– Хватай его, мерзавца! – завопила она тем же надрывным деревянным голосом. – Он дедушку с бабушкой сгубил! Вон он, вон он!

Протянутая ручка, тонкая и измаранная в золе, указывала на Куприяна. Тело Устиньи кинулось вперед, как будто глаза «девочки» стали его глазами; чудовище с двумя парами рук, как исполинское насекомое, пыталось схватить Куприяна.

– Вихрушка! А ну… помогай! – выкрикнул он, уворачиваясь. – Помогай… я сказал… тьма!

Из горшка вылезла «молчаливая девочка» и бросилась в ноги четырехрукому пугалу. Пугало споткнулось о тельце и упало верхней частью в сторону Куприяна. Тот живо сорвал с плеч тела «старшую девочку», служившую головой, и швырнул в горшок. Та исчезла в отверстии, куда должен был пролезть разве ее кулачок; из тьмы донесся вой.

– Темнуха, в горшок!

Куприян прыгнул следом, схватил горшок и прижал ногой безголовое тело, силившееся подняться.

– Комяга, полезай в горшок! – Он сунул горшок под шею телу. – Живо!

Тело зашевелилось, задрожало, бесполезно дергая руками, – и потекло в отверстие, словно вода или плотный туман. Когда оно все оказалось внутри, Куприян швырнул туда «девочку». Взял горшок и направился к куче углей, где сидели, совершенно черные «дед» и его «новорожденный внук».

– Слабы вы против меня! – объявил им Куприян. – Не одолеть вам, хоть вы всей толпой навалитесь. Сидите тут, шишиги бесполезные. Я этих троих возьму, они побойчее будут.

Он шагнул прочь, но услышал слабый окрик:

– Стой! Хозяин! Возьми нас… ино еще послужим…

– До самыя смерти, – мрачно подхватил густой низкий голос «младенца», черного, как обгоревшая еловая шишка.

– А, Кощей с вами! – Куприян протянул горшок. – Моченец, Конобой, Безвест, полезайте. Уж всех чертей в одно лукошко!

Три шишиги рыбками нырнула в горлышко – Куприян чуть не выронил внезапно потяжелевший горшок. Потом подобрал с черной земли дедов посох и размеренным шагом, чуть качаясь на ходу от усталости, пошел прочь. Из горшка доносилось разноголосое гудение, словно там поселился рой чудовищных пчел Нави.

Глава 9

К озеру Куприян вышел в полной темноте – только над лесом еще горела, быстро бледнея, последняя полоска заката. Куприян опустился на холодный песок – осознал, до чего устал от этого путешествия по ночному болоту. Горшок поставил рядом с собой. От поршней, мокрых насквозь, пахло болотной влагой и гарью, напоминая о пройденном и увиденном. Мертвое лицо Устиньи, присыпанное пеплом, стояло перед глазами и не желало уходить. Куприян знал: это морок, видение, присланное его устрашить. Но покоя эти мысли не приносили. Мучительно хотелось вернуться в мир живых и увидеть ее живое лицо. Однако рано. Он пока не сделал ничего, чтобы снять с нее наведенный сон. Средство для этого пока не отыскано.

– Ну, неладная сила, помощнички мои! – повелительно обратился он к горшку. – Мары, навки, вилы, шуты, шиликуны, шишиги, бесы, умруны, мрецы, навцы, синцы и игрецы! Не соскучились без работы? Выходите, покажитесь. Давненько мы не виделись!

Пошарив за пазухой, Куприян вынул пожелтевшую костяную дудочку, перевел дух и заиграл.

Едва ли кому из живых понравилась бы такая игра. Свирель из старой человеческой кости хрипела и подвывала, от ее заунывное песни у самого Куприяна мороз пробегал по хребту. В ответ на эти звуки над горшком возникло, выскочив из горлышка, белое облачко тумана, за ним второе, третье… Каждое отлетало в сторону, зависало над песком и начинало вращаться в воздухе. Постепенно в каждом облачке проступали черты некоего существа – невидимые руки лепили человечков из невесомой материи тумана, и каждый начинал кружиться в неуклюжей пляске, спеша за звуками свирели, но не поспевая и не попадая в лад.

