– Я никогда не прощу тебя, Святослав Нагорный. Никогда! – шепнула в утро.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о маленькой Джульетте…

Темно и холодно. Я накинула капюшон и побежала по аллее. Через КПП прошла без проблем: они проверяли въезжающие машины и входящих людей. Выйти можно свободно.

Только оказавшись за границей владений Нагорного, смогла выдохнуть и вызвать такси. Домой поеду.

Улицы были свободным, а часы показывали пять утра. Меня укачивало и вырубало в машине, но я держалась: сейчас не время расслабляться.

Такси остановилось, но я не торопилась выходить: рассматривала с какой-то обреченной тоской место, где выросла. Охрана была на воротах: я вышла и подошла прямо к ним.

– Вы к кому?

Я не ответила, просто сняла капюшон.

– Ярина Дмитриевна… – опешил дежуривший дядя Толик. Он давно руководил отцовской службой безопасности.

– Доброе утро, – и прошла во двор. В доме было тихо, но я помнила, что папа вставал очень рано и пил кофе в кабинете. Возможно, за пять лет эта привычка сохранилась.

– Ярина?! – изумленно уставился на меня. Да, я сейчас походила на привидение, а не Ярину Дмитриевну Нагорную.

Я не упала в родительские объятия и не зарыдала на плече у отца. Села в кресло и устало откинула голову.

– Я ушла от мужа, – проговорила бесстрастно. Что же, папа быстро отошел от шока, и уже через десять минут я сжимала ледяными пальцами кружку с успокаивающей ромашкой, а рядом сидела мама.

– Расскажи, что случилось? – велел отец. Надеюсь, этот тон не потому, что ему совсем меня не жаль, а для того, чтобы я не расклеилась окончательно и не ударилась в истерику.

– Святослав мне изменяет. Он меня не любит и никогда не любил, – выдавала голые факты. – Он обвинял меня в связи с Артуром. Он делал со мной ужасные вещи, – и подтянула рукава толстовки до самых кистей, пряча синяки на запястьях.

– Хм… – протянул папа. Мама продолжала молча обнимать меня. – Наконец дошло до него, – себе под нос, затем на меня обратил строгий взгляд: – Ты останешься здесь, а я займусь разводом. Мы сможем тебя отстоять. За эти пять лет я хорошо подготовился к новой войне с Нагорными, – в глазах блеснуло предвкушение яростной схватки.

– К новой войне?! – я ничего не понимала. – Нам же нужен был мир?

– Ярина, это мужские дела и тебя не касаются.

Ясно, он все уже решил, а может, что-то спланировал заранее: я уже ничему не удивлялась. А вот сама могла шокировать…

– Я беременна, папа.

А вот и бомба. В кабинете повисла гробовая тишина. Интересно, что их изумило? Или родители реально думали, что мы с мужем библию по ночам штудировали?

– От кого? – хрипло переспросил отец.

Что за дурацкий вопрос?!

– От мужа. Разве есть еще варианты? – вздернула бровь. После сегодняшней ночи авторитеты для меня посыпались, а страхи истончились и померкли: самое страшное уже произошло.

– Черт! – выругался отец. – Артур не примет ребенка Нагорного! Да и нам не нужны их ублюдки. Ты родишь Савицкого, а с этим решим. Одна таблетка – и никаких проблем.

– О чем ты вообще?! И причем здесь Артур?

Про аборт сознательно смолчала. Нельзя показывать свои слабости, пусть лучше думают, что мне все равно.

– Ты разведешься с Нагорным и выйдешь замуж за Артура, – объявил отец в ультимативной форме.

– Нет! – я даже поднялась. – Он приставал ко мне! Он мой брат! Это ненормально!

– Ты выйдешь за него! – папа тоже вскочил. – Ты изначально была его. Росла для него. Я хотел, чтобы во главе нашей семьи встал человек одной с нами крови. Ты и Артур – внуки будут чистокровными Савицкими! А ваше родство – седьмая вода на киселе!

– Ты увлекся историей Древнего Египта? – не сдержала едкой иронии. Именно там радели за чистоту крови фараонов и предпочитали жениться на родственниках.

– Наталья, – кивнул матери, – проводи дочь в ее комнату. Пусть отдыхает.

