации сохранять спокойствие, чтобы не спровоцировать его. Я начал рассуждать про себя: если состояние больного настолько серьезно, его давно уже положили бы в больницу. Что может быть страшного в самой обычной школе?

Я почувствовал, что заведующий мне не доверяет. Чем больше он заострял свое внимание на том, что мне нужно сохранять спокойствие, тем более я раздражался. Пока я говорил с заведующим по телефону, мы с Ян Кэ проезжали рощу с османтусами. Было начало осени, и густой запах цветов османтуса наполнял воздух. После нескольких поворотов в глубине рощи показалась двухэтажная панельная постройка. Это здание было построено без арматурного каркаса и изначально являлось школьной радиостанцией, но потом его превратили в центр психологической помощи.

Последние несколько лет больница Циншань стала тесно сотрудничать с несколькими школами, в которых организовала «Центры психологической помощи Циншицзы». Аварийного вида здание, представшее перед нами, как раз и являлось главным пунктом этого центра. Врачи всех семи отделений нашей клиники регулярно на протяжении какого-то промежутка времени работают при школах. По большей части наши трудовые обязанности заключаются в том, чтобы выслушивать жалобы учеников, проводить личные консультации и лекции о психическом здоровье. Можно сказать, по сравнению с больницей эта работа довольно легкая.

Узнав, что я буду работать в психологическом центре, У Сюн предупредил меня, что не нужно подходить к этому делу с большим энтузиазмом. Главное, чтобы у обратившегося ученика не было слишком серьезной психологической проблемы или нарушений психики, а так в целом можно работать спустя рукава. Школа просто хочет разнообразить учебные мероприятия и на самом деле не особо заинтересована в проведении консультаций и оказании психологической помощи.

Раньше в школе Ян Го уже работала Лу Сусу, и, так как ее пациенты в большинстве своем пожилые люди, приходя в центр психологической помощи, она ловила себя на ощущении, что сменила работу. Все последние три месяца Лу Сусу не появлялась в клинике; как говорят, сейчас она занимается оформлением развода и разрешением проблем с долгами. Ее обязанности в больнице передали другому врачу. Сказать по правде, мне очень хотелось позвонить Лу Сусу и спросить, почему тогда она притворилась, что разговаривает по телефону, когда ее телефон заблокировали из-за задолженности. Однако это показалось мне слишком бесцеремонным, и я держал свои мысли при себе, пока в конце концов практически не забыл о том случае.

– Ладно, ладно, мы уже приехали, кладу трубку.

Заведующий показался мне слишком надоедливым, поэтому я не воспринял его слова всерьез. Закончив телефонный разговор, я увидел, что дверь центра психологической помощи открыта, а внутри спиной ко входу сидит женщина с седыми волосами, падающими ей на плечи. Психологический центр ориентирован на оказание помощи школьникам, что же здесь делает пожилая женщина? Может, какая-нибудь ученица так поседела из-за переживаний о неразделенной любви и поэтому заведующий столь настойчиво призывал меня к осторожности и осмотрительности? Что тут сказать… Мое воображение сковывала добросердечность. Из-за своего простодушия я думал совершенно не в ту сторону.

2. Психический рак

Кроме седоволосой женщины внутри здания еще была полноватая девушка. Из-за того, что она стояла прислонившись к двери, я не сразу ее заметил. Кабинет внутри центра выглядел очень примитивно: деревянная дверь зеленого цвета, облезлые белые прутья на окнах. Еще не зайдя в кабинет, я почувствовал, как в нос мне ударил сильный плесневый запах.