Понадобилась пара часов, чтобы сопоставить цифры и строки и получить ответ. И еще несколько минут, чтобы подремать на столе, прежде чем пойти на кладбище искать чертовы могилы. Натянув черный свитер и куртку, Реджис направился на свидание с мертвецами. Жаль, что до них он так и не дошел. С лопатами и фонарем в руках к мертвецам в гости пришли Ноа, Соль, Эбель и мистер Кэруэл. И пока первые двое занимались поистине важным делом – искали могилы, – двое других грелись в объятиях друг друга. Реджис наблюдал за Эбель и Джосайей из окна кабинета шифрологии. Смотрел не отрываясь, как учитель вытирает ей слезы. Как укутывает в свой пиджак и нежно гладит по волосам. А она поддается. Улыбается. Краснеет. Черт…

Почему на это так больно смотреть? Словно от сердца отрываются клапаны и аорта. Словно оно бьется из последних сил. Изможденное, как и сам Реджис. Он был таким же. Разорванным. Измученным. Потерянным. Эбель наверняка разделяла эти чувства. И сейчас черпала силы у того, кто казался ей ближе, чем Реджис. Но если бы она только знала, что Реджис был готов отдать все, буквально все, ради того, чтобы она не чувствовала себя одинокой. В эту секунду он больше всего желал забрать ее тяжелую ношу, взвалить на свои плечи и нести всю оставшуюся жизнь, лишь бы Эбель стало легче. Реджис был готов разорвать себя на части, лишь бы спасти ее, помочь ей, как однажды она помогла ему.

Реджис откашлялся. Глотку изнутри рвал немой крик, и Эбель как будто услышала его. Она подняла глаза и посмотрела в окно. Вряд ли она увидела что-то, кроме его силуэта, спрятанного в спасительной темноте. Зато Реджис хорошо видел ее. Восходящее солнце подсвечивало ее плечи и макушку, очерчивало хрупкую фигуру. Будто защищало от тьмы, что сгустилась у могил. Реджис не сводил с Эбель глаз.

Он хотел, чтобы она узнала его. Надеялся, что поймет, что он рядом – был и всегда будет. Но Эбель отвернулась, оставив Реджиса в одиночестве.

Идти сейчас на кладбище было глупо, но еще глупее было бы упустить шанс понаблюдать за юными искателями могил.

Запомнив расположение всех надгробий, Реджис отправился на литургию. В исповедальне спал Ноа. В первом ряду, не отставая от своего обычно болтливого друга, клевала носом Эбель. Реджис сел рядом, невольно втянув носом аромат ее духов. Как же он скучал по запаху вишни. По голосу. По голубым глазам, которые теперь осуждающе смотрели на него. К горлу подкатил ком.

Раньше в глазах Эбель пылала любовь.

Эбель задремала у него на плече, стоило священнику затянуть молитву. Отец Робинс несколько раз косился в сторону Реджиса: бросал надменный взгляд и ждал, когда тот сложит руки у груди и преклонит голову перед Господом Богом.

Молчи, старый хрен. Делай вид, что не знаешь меня. Притворись, что видишь впервые.

Считав намек, отец Робинс принялся испепелять взглядом другую, засыпающую на задних рядах, скуру.

После литургии, минуя Дебору Вуд и священника, который ну очень хотел поговорить с новым особо опасным исключительным, Реджис выскользнул на задний двор и, шаркая по каменной дорожке, направился к кладбищу. Нужные могилы он нашел быстро: их выдавали следы на рыхлой земле. Можно было и не запоминать, сколько плит влево от дуба требуется отсчитать, чтобы найти правильное захоронение. Хорошо, что все эти следы обнаружил Реджис, а не кто-то другой. И повезло, что он не хотел, чтобы их рассекретили: пачкая ботинки, он притоптал грунт и скрыл все улики.

Первая могила принадлежала какому-то мужчине, умершему в тридцать девять лет. Она выглядела ухоженной по сравнению с теми, что стояли вокруг. И уж тем более по сравнению с той, что божьим чудом сохранилась на отшибе скурского кладбища. Деревянный крест покосился, потрескался и покрылся плесенью из-за частых дождей. Тут явно был погребен не человек, а сорняк, который рвался наружу. Надпись на кресте прочитать невозможно. Ни имени, ни фамилии. Но зато была дата. До боли знакомая. Вырезанная в памяти, как эти цифры на дереве.

Твою мать…

Реджис опустился на корточки и соскреб пальцами мох.

Сука… Нет.

