Перед тем как выйти, Глеб посмотрел в зеркало и едва удержался, чтобы не подмигнуть собственному отражению. Он вышел из кабинета. Ступая мягко, почти по-кошачьи, легко скользнул в соседнюю дверь.

Крошечная комната, скрывавшаяся за ней, была похожа на подсобку. Ничего общего с современным кабинетом Глеба, обставленным белой глянцевой мебелью. Здесь все было по-другому. Старый фанерный стол, на нем – щербатая чашка, из которой струился легкий дымок, и блюдце с домашним абрикосовым вареньем. Вера сидела на неудобном стуле, закинув ноги на стол, и казалась целиком погруженной в чтение старой потрепанной книги (их она, похоже, покупала там же, где и щербатые чашки). В одной руке она держала сочное темно-бордовое яблоко, от которого только что откусила большой кусок.

Она морщила лоб, полностью захваченная происходящим на потрепанных страницах, и теребила локон, выбившийся из легкомысленного хвостика. Глеб на секунду остановился – за семнадцать лет Вера ни капли не изменилась: те же повадки школьницы, извечные джинсы и кеды. Ни намека на женственность. Она была не похожа на других. Но ему это даже нравилось. Заводило.

Он подошел к жене и, положив руки на плечи, легонько помассировал.

– Давай купим тебе нормальное кресло: больно смотреть, – ласково промурлыкал он, наклоняясь и целуя Веру в шею.

Подняв глаза, он посмотрел на Марину: обманное зеркало в его кабинете давало полный обзор происходящего. Вот она от нетерпения закусывает хищный ноготь, затем обмахивается рукой: ей жарко. Под подмышками нелепо дорогого пиджака начинают расплываться пятна пота. Нервничает. Это хорошо. Значит, еще не раз вернется. Глеб станет для нее царем и Богом. Она жить не сможет без предсказаний.

Вера снова откусила смачный кусок хрусткого яблока и, не поднимая глаз, ровным тоном сообщила:

– Через полтора часа она застукает мужа с любовницей в собственной постели и выставит его из дома.

Глеб опустил глаза на тонкую шею жены и снова поцеловал, затем закусил мочку ее уха и прошептал:

– Ты лучшая. Я кое-что купил сегодня на вечер.

Вера дернулась, словно от удара током, и тут же замерла, пытаясь сгладить неловкую ситуацию.

– Я отлучусь, – проинформировала она Глеба.

Тот выпрямился и направился к двери, легко пожал плечами:

– Без проблем, у меня все равно перерыв будет. По магазинам?

– Вроде того, – кивнула Вера, переворачивая страницу.

Когда за Глебом закрылась дверь, Вера положила книгу на стол и взяла чашку с обжигающим чаем. Сделала глоток. Поставила на место и зачерпнула янтарное варенье из банки – прозрачное, с легким горьковатым привкусом миндаля (она всегда варила абрикосовое варенье с косточками), – облизала ложку и положила на блюдце.

Несколько секунд обозревала Глеба, вернувшегося к женщине и готовящегося сломать ей жизнь. Все-таки хорошо, что общение с клиентами он взял на себя. Вера ни за что не смогла бы так мурлыкать и обхаживать нервных теток и мужиков. Она вообще плохо умела общаться с людьми.

Решив не становиться свидетелем очередной человеческой драмы, которые по несколько раз в день разворачивались у них в офисе, Вера, потянувшись, легко вскочила со стула и направилась к двери. До встречи оставалось не так много времени, надо было еще заглянуть к Кате.

Глава 4

Яркий луч мартовского солнца мешал сосредоточиться всем, кроме Оли. Она настолько погрузилась в чтение «Эгоистичного гена» Ричарда Докинза, что не заметила звонок на перемену и то, что в классе, против обыкновения, осталось несколько учеников.

Солнце облило золотом густые рыжие кудри девочки, выделило яркие веснушки на бледном лице. Опустив глаза, она тихонько шевелила губами, словно повторение каждого драгоценного слова новой книги помогало лучше запомнить содержание. Конечно, про пчел, совершающих самоубийство, она знала давно. Но про то, что птицы рискуют жизнью, чтобы предупредить стаю о приближении ястреба, она еще не слышала.

