– Она дочь дворянина, которую надо скомпрометировать?

– Круглая сирота. Эта девушка – невинное и наивное создание. Она всю жизнь прожила в глуши и почти не видела мужчин. Тем более таких, как вы… Вам не составит труда очаровать эту девицу. Думаю, вы сумеете сделать это за несколько дней, но у вас будет целый месяц. Все довольно просто, ваше сиятельство.

– И в чем подвох?

Волковский нахмурился. Чутье вопило, что подвох все-таки есть. Но в чем он заключается? И зачем вообще соблазнять никому не ведомую девицу, живущую у дьявола на рогах? Что за странная сделка?

Но понятно, что ответов он не получит.

Господин Карчеев вздохнул.

– Считайте это особым заказом, ваше сиятельство. Особым и секретным.

Стряпчий быстрым взглядом окинул гостя и поежился. Как бы самому не попасть на виселицу за эту проклятую сделку… Но выбора все равно не было. Ни у него, ни у графа.

– И где живет эта несчастная жертва? – процедил гость.

– В закрытом пансионате. Вы сыграете роль нового преподавателя, ваше сиятельство. Ну и в процессе… соблазните девицу.

– Где находится пансионат?

Стряпчий снова вздохнул. На этом моменте уже почти клюнувшая рыбка могла снова сорваться с крючка.

– Ближайший городок – Йеск.

– Тайга? Надеюсь, этот пансионат не построили поблизости от Кургана?

Стряпчий не стал делать вид, что не понял вопроса.

– Слышали о Таежном Кургане? – кисло осведомился он. Мало кто из петербургских хлыщей хоть что-то знает о землях, лежащих столь далеко от столицы.

– Доводилось. Так пансионат там?

– Не то чтобы поблизости… В тех краях. Тайга большая, ваша светлость. Так вы согласны?

Граф Волковский моргнул. Всмотрелся в неприятное длинноносое лицо стряпчего, ожидая, что тот вот-вот рассмеется. Да, шутка оказалась совсем не смешной, но кто знает этих дельцов? Может, у них такое поганое чувство юмора?

Но стряпчий жевал свои тонкие губы и молчал. И смотрел скорбно, показывая, что все это отнюдь не розыгрыш.

Глава 1

Очередной наемный экипаж остановился неизвестно где. В дороге я пребывал уже вторую неделю и порядком устал от бесконечной тряски, грязи, бессонницы и дурных предчувствий. Самый длинный участок пути – от столицы до Енисейской губернии – я преодолел в купе поезда, и это была самая приятная часть поездки. Но за Тобольск поезд не шел и пришлось искать другой транспорт. Сначала даже повезло, до самого Яра удалось прокатиться на рычащем и изрядно воняющем соляркой автомобиле, но за рекой дорога резко закончилась и дальше пришлось ловить то скрипучие брички, а то и вовсе – телеги с сеном.

И вот, спустя почти две недели, я наконец оказался почти на месте – в крае диком и практически безлюдном. Со всех сторон поднимался вековой лес. Огромные дубы, исполинские сосны, гигантские голубые ели окружали экипаж и пугали двух смирных лошадок и возницу.

Здесь, в тайге, оказалось неожиданно тепло. Еще в Тобольске местные болтали, что нынешнее лето выдалось удивительно жарким, а потом поднимали брови, добавляя шепотом: не к добру. Чем им не угодили ясные деньки, я не знал и поначалу был даже рад согреться. Столица с ее проливными дождями осталась далеко позади. Как и другие крупные города. Да что там, даже крошечных деревень уже не встречалось. Вокруг был только лес, лес и лес.

Я скрипнул зубами, в очередной раз выглянув из окна и увидев лишь деревья, смыкающиеся над головой сплошным зеленым шатром. Землю укрывали густые заросли мхов и лишайников. Картина не менялась уже несколько часов, и я заподозрил, что мы заблудились. Мысль возвращалась снова и снова навязчивым эхом и заставляла ругаться, проклиная и этот лес, и тот день, когда я переступил порог роскошного кабинета на Петроградской стороне. Но тут же в мыслях возник образ Кости – худого, грязного и отчаянно кашляющего от гнилого воздуха долговой ямы. Когда я видел брата в последний раз, тот уже был отмыт и накормлен, сидел на продавленном диване гостевого дома и, кажется, не слышал, о чем толкует ему единственный родственник. Он лишь тряс головой и твердил, что не понимает, как все это случилось. «Дим, я сам не знаю, как ударил этого проклятого Вяземского… я не хотел его бить. Дим, ты мне веришь?!»