Первой появилась молодая девушка – не просто рослая, а длинная, как рыбка, с неестественно вытянутым телом и маленькой головой. С головы до самого песка спадали густые волосы цвета тумана. Одеждой ей служил тот же туман, разорванный на множество длинных лоскутов; непонятно, как они держались на худом теле, и при каждом движении между лоскутами мелькала то маленькая грудь, то острый локоток, но костлявая коленка. Лицо ее было, впрочем, довольно миловидно. Не открывая глаз, она танцевала в воздухе, вся отдавшись пению свирели, и каждая прядь ее волос вела свой танец.

Подруга, выскользнувшая из горшка следом, ни в чем не имела с ней сходства, кроме того, что тоже имела женский облик. Горбатая старуха, грузная, неуклюжая, была одета во что-то вроде рваного мешка; мешок этот, ее толстые руки и ноги, длинный крючковатый нос, седые нечесаные космы явно показывали, что живет она где-то среди земли, золы и пепла. Она тоже плясала, иной раз приоткрывая тяжелые веки то над одним, то над другим глазом и бросая на Куприяна неприязненный взгляд.

Третьим был чумазый младенец с очень хмурым лицом. Четвертыйм – «мальчик-плакса» трех лет на вид. Пятым – чудное существо невесть какого пола, с небольшим круглым туловищем, с руками и ногами, похожими на корневые отростки, и такого же цвета. Шестым – старик с длинной седой бородой и лошадиными копытами вместо ног, причем ноги начинались прямо там, где кончалась борода. Вся эта ватага приплясывала, выстроившись в круг, под звуки унылой свирели, и отвечая на каждую перемену лада. Звуки пониже заставляли их опускаться, повыше – подниматься, они плясали и вертелись то быстрее, то медленнее, повинуясь воле поющей кости.

Эта нелепая гудьба и пляска продолжались довольно долго. Несколько раз Куприян останавливался перевести дух, но снова принимался играть, добиваясь того, чтобы укрощенные духи беспрекословно повиновались невидимой узде и кружились кольцом вокруг него. Выбросив когда-то горшок, дудочку Куприян хотел сжечь, но не смог найти. Перерыв все свои лари, а на днях нашел ее там же, где когда-то искал.

Но вот он перестал играть, и духи медленно осели на песок.

– Вот что, неладная сила! – обратился к ним Куприян. – Изловил я вас, теперь снова будете мне служить. И такая будет для вас задача. Знаете ли вы средство с племянницы моей снять очарованный сон? Ведаете ли – кто его навел?

По череде духов пробежала волна трепета.

– Вихрушка! – велел Куприян тонкой деве. – Ты говори!

Дева медленно подняла веки. Даже при луне было видно, что глаза у нее пронзительного голубого цвета. Среди ее волос проросли мелкие цветочки на тонких стебельках, голубые и белые. Они стояли облаком вокруг головы, и это было бы даже красиво, если бы сквозь белейшую кожу не просвечивал скелет.

– Навела сон хозяйка источника, – тихим, шелестящим голосом ответила дева.

– Где источник?

– Там. – Бледная рука девы с просвечивающей костью показала на озеро.

– Как снять этот сон?

– Водой из источника.

– Принеси!

Дева задрожала, облик ее заколебался, грозя рассеяться и снова стать туманом.

– Мы не смеем… не смеем… – прошелестели, прогудели несколько голосов. – Стережет хозяин. Сам стережет.

– Меня проведете? – строго спросил Куприян.

Он знал: духи не всесильны. Они знают многое, но не все; могут многое, но не все. А главное, что отличает их от человека – у них нет силы воли. Они неспособны терпеть, одолевать себя, пересиливать себя и свой страх. Тот, кто может это делать, будет господином над ними.

– Проведем, – тихо скрипнула грязная старуха голосом старой скамейки.

– Ведите! – Куприян встал с песка.

Он еще не отдохнул, но время было дорого.

– А ты посмеешь ли? – ехидно прогудел старик с лошадиными ногами; звался он Конобой. – Хозяин сам дорогу открывает!

– Пусть только откроет. Я-то уж не сробею.

Духи дружно загудели, собрались вместе и белесым роем взмыли вверх. Куприян двинулся за ними по берегу, но вскоре остановился.

