Я хотел зайти и как-то сгладить ситуацию. Больше всего я боялся такого поворота событий, что А Хао тоже придет в голову выброситься из окна, хоть мы были на втором этаже и едва ли, упав с такой высоты, можно было расшибиться насмерть. Ян Кэ, поняв мое намерение зайти, тут же подал мне знак, чтобы я остановился, не позволив мне вмешаться. А Хао сделала вид, что у нее заболела голова. Она потерла виски и, снова присев на стул, спросила Ян Кэ, где находится и зачем сюда пришла. Самое страшное, она снова сказала, что третий урок – это самостоятельное занятие и что она договорилась встретиться с Цзян Ин, чтобы вместе пойти поупражняться игре на пианино, как им разрешила учитель Хуан.

Ян Кэ не стал успокаивать А Хао. Он оставил ее одну сидеть в кабинете и, выйдя из кабинета, спросил меня:

– Ты видел?

– Как ты… – произнес я, но тут же умолк.

Ян Кэ закатил глаза и безнадежно спросил:

– Неужели ты так и не понял?

Симптомы А Хао были очень странными – это наверняка какое-то редкое заболевание, чем-то схожее с болезнью Альцгеймера, но все же отличающееся. Память А Хао напоминала память золотой рыбки, которая может удерживать информацию только в течение семи секунд. Возможно, именно по этой причине Ян Кэ особо не стеснялся в выражениях и рассказал ей реальное положение дел? Сейчас А Хао снова все забыла. Это действительно напомнило мне распространенный слух о том, что золотые рыбки могут помнить только семь секунд.

Но в реальности все совсем не так. В опубликованном в 1966 году «Протоколе заседания Национальной академии наук США» научные сотрудники Мичиганского университета Роджер Дэйвис и Бернард Агранов доказали, что золотые рыбки хранят в памяти события как минимум три дня. Рыбок обучали различать внешний вид предметов, распознавать цвета, голоса и выполнять несложные трюки. В последующие десятилетия появились научные исследования, доказывающие, что золотые рыбки вовсе не страдают слабоумием; наоборот, они способны запоминать информацию на несколько месяцев.

Но вернемся к сути дела. Мне казалось, что я вот-вот приду к какой-то мысли, но она то и дело ускользала от меня. Погрузившись в свои думы, я услышал, как кто-то поднялся снизу на второй этаж: был отчетливо слышен звук каблуков. Сперва я подумал, что это вернулась учитель Лю, но, повернувшись в сторону лестницы, увидел хорошо знакомого мне человека – Лу Сусу.

4. Навеки девятнадцатилетний моряк

Лу Сусу три месяца не появлялась в больнице. Я кое-что слышал о ее положении дел от У Сюна; судя по всему, она подала иск о разводе, но долги ей все равно придется выплачивать наравне с мужем. Все это долгое время я не контактировал с Лу Сусу, и, когда неожиданно встретил ее, мое сердце заколотилось, а лицо покраснело.

– Сусу! Как давно мы не виделись, – радостно поздоровался я с ней, но все же пребывая в некотором нервном напряжении.

– Чэнь Путянь, привет… Действительно, давно не виделись. Меня пригласил Ян Кэ, он… – У Лу Сусу был изможденный вид, она сильно похудела. Посмотрев на нас, смущенно добавила: – Мне нужно было разобраться с некоторыми личными делами, я не скрывалась от всех специально. Что касается Цзян Ин, я…

– Это уже в прошлом, – холодно сказал Ян Кэ.

Я повернул голову и, приблизившись к нему, шепотом спросил:

– Зачем ты позвал ее сюда?

Ян Кэ не без отвращения пытался отклониться от меня, но, так как места в коридоре не особо много, ему некуда было отпрянуть. И тогда он совершенно бесцеремонно и громко бросил мне:

– Ты не мог бы чуть отойти?

Лу Сусу это позабавило, и на лице у нее промелькнула слабая улыбка. А затем она с серьезным видом ответила на мой вопрос вместо Ян Кэ:

– На мне тоже лежит ответственность за произошедшее. Как будет время, я вам все объясню.

– Тогда ты приехала, чтобы…

– Поговорите для начала с руководством школы. Я пришла проведать А Хао. Чуть позже мы с вами проведем консилиум.