Я на это лишь до хруста стискивал зубы. Какая теперь разница, хотел или нет? Костя родился, когда мне уже исполнилось семь, и я всегда воспринимал брата как неразумного ребенка. Порой мне казалось, что разница между нами – не года, а десятилетия. И все же я готов был на все, чтобы его защитить.

Говорить о том, что именно я для этого должен сделать, конечно, не стал. Да и нельзя – дал родовую клятву и поставил семейный оттиск на соответствующей бумаге.

Так что я просто поручил брата заботам старого Тимофея, поглядывающего на меня с изрядной подозрительностью. Таинственное путешествие, в которое я неожиданно собрался, старику не нравилось. Видать, чуял, что дело пахнет навозом. Но Тимофей молчал, не пытаясь меня отговорить или узнать подробности. Лишь пообещал запереть Костю в чулане до моего возвращения, чтобы брат не наделал новых глупостей. Впрочем, ближайшее время тому будет не до подвигов. Недели в долговой яме и сырые петербургские подвалы сделали свое дело – Костя то и дело заходился в нехорошем кашле.

Жаль, что я не могу даже отплатить старику за преданность, Тимофей давно работает за похлебку и крышу над головой. Я в очередной раз скрипнул зубами, думая об этом. И вновь на миг вернулся в день отъезда.

– Я приеду через месяц, – сказал брату, собирая скудный багаж. Брать было особо нечего. Из ценного только фамильные револьверы и запас патронов. – Постарайся не наделать новых глупостей. Комнаты оплачены, и я оставлю Тимофею немного денег… Прожить хватит.

– А ты куда? – очнулся брат.

Но в ответ я лишь щелкнул замком потрепанного саквояжа, глянул на брата и застывшего скорбной тенью камердинера и вышел за дверь. Внизу уже ждала бричка, которая довезет до железнодорожной станции. Дорогу мне оплатили, ведь даже этого я не могу себе позволить. Еще одна подачка-пощечина.

Но даже не будь клятвы, я все равно не стал бы рассказывать. Ничего. Тем более брату.

Никому.

По правде, все это время – пока я забирал Костю из казематов, пока вез его в гостевой дом и ждал вердикта врача, пока давал указания камердинеру и собирал вещи, – я пытался не думать о том, что мне предстоит. И что меня попросту купили.

А вот теперь, в наемном экипаже, оплаченном чужими деньгами, самое время об этом задуматься. Я с презрением усмехнулся. С презрением к самому себе. Купили, но я ведь мог отказаться. Сохранить честь и гордость, не делать того, что обрисовал стряпчий. И обречь род на забвение, а брата – на смерть. Жизнь или гордость, что важнее? Не в моем положении думать о гордости.

Но все же от мысли, что придется уложить в постель какое-то страшилище… Да еще и делать вид, что влюблен и счастлив… хотелось заорать и двинуть кулаком в деревянное нутро экипажа. Я и двинул – пару раз, так что возница остановился и с беспокойством сунул в окошко встревоженное лицо. Я махнул рукой, показывая, что все в порядке. Хотя другой на моем месте лишь пожал бы плечами и сказал: всего-то? Соблазнить невинную девицу? Подумаешь!

Но дело не в девице и не в ее невинности. Дело в родовой чести. Волковские не продавались. Никогда и никому.

Раньше…

Я закрыл глаза и попытался представить, как выглядит проклятая жертва. Наверняка страшная, ужасная и глупая. Может, ее лицо и тело покрыто рытвинами или шрамами, раз девчонку прячут в такой глуши? Или она здорова телом, но слаба разумом? Слабоумное страшилище?