О… еще как да. Еще как! Он отпрянул и, не удержав равновесия, повалился на землю. Сколько бы Реджис ни являлся сюда, сколько бы времени ни тратил на поиски, всякий раз он уходил ни с чем. Ну, разве что с чувством облегчения. Ведь если бы он все-таки нашел эту чертову могилу, то умер бы прямо на месте. Сгорел от стыда, от чувства вины. Захлебнулся бы извинениями, поперхнулся так и не сказанными словами, вставшими поперек горла. Но могила нашла его сама.

Тимо Фобс нашел его сам.

И Реджис, испугавшись встречи с братом, вскочил и, как последний трус, сбежал. Опять.

Дни то тянулись, то летели со скоростью «Мустанга Буллита». Расследование Реджиса то набирало обороты, то со свистом тормозило. Кажется, убийства прекратились. Академия затихла. Черствая старуха смерть перестала кряхтеть над ухом. Время будто отмотало назад, туда, где было хорошо и спокойно. Реджис чувствовал, что все это неспроста, что скоро что-то случится. Тишина – всего лишь затишье перед бурей.

И кто бы мог подумать, что этой бурей окажется Ребекка Мартинс.

Ночь была тихой, ведь на соседней кровати не храпел Ноа Эдвин. Реджис мог бы предположить, что он сопит где-то в другой комнате (скорее всего, в женском крыле), но Ноа зачем-то посвятил друга в свои планы.

– Сегодня меня ждет настоящее веселье с близнецами Киоко! – прихорашиваясь перед зеркалом, объявил Ноа.

Реджис поморщился.

– Не, ты не подумай. – Ноа застегнул в ухе длинную сережку. – Мы идем в «Святую Троицу». Ну, в заброшенную капеллу.

– Ясно. – Реджис тяжело выдохнул.

Тяжело, потому что слушать это было… той еще задачей.

– Хотя все ты правильно понял, – хихикнул Ноа, подходя к двери. – Эта ночь будет незабываемой! – Напоследок Эдвин послал другу воздушный поцелуй.

Тут Ноа не ошибся. Эту ночь и правда Реджис нескоро забудет, как бы того ни хотел. Сидя на кровати, он дочитывал сборник Сенеки, когда в дверь тихо постучали. Реджис кинул взгляд на часы. Без пяти два. Кто в такое время мог к нему прийти? Ноа не стучится, а больше вариантов и не было. Реджис притворился, будто ничего не услышал, и притих, надеясь, что незваный гость уйдет. Но в дверь постучали еще раз. Он все так же упрямо молчал и ждал. Гость, очевидно, принял это за приглашение войти.

– Ноа? – Дверь скрипнула, прозвучал женский голос.

Реджис сразу узнал его. Голос, который он хотел бы слышать в последнюю очередь, а лучше – не слышать и вовсе.

– Ребекка? – Реджис встал с кровати.

– Ой, ты тут один?

Она зашла в комнату и оглядела кровати, уже зная ответ на свой вопрос.

– Один. Сама же видишь, что никаких тупиц тут не наблюдается.

Ребекка выдавила из себя смешок и, затворив за спиной дверь, шагнула к Реджису. Ее тело прикрывала легкая розовая ночнушка. Настолько легкая, что не оставалось ни сантиметра для фантазий – все было видно и так. И Ребекка явно этого не стеснялась.

Реджис отвел взгляд.

– Ноа ушел. Вернется, скорее всего, утром.

Ребекка была не в его вкусе.

– Если честно, я пришла не к Ноа.

Очевидно, не к нему. И очевидно, Эдвин был замешан в том, что Ребекка впервые за все время зачем-то приперлась ночью в мужское крыло.

– Я занят. – Реджис поднял взгляд, чтобы выразить свое безразличие. – Мне не до разговоров.

– А я пришла не говорить. – Ребекка подняла руку и, пробежав пальцами по ключице, коснулась лямки ночнушки на плече. – Я вообще редко к кому прихожу. Только к тем, кто меня очень интересует.

Она потянула за лямку, и шелковая ткань сорочки чуть соскользнула вниз, почти оголив правую грудь.

– Остановись. – Реджис отвернулся.

– А то что? – Пол под ногами Ребекки заскрипел, когда она шагнула к нему. – Или ты хочешь раздеть меня сам? – Ее ладонь опустилась на спину Реджиса.

Он почувствовал жар ее тела через футболку.

– Не позорься, умоляю.

От ее кокосового парфюма тошнило.

– Я люблю, когда меня умоляют.

Видимо, судьба не просто так этой ночью вложила в руки Реджиса томик философа-стоика. Сейчас он должен был сдать экзамен по пройденному материалу. Проявить стоицизм, мудрость и внутреннее спокойствие. Направить заблудшую душу на истинный путь… Ну или… послать ее куда подальше.