Я не спорила, послушно шла за матерью. Мне нужна была передышка. Меня привели в прежнюю спальню, где я была маленькой девочкой, счастливой девочкой. Да, несмотря ни на что, счастливой! Наверное, это детство так влияло: маленькие дети счастливы даже с коркой хлеба в руках и по колено в грязной луже.

– Яриночка, – мама погладила меня по руке, – все будет хорошо. Когда-нибудь точно будет… – и вышла.

Я зашла в гардеробную: здесь все еще оставались мои старые вещи. Я нашла белый теплый халат для ванной и комплект белья. Я особо не поправилась, должно подойти.

В ванной разделась перед большим зеркалом и безразличным взглядом прошлась по телу. Пара засосов на шее, на груди следы от пальцев и четкий укус на левом соске, на бедрах тоже синяки. Кожа у меня светлая, чуть надави – отпечаток, а Святослав сжимал с остервенением.

Я приложила руку к животу и спустилась вниз: потрогала, больно, но не кровило. Значит, не потеряла ребенка. Или беременность просто замерла. Читала, что на таком сроке можно не заметить потери.

Я закрыла лицо руками и тяжело вздохнула: самое страшное, что я ничего не чувствовала: ни радости, если беременность сохранилась; ни боли, если все-таки нет. Тупое равнодушие. И страх. Да, одного я все же боялась: что муж найдет меня и вернет. Нагорный дал мне три дня, но кто помешает ему изменить своему слову? Он ведь уже это сделал… В верности клялся, защищать обещал, любить… Все ложь. Нет у него ни чести, ни совести. И любить он не умел. Просто не способен полюбить Савицкую.

Я смыла с себя его дух, прикосновения, семя. Закуталась в халат для самых пят и прилегла на кровать. Спать нельзя, но только голова коснулась подушки – глаза сами закрылись, стресс взял свое.

Мне снился Свят. Да, именно: ярко, остро, в красках. Он сгребал меня в охапку и уносил в темную пещеру, а потом появлялся отец и засовывал мне в рот таблетку. Я мотала головой, плакала, просила не делать этого, но все тщетно. Я вздрогнула всем телом, улетая в бездну, и резко открыла глаза. На кровати сидела Диана и смотрела на меня.

– С возвращением, сестра.

– Здравствуй, Ди.

Мы общались крайне мало. Она успела выйти замуж, пожить в Европе, развестись и вернуться в отчий дом. Мне она так и не простила любовь к Нагорному.

– Видишь, – стянула с плеч халат, – нечему завидовать, – показала синяки и засосы.

Ее глаза вспыхнули предвкушением: она хотела бы быть на моем месте. Даже в такой ситуации.

– Что будешь делать? – поинтересовалась деловито.

– Не знаю, – запахнула халат, пытаясь согреться. Мне постоянно было холодно. – Бежать, только куда… Они меня везде отыщут. Папа хочет выдать замуж. А муж велел исчезнуть из города за три дня, иначе убьет.

– Я не хочу видеть тебя, Ярина: ни в этом доме, ни в этом городе, ни рядом с Нагорным.

– Приятно, – устало прикрыла глаза. – Настоящая сестринская любовь.

– Но я не хочу тебе такой судьбы, поэтому… – она вытащила из-под кровати небольшую дорожную сумку. – Я собрала несколько смен белья, одежды и деньги, – расстегнула и показала пачку пятитысячных купюр. – Мама в курсе. Она дала адрес деда в Новосибирске, – протянула мне бумагу. – Билет купила.

– Ты успела это все за час?! – ошеломленно распахнула глаза.

– Сейчас самое время. Пока отца нет. Когда он вернется, ты уже не спасешь ни себя, ни ребенка.

Самолет уносил меня далеко от Петербурга. Я смотрела на унылые пейзажи внизу, на размытую грустью осень и прощалась со своим прошлым окончательно и бесповоротно.

Мне удалось вздремнуть за четыре часа полета: силы мне понадобятся, мой путь не заканчивался Новосибирском. Адрес значился в какой-то деревне, еще на электричке ехать.

Дедушку по папиной линии не видела много-много лет. Мне было десять, когда они с отцом разругались в пух и прах и полностью прекратили общение. Слышала от матери, что после той ссоры папа в сибирские края не совался, боялся чего-то. Тут меня Савицкие не найдут. Ну а муж… Он в принципе искать не будет. Он дал мне три дня, и я исчезла.