Перевернув страницу, не заметила, как сзади приблизился Тимур. Как обычно, в мятой футболке, джинсах, болтающихся на коленях, и кепке, которую не снимал ни зимой, ни летом. Тимур был полной противоположностью Оле, и, возможно, поэтому его так раздражала эта серая мышь, лишенная эмоций. За восемь лет, что они провели в одном классе, Тимуру ни разу не удалось спровоцировать Олю. Когда остальные ученики кричали, визжали, смеялись и плакали от его выходок, Оля просто смотрела сквозь него, как будто он, Тимур, был не живым человеком, а просто декорацией.

Иногда Тимур думал, что он ее ненавидит. Никто из одноклассниц не вызывал в нем таких эмоций, как Оля Подольская. Когда она молча смотрела на него в упор прозрачными глазами, на дне которых смешался болотный мох и палая листва, хотелось схватить ее за рыжие космы и ударить лицом об парту. До крови, до хруста. Чтобы она растеряла чертово спокойствие и равнодушие. За восемь лет Тимур прекрасно изучил одноклассницу. И, как ему казалось, все-таки нашел способ вывернуть ее наизнанку.

Вчера он купил огромного тарантула. Три месяца собирал нужную сумму, и вот вечером в городском парке молодой парень, ровесник Тимура, передал ему мерзкую тварь (кстати, стоило разузнать, где берет: он бы и сам побарыжил за такие деньги). Парень предупредил, что голыми руками тарантулов брать нельзя. Поэтому Тимур как следует подготовился: стащил у матери садовые рукавицы, которые та собралась везти на дачу в эти выходные. Под них на всякий случай натянул еще и латексные перчатки: мало ли что. И хотя сам Тимур ни за что бы не признался, что до жути боится мохнатой твари, сегодня он пережил немало неприятных моментов, пока засунул банку с пауком в школьную сумку. На каждой перемене проверял, не испарился ли тот, и вот сейчас, когда Тимур держал в руках стеклянную тару, ему казалось, что паршивец может отравить его даже сквозь стекло или скинуть крышку и броситься на него. Наверное, все-таки это была не самая лучшая идея, но пути назад не было.

Одноклассники следили за Тимуром, затаив дыхание. Даже дебил Васька закрыл рот руками, чтобы никак себя не выдать. Ленка с Василисой замерли и вытянулись за партами, чтобы как можно лучше все рассмотреть. А Рустик и Серега следовали за Тимуром по пятам. Рустик включил запись видео в телефоне: потом выложат в интернет. Интересно, как она визжит? Какой у нее голос, когда волнуется?

Оля перевернула страницу. Мир растворился. Почему ей никогда не приходили в голову мысли о гене эгоистичности, это же так очевидно. Все ее многолетние наблюдения за животными сложились в разноцветный пазл из тысячи кусочков. Оля поморщилась: солнце пригревало, и хотелось чихать. Она глубоко вдохнула и подняла глаза к потолку, чтобы отложить подступивший спазм. Тимур замер. Сейчас эта малахольная дура все увидит.

Но Оля, справившись с позывом, вновь опустила глаза и, перевернув страницу, погрузилась в чтение. Тимур выдохнул. Осторожно открыл банку и, затаив дыхание и стараясь не содрогаться от мерзости, взял в руки паука. Оля завозилась на стуле, тонкое цветастое платье немного сбилось в сторону и явило миру тощие коленки, никого из присутствовавших подростков не заинтересовавшие. Ленка и Василиса обзавелись вполне женственным формами еще пару лет тому назад, за ними уже приезжали пацаны на собственных тачках. А тощая Оля в вечных платьях ниже колен на их фоне казалась детсадовским переростком. Сделав еще два шага и кивнув Рустику, чтобы тот врубал камеру, Тимур приблизился к Оле и, быстро протянув руку, кинул паука на страницы книги.

Все произошло в одно мгновение. Оля молниеносно вскочила, опрокинув стул. Книга свалилась на пол вместе с пауком.

– Он ядовитый! – заорал Тимур. Оля молча подняла взгляд. Она дрожала мелкой дрожью, глаза позеленели, на побледневшем лице ярко проступили веснушки.

Лена и Василиса кинулись к двери, визжа как потерпевшие. Васька с ногами вскочил на парту. Рустик с Сережкой последовали его примеру. Спокойствие хранила только Оля. Оторвав взгляд от Тимура, посмотрела на перевернувшуюся книгу. Присела и подняла. Паук был под книгой, не двигался. Оля смотрела на него в упор. Затем осторожно взяла в руки.