– Уходи, Ребекка. – Реджис стянул с кровати Ноа покрывало и накинул ей на плечи.

Ребекка выпучила глаза. Попыталась извернуться, дотронуться до Реджиса, погладить его, стянуть футболку, но у нее не было ни шанса.

Она не Эбель. Только той Реджис позволил бы себя коснуться.

– Ты спятил? – Ребекка упиралась ногами в пол, пока Реджис выталкивал ее из комнаты.

– Я же сказал, что я занят.

И он не соврал. Реджис был занят делами. Занят Эбель.

– Шутишь? – Ребекка остановилась и скинула покрывало. – Я пришла к тебе сама! Сама, понимаешь?

Реджис молча смотрел на нее.

– Не молчи! Скажи мне, что хочешь, чтобы я разделась. Поцелуй и повали меня на свою чертову кровать.

– Уходи, – тяжело выдохнул Реджис и поднял с пола плед. – И не смей использовать свои способности.

Он знал, что ей нужно коснуться кожи, чтобы человек сиюсекундно загорелся желанием заполучить Ребекку здесь и сейчас.

– Я… – Ребекка растерянно опустила руки. – Да я убью тебя, Реджис Фобс!

– Буду рад, если все-таки получится. – Он опять накинул на нее плед, закрывая полуголое тело. – А пока, – открыв дверь, вытолкнул Ребекку в коридор, – проваливай.

– Ты охренел?

Дверь перед носом Ребекки захлопнулась.

Следующим утром Ребекку Мартинс нашли мертвой в кабинете мистера Кэруэла.

Кто-то мог счесть ее смерть за совпадение, но Реджис знал: Ребекка умерла, потому что бросила вызов смерти.

Она сказала Реджису, что убьет его. Да, это была шутка, но дьявол шуток не понимает. Смеяться над людьми привык Бог. Дьявол же привык над ними издеваться.

На самом деле Реджис был знаком с дьяволом не понаслышке. Дьявол был так близок к нему, что спокойно называл себя отцом Реджиса. И…

Мэром города Санди по совместительству.

Двуличным ублюдком, кстати, тоже. Уродом. Подонком. Ну или, если выражаться более изысканно, то циником и эгоистом.

Хотя Хозия Хиггинс предпочитал, чтобы Реджис называл его папочкой.

– Зачем ты здесь, неблагодарная тварь?

И еще Хозия Хиггинс предпочитал, чтобы его сын вел себя послушно. А если этого не происходило, то из любимого мальчика Реджис быстро превращался в неблагодарную тварь.

– Какого черта ты делаешь в этом соборе? – Хозия ударил по столу кулаком – горшок с единственным в комнате проросшим цветком упал на пол и разбился.

Отец приехал в академию из-за странных убийств. И он явно не ожидал увидеть здесь Реджиса, которого все это время держал взаперти. Никто не знал, что у мэра Санди есть сыновья. Точнее, один сын.

– Как ты вообще сбежал? Там же столько охраны! Это место можно покинуть только мертвым!

Реджис стоял в центре кабинета и пялился на камин, мечтая достать из огня полено и как следует врезать им отцу по роже.

– Так злишься, что я покинул его живым?

Реджис сразу вспомнил Эбель. В отличие от него, она правил не нарушала, и ее вывез оттуда катафалк, а не вывели собственные ноги.

– Я злюсь… – Хозия смел со стола стопку бумаг, – потому что ты здесь! А не там! Твое место там!

– Вернешь меня туда?

Реджис знал, что нет, ведь теперь у него в рукаве был козырь. Теперь он мог шантажировать отца. Он владел его грязными тайнами, а собор, под куполом которого жили скуры, любил секреты. Потому это место с радостью защищало нового исключительного.

– Нет, – тяжело выдохнул Хозия. – Не верну. Не сейчас.

Он отодвинул кресло Деборы, сел в него и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Реджис со скукой наблюдал за этим цирком.

– Ты же мой сын. Я знаю, на что ты способен. И я знаю, чем ты будешь мне угрожать.

– Уверен, – Реджис сделал паузу, – папочка?

Хозия кинул на него злобный взгляд. Как и Реджис, он не умел сдерживать гнев. В этом они были похожи.

– Послушай, сопляк, – сжав кулак, процедил отец. – Ты никогда не прыгнешь выше головы. Если думаешь, что ты умнее меня, отца Робинса и доктора Горганак, то ты ошибаешься.

– Я думаю, что тебе пора оставить идею…

– Нет! – гаркнул отец.

Он не дал Реджису договорить. Потому что не хотел слышать слов, которые причиняют ему боль.