С ориентацией на местности у меня всегда была беда, но я добралась до станции и села на пригородную электричку. В Новосибирске уже лежал снег, но вид за окном все равно не радовал: голые деревья, проплешины на снегу, торчащая ржавая арматура в низине и черные провода, змеившиеся вдоль железной дороги.

– Извините, – остановила женщину с двумя пакетами из продуктового, она вышла на той же станции, – не подскажете, где дом Савицкого Владимира Анатольевича?

Я привыкла, что нашу фамилию знали все, поэтому была уверена, что и сейчас мне помогут. Увы, но здесь не работали гугл-карты, и вообще с интернетом так себе. В аэропорту я купила новую сим-карту: рвать так рвать, заново жить, так заново.

– Это фермер Вовка, что ли?

Фермер Вовка?! Моего деда кто-то посмел назвать настолько фамильярно?! Одно о Владимире Савицком я помнила прекрасно: характер!

– Да, полагаю, это он, – не скрывала удивления.

– Улицу Надежную найдешь: это прямо до конца, видишь, – показала вдаль, – и направо. Там дом. Он вот натурально терем, – рассказывала мне. – Вот там и дед живет. Ферма у него. Молоко хорошее, яйца, мясо, но норов! – покачала головой. – Свет такого вредного старика не видел!

– Спасибо, – поблагодарила, совсем не ободренная представленным реноме. Я прошла дорогой, которую мне подсказали, и остановилась у красивого большого терема. Деревянный, но добротный. Как и высокий забор, за которым ничего не разглядеть.

Ни звонка, ни домофона. Я постояла, переминаясь с ноги на ногу. Начало холодать, подмораживать. Я постучала в окно, и тут же лаем отозвалась собака. Через пару минут передо мной стоял мужчина в теплой куртке и шапке. Высокий, крепкий, глаза светлые, но растительность на лице настолько обильная, что сложно определить, какого мужчина возраста.

– Вы кто? – окинул меня колючим взглядом.

– Здравствуйте, я… – что ему скажет мое имя? – Мне нужно увидеть Владимира Савицкого. Это мой дедушка.

– Ваш дедушка? – усмехнулся скептически. – Не думал, что к нему применимо звание «дедушка». Ну заходите, – распахнул шире дверь, – внучка.

Я пошла за ним, оглядываясь и осматриваясь: заметила загон с парой лошадей, вдали много хозяйственных построек, люди работали. Кто-то снег убирал, кто-то солому разгружал.

– Баб Маша, – мы вошли в дом. Очень колоритный, а внутри так сладко пахло выпечкой! Рот наполнился слюной. Я даже не помнила, когда ела в последний раз, – это внучка Владимира Анатольевича.

– Ярина Нагор… Савицкая. Ярина Савицкая, – представилась я.

– Внучка, говоришь, – женщина лет шестидесяти пяти осмотрела меня. – Голодная?

Как она догадалась?!

– Если честно, да.

– Ну, садись, – отодвинула мне стул за большим столом. – Сейчас чаю с пирожками выпьем, а дед твой все равно отдыхает пока. Если его разбудить… – выразительно покачала головой. – У него колени болеть стали чаще, настроение прескверное.

– Я пошел, – мужчина, приведший меня, собрался уходить.

– Захар, может, и ты с нами посидишь? Гостья у нас.

– Меня работа ждет, – и ушел. Бабушка Маша только рукой махнула:

– Бобыль. Не обращай внимания.

Меня накормили и хорошо приняли. В душу не лезли, а про жизнь на ферме рассказали. Через час бабушка Маша поднялась на второй этаж, доложить хозяину.

Мать отца умерла еще до их ссоры с дедушкой, я ее совсем не помнила. Но я рада, что он нашел хорошую и добрую женщину. Не один в старости остался, ведь сын и внуки не общались с ним. Мне стало стыдно.

– Здравствуй, Ярина, – дедушка принимал меня в кабинете. Он уже не тот, которого я помнила. Голова совсем седая, морщины очень глубоко бороздили лицо, усох и сутулился. Но взгляд оставался ясным и цепким.

– Вы узнали меня? – присела напротив.

– Глаза у тебя бабкины, – отметил задумчиво. – Ну, что привело тебя? Отчего деда вспомнила?

– Мне нужна помощь. Мне некуда пойти.