Фактически Лу Сусу действительно занималась решением проблем с долгами и не была отстранена от работы из-за конфликта на рабочем месте. Ее не дисквалифицировали, и она по-прежнему могла работать – в отличие от зама Цзи, которого буквально предали анафеме. Поэтому, конечно, она могла приезжать в психологический центр и давать консультации. В какой-то момент мне захотелось спросить Лу Сусу, почему в тот день в больнице она плакала, когда говорила по телефону, но слова застряли у меня в горле. Я словно в полусне смотрел на нее. Она показалась мне хрупкой, словно свежий цветок, порождая желание защитить ее. Когда Лу Сусу договорила, я все еще был погружен в свои мысли и никак не отреагировал на ее слова. Пришел в себя, только когда Ян Кэ ткнул меня локтем. Я уж было хотел возмутиться, но, повернув голову к нему, увидел, что он будто бы злится: в его глазах вспыхнул огонек гнева. Такое выражение лица я видел у него впервые.

Ян Кэ ни с того ни с сего ударил меня, да еще и разозлился… Конечно, я тут же пришел в недовольство. И уже собрался вместе с Лу Сусу пройти в кабинет для проведения консилиума, но Ян Кэ поднял руку и, схватив меня за шею, потащил за собой на первый этаж. Не успели мы отойти далеко, как сзади раздался голос А Хао. Она говорила про третий самостоятельный урок и что она договорилась встретиться с Цзян Ин, а учитель Хуан им разрешила.

Ранняя осень в Наньнине по обыкновению очень знойная. Только лишь я вышел в османтосовую рощу, мне тут же стало жарко, и шея под рукой Ян Кэ покрылась по`том. На моем коллеге была белая рубашка с длинным рукавом; он сперва не заметил, что я вспотел, но, заметив промокший рукав своей рубашки, тут же убрал руку и вытер ее о мою спину.

– Я тебе тряпка, что ли? – недовольно отреагировал я.

Ян Кэ, ничего не ответив, приподнял подбородок, призывая пройти к учебному корпусу. Мой мозг не успевал реагировать на происходящие одна за другой сцены, поэтому я спросил его:

– Что ты делал, пока я разговаривал с А Хао?

– Я позвонил Лу Сусу и попросил ее приехать помочь провести консилиум. Но для начала мы пройдем в учебный корпус.

– Подожди, как ты смог дозвониться до Лу Сусу?

– Она сейчас в процессе судебного разбирательства, с чего бы до нее нельзя было дозвониться? Тогда она боялась, что ее станут донимать коллекторы, и поэтому специально выключала телефон, – с недовольным видом начал объяснять Ян Кэ. – Чэнь Путянь, ты не мог бы вести себя серьезнее? Не нужно каждый раз заговаривать о Лу Сусу, если тебе не о чем поговорить.

– Ладно, ладно… Признаю свою неправоту, нужно быть серьезнее.

Каждый раз, когда я говорил нечто подобное, Ян Кэ закатывал глаза.

Оставив меня позади, он быстрыми шагами направился прочь. Немного позже зазвенел звонок с урока, и ученики толпой вышли из классов на физкультминутку. Мы с Ян Кэ пробирались сквозь скопище детей, время от времени сталкиваясь с ними плечами. Некоторые ученицы, проходя мимо нас, перешептывались, спрашивая, неужели этот красавчик – новый учитель. Я прекрасно знаю, что говорили они не обо мне, поэтому, опустив голову, просто продолжил идти вперед. Дойдя до третьего этажа, я увидел спускающегося вниз по лестнице учителя, несшего в руке книгу Тай Пинчуаня. Параллельно он отчитывал ученицу, говоря, что пока он заберет у нее эту книгу и что подобное чтиво запрещено приносить в школу, так как такие авторы пудрят ученикам мозги. Услышав этот разговор, Ян Кэ взглянул на книгу в руках учителя и остановился. Я переживал, вдруг он начнет препираться с учителем, поэтому тут же сказал ему ускорить шаг. Я не понимал, почему Ян Кэ потащил меня сюда. Все ученики и учителя вышли из классов на физкультминутку, так зачем нам понадобилось подниматься наверх?

Дойдя до пятого этажа, Ян Кэ оглядел таблички на дверях кабинетов. Найдя одиннадцатый класс, он велел зайти с ним.

– Зачем мы сюда пришли? – растерянно спросил я.

Ян Кэ остановился на входе и указал на расписание уроков:

– Смотри.

На стене висело расписание занятий. На это место наверняка приклеивали не один лист, потому что на стене остались неоторванные куски старых листков с расписаниями. Но здесь нет ничего удивительного – большинство школ работают уже довольно давно, и в них училось не одно поколение учеников. Что здесь может быть не так?