– Что ты делаешь? Ты умрешь! – завопил Тимур срывающимся голосом, в душе проклиная себя за глупость. Почему не подумал, что будет делать с мерзкой тварью, после того как напугает Олю?

– Это ты умрешь, – слова Оли прозвучали в полной тишине. Она выпрямилась, держа паука в руках.

– Ты че, дура? – Первым не выдержал Серега.

Оля сделала шаг по направлению к Тимуру, тот отступил. Внезапно ему стало страшно. На лице Оли не осталось ни кровинки, и он впервые увидел, как та красива. Солнечные лучи подсвечивали ее, окутывая тонкую фигурку в золотистый шифон. Легкое платье обрисовало силуэт, волосы сияли красным золотом. Все это пронеслось в голове Тимура за одну секунду до того, как он сделал еще один шаг назад.

– Не подходи, – предупредил он. – Даже не думай кидать его, – кивнул он на паука.

Оля покачала головой:

– Это ни к чему. Тебя и так собьет машина через час. – Она протянула руку, и Тимур, внезапно растерявший кураж и лишившийся разом сил, покорно отдал ей банку с крышкой.

Оля осторожно посадила туда паука и закрыла крышку. Легонько подула сквозь вентиляционные отверстия. Паук слабо зашевелился.

– Верни назад. – Она протянула банку Тимуру, но тот отшатнулся. Оля поставила банку на парту рядом с ним.

Под всеобщее молчание она, подняв книгу, вышла из кабинета. По гомонящему коридору, прижимая свое сокровище к груди, дошла до лестницы и начала быстро подниматься в свое убежище – старую подсобку на четвертом этаже, которой никто не пользовался за ненадобностью, служившую ей пристанищем от вечных издевательств одноклассников.

Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что возле подсобки никого нет, Оля изо всех сил потянула дверь на себя и резко нажала на ручку. Таким образом открывался нехитрый замок. Раздался знакомый щелчок, и в нос ударил запах хлорки, старой дерюги и пыли. Не удержавшись, Оля чихнула, быстро зашла в подсобку, включив тусклый свет и аккуратно прикрыв за собой дверь. На негнущихся ногах дошла до пластикового синего стула, стоявшего посредине крохотного помещения, и, рухнув на него, разрыдалась.

Олю била дрожь. Она услышала, как прозвенел звонок, но знала, что в класс не вернется ни за что на свете. Боготворившая и преклонявшаяся перед любыми проявлениями природы, Оля страдала арахнофобией. В ужас ее приводили даже безобидные тонконогие паучки, которые попадали к ним в дом вместе с весной. Оля убегала в другие комнаты и отказывалась возвращаться, пока кто-нибудь не избавлялся от насекомого, следуя ее строгим наставлениям ни в коем случае не убивать.

Тимур же, засунув банку в рюкзак, решил уйти из школы. Произошедшее его разозлило. В результате он сам себя выставил дураком, испугался паука, как будто тот крокодил какой. Он твердо решил вернуть мерзость владельцу. Пусть даже деньги не возвращает – просто заберет. Ведь сам Тимур понятия не имел, что делать с пауками, как содержать, да и вряд ли мать обрадуется.

Набрал номер давешнего парня и договорился встретиться в парке через полчаса. Как раз прогуляет английский, все равно тот ему не нужен: через два месяца Тимур уходит из школы учиться на автомеханика. Но до ухода подумает, как еще можно это чучело позлить.

Змея? А вдруг тоже возьмет голыми руками? Это ж кем надо быть, чтобы вот так паука хватать да еще и дуть на него?! Тимура передернуло от воспоминаний. Он ускорил шаг. Перешел дорогу и направился к парку. До встречи оставалось еще пятнадцать минут – решил перекурить. Купив пачку сигарет, Тимур уселся на лавку, на всякий случай отодвинув сумку с банкой подальше, прикурил, сделал затяжку и зажмурился. Погрузился в размышления о том, что надо посмотреть видео Рустика, перед тем как он его в Сеть загрузит. Хотя что там загружать? Как он орет, а Оля голыми руками ядовитую тварь хватает?