Меня передернуло от неприглядной картины. Ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. Лучше наоборот готовиться к худшему. Настраивать себя, так сказать, на неприятное зрелище. Если бы дед узнал, до чего докатился последний граф из великого рода… он бы лично пристрелил меня, как паршивую овцу. Хотя зачем тратить свинец? Дед вполне мог придушить меня голыми руками! При нем род Волковских еще обладал могуществом и властью. А потом все пошло крахом. Отец обладал семейной привлекательностью, но не обладал практичностью. Он слишком любил женщин, вино и азартные игры. Первое и второе отвечало отцу взаимностью. Моя матушка, увы, оказалась слишком слаба – и волей, и здоровьем, и не смогла перечить отцу. Она покинула этот мир, едва я появился на свет. Новая супруга отца, моя мачеха, родила Костю, оставила его на попечение нянек и уехала с отцом в столицу – танцевать на балах и тратить деньги, которых становилось все меньше. Неудачные торговые сделки, глупые выходки, карты и дуэли разорили родителя и рано свели его в могилу. Нам с братом достались одни лишь долги, заброшенное поместье на краю горного перевала и бесчисленные кредиторы, которые явились, не успело остыть тело отца. Некогда великий род пришел в упадок.

В шестнадцать мне пришлось покинуть юнкерское училище, в котором я обучался, и применить полученные знания на практике, записавшись в рекруты. Мне повезло – начавшаяся война увеличила потребность империи в военных, а мне удалось не только выжить в многочисленных сражениях, но даже поправить бедственное семейное положение, выплатить долги отца и определить брата в столичное училище.

Одна война закончилась полной победой империи, началась другая. Уже немолодого, но удивительного крепкого императора Алексея Первого за глаза прозвали Неодолимым – за удивительную везучесть и успехи в завоеваниях. Монарх активно расширял границы государства, да столь успешно, что вызывал сильные опасения со стороны соседей. Как и его отец, Алексей обладал невероятным военным талантом, совершенно провальные на первый взгляд походы заканчивались для него не крахом, а новыми победами. В последние годы государь все же успокоился, и активные военные походы сменились небольшими вылазками и торговыми сделками, тоже вполне удачными и исправно пополняющими казну государства. Его старший наследник Михаил, говорят, не пошел по стопам отца и военной службе предпочитает балы и театры, а младший Николай пока слишком юн, чтобы о нем судить.

Я надеялся и дальше проводить жизнь в военных походах, но мне не повезло. В сражении на чужой южной земле пуля вспорола мне бедренную мышцу, едва не перебив артерию и не отправив к предкам. С поля боя меня вытащили уже без сознания, но успели довезти до военного госпиталя. Да и ногу удалось сохранить. Почти три месяца провалявшись на койке, я вышел, хромая, и отправился в запас.

Полученных выплат хватило на квартиру в Петербурге и оплату академии – для меня, я решил завершить обучение, – и для обеспечения Кости.

Мне казалось, что я справился и сумел пусть не разбогатеть, но упрочить семейное положение. Строил планы на будущее, в котором образование имело главенствующее значение.

А потом из училища, где обучался брат, донеслись первые дурные весточки. Увы, Костя оказался куда больше похож на отца, чем на меня или деда, и уже в семнадцать начал исправно доставлять неприятности. Пока я военной службой пытался поправить семейное положение, брат связался с дурной компанией. Дошло до того, что его выгнали из училища, он наделал новых долгов и глупостей. Дуэли, кабаки, распутные женщины и покер – брат взрослел, но совершенно не желал умнеть. Он был катастрофически не приспособлен к жизни, и мои уроки – порой кулаками, не помогали. Гнилая ветка рода Волковских продолжала отравлять все дерево.

Увы, как ни злил меня непутевый брат, я понимал, что другого у меня нет и не будет.

Заработанных денег хватило на то, чтобы вытащить Костю из долгов, но увы, то были лишь первые ласточки. Дальше становилось лишь хуже. Я не мог оставить брата без должного присмотра, а деньги, казавшиеся мне немалыми, таяли с ужасающей скоростью.

А потом все стало совсем плохо. Костя пересчитал ребра Вяземскому и угодил в казематы.