Я приблизился к стене, пригляделся и в недоумении спросил:

– И что может быть интересного в расписании уроков?.. – Лишь только произнеся эту фразу, я тут же сам ответил на свой вопрос: – Стоп. Сегодня среда, а утром… Утром у одиннадцатого класса третьим уроком было вовсе не самостоятельное занятие, а математика. Получается, А Хао перепутала?

– Это не урок математики, посмотри внимательнее, – Ян Кэ продолжил указывать на расписание уроков.

– Ты думаешь, я совсем идиот? Здесь же черным по белому написано; если это не математика, то что? – Я не люблю, когда меня держат в напряжении. – Если тебе есть что сказать, то говори прямо. Мне не нравится, что мы оставили Лу Сусу там одну. Вдруг…

Только я упомянул Лу Сусу, Ян Кэ тут же сделал недовольное лицо. Однако именно он пригласил Лу Сусу, а не я; если она ему так не нравится, зачем вообще понадобилось ей звонить? Стояла ужасно жаркая погода, и настроение у меня было отвратительное. Я уже собрался попререкаться с Ян Кэ, но, еще раз внимательно прочитав расписание, наконец-то заметил, что именно было не так. Оказывается, в среду третьим уроком действительно была не математика, а самостоятельное занятие. Однако сам план самостоятельных занятий был за прошлый семестр, а новое расписание повесили поверх старого; если присмотреться, можно было заметить надписи под первым листом.

– Неужели… – Я немного не мог поверить в увиденное.

– Все верно, – подтвердил Ян Кэ. – Когда я вышел из психологического центра, то поговорил с несколькими учителями. И хотя они не общались с больной, с их слов я понял, что у А Хао наверняка именно эта болезнь.

В это мгновение по школьной радиосети заиграла музыка для гимнастики. Осознав, что хотел мне сказать Ян Кэ, я поспешно спустился вниз, чтобы подтвердить все это у А Хао. Лу Сусу по-прежнему разговаривала с ней в кабинете. Услышав приближающийся звук шагов, А Хао обернулась и посмотрела на нас. Она снова никого не узнала, поэтому мне пришлось еще раз представиться и все объяснить. Когда А Хао увидела Ян Кэ, она оставалась невозмутима, поскольку также не помнила, что он сказал ей о смерти Цзян Ин. Ее лицо при виде Ян Кэ даже немного покраснело – возможно, она испытывала к нему симпатию.

Зайдя в кабинет, я сразу перешел прямо к делу и спросил А Хао, какое сейчас число. Она без раздумий ответила:

– Семнадцатое мая. У вас же есть телефон, вы можете посмотреть в нем дату.

Семнадцатое мая – это день, когда моя мама впервые привела в больницу тетушку Чжоу и Ху Сяобао; помню, тогда шел сильный ливень. Сейчас уже октябрь, и с того дня прошло полгода. Но я не стал поправлять А Хао, а вместо этого продолжил задавать вопросы:

– А Хао, когда вы сегодня пошли на уроки утром, какая была погода?

– Шел сильный дождь, некоторые улицы даже затопило.

Сказав это, А Хао непроизвольно посмотрела в окно. Сквозь листья османтуса пробивались лучи солнечного света. А Хао сразу же стало понятно, что на улице нет и намека на дождь. От неожиданности она поднялась со своего места и всмотрелась за окно, пробормотав про себя:

– Как странно… Неужели небо прояснилось?

С одной стороны, мне было печально наблюдать это зрелище, а с другой – во мне поднялось радостное чувство. На самом деле А Хао не видела никакого призрака. Учителя и ученики все время думали, что она одержима злыми духами или разыгрывает из себя дуру, так как А Хао повторяла, что видела Цзян Ин. Но все было совершенно не так. Воспоминания А Хао остановились на семнадцатом мая, и она не помнила самоубийство Цзян Ин, а оно как раз произошло в тот день.

И тут я, следуя примеру Ян Кэ, не спеша сказал А Хао:

– Цзян Ин совершила самоубийство, спрыгнув с крыши.

– О чем вы говорите?.. – А Хао пришла в ужас, у нее словно заболела голова, так как она начала тут же ее массировать голову. Но вдруг вернулась в начальную точку и, смеясь, сказала мне: – Учитель, сегодня третьим уроком будет самостоятельное занятие, мы с Цзян Ин договорились встретиться и поиграть на пианино, учитель Хуан разрешила нам.

– Ты пока садись…