Перед ним на самой границе земли и воды темнела некая громада. Куприян на миг опешил – он знал, что это такое. Змеев камень! Валун величиной мало не с избушку, по которому само озеро в незапамятные времена называлось Змеевым. Но почему он здесь – они ведь на другом берегу, со стороны болота! Как же он обогнул озеро и не заметил?

Духи подлетели к камню и начали кружить над ним, множеством голосов напевая дикую песню без слов. Духов, которым Куприян дал имена, было всего шесть, но голосов он слышал многие десятки. На самом деле духи – что комариная стая, бесчисленная и неразличимая; можно слепить из комаров некий ком и дать ему имя, но он все равно не обретет ум и душу, подобную людской.

А потом раздался звук, от которого у Куприяна мороз пробежал по хребту и волосы шевельнулись на голове, – скрежет раскрываемой пасти камня. При лунном свете он видел, как верхняя часть громадного валуна поднялась и нависла крышкой. Перед Куприяном открылся проход в бесконечную черноту. По ней струились белесым светом жилы, а обрамляли проход длинные, острые, загнутые назад змеиные зубы. Каменная пасть распахнулась во всю ширь – даже будь Куприян вдвое выше ростом, и то прошел бы, не нагибаясь.

– Все пятеро – за мной! – недрогнувшим голосом приказал Куприян.

И шагнул в пасть, переступил через нижний ряд зубов, стараясь не задеть.

Перед ним был узкий, но высокий проход, похожий на нору. Через несколько шагов позади раздался скрежет – пасть закрылась, но Куприяна это не озаботило: из таких мест всегда выходят не там, где входили. Духи летели перед ним, освещая путь белесым тусклым светом. Куприян делал шаг за шагом, замечая, как тропа опускается, а дышать становится труднее. Проход расширялся, но от этого не делалось легче. Напротив, казалось, что эта тесная темнота заполонила весь мир и из нее не будет вовсе никакого выхода. Осознанным усилием воли Куприян давил в себе страх, что норовил поднять мерзкую голову в глубине души: испугавшийся пропадет. В таких делах выручает бесстрашие, а неспособному держать страх в узде нечего делать в колдунах.

Куприян шел по неоглядному полю, засеянному одной темнотой. Над головой гудели ветра и слышался плеск озерных волн. Вот он заметил, что духи остановились, сбились в стайку и зависли. Когда подошел, услышал журчание.

Дорогу преграждал бьющий из земли ключ с черновато-серой водой. Куприян подошел и наклонился. Было видно, что яма ключа, будто колодец, уходит на большую глубину. Куприян смотрел, бросив взор вниз, будто зоркий камешек; тот все опускался, опускался, и вода перед ним немного светлела. Там на дне что-то было. Смутно различались очертания лежащего тела. Вокруг него носились зеленоватые блики света… или мелкие живые существа вроде мух… Раздавалось жужжание, в котором постепенно стали проясняться отдельные голоса. Куприян прислушался: каждый голос повторял одно-единственное слово. Голоса были разными: высокими и низкими, тонкими и грубыми, приятными на слух и визгливым скрипучими, свистящими, воющими, булькающими, шипящими, хрипящими. Иные напоминали грохот камней, другие шелест сухой листвы. Одно свойство у них было обшим: все эти слова, произносимые ими, не имели никакого смысла.

– Авизу… Авизу… Авизу…

– Авиту… Авиту… Авиту…

– Аморфо… Аморфо… Аморфо…

– Хекеш… Хекеш… Хекеш…

– Одем… Одем… Одем…

– Эйлу… Эйлу… Эйлу…

– Татрота… Татрота… Татрота…

– Клобата… Клобата… Клобата…

– Пирташа… Пирташа… Пирташа…

Что это? Заклинание?

Жужжание сделалось яснее, в нем стали проступать отдельные понятные слова.

– Имя мне Анавардалея…

– Имя мне Патаксарея…

Понятных слов стало еще больше, и тут Куприян наконец понял, что такое слышит. Имена. Это были имена бесов или бесовок, здесь, в своем обиталище, не имевших зримых обликов: имя каждой было ее обликом.

– Душительница младенцев…

– Душительница детей…

– Уносящая детей…

– Топчущая детей…

– Жница детей…

– Детская смерть…

– Ночная давительнциа…

– Горе матерей…

– Безвозвратная…

– Кровопийца…

– Хватающая…

– Ненасытная…