Зелье изготовлю практически любое, а простейшую яичницу сожгу, суп пересолю, кашу недоварю. Наша экономка, мури Сильва, только руки к небу вздымала, докладывая маме о моих кулинарных подвигах, когда папа приказал обучить меня готовке. Где берут кухарок, способных приготовить съедобную и вкусную еду, я не имела ни малейшего понятия. Нанимают где-то, наверное, но где? Они, вероятно, обучаются, в начальных магшколах, а потом специализируются на кулинарии в средних профессиональных заведениях. Или даже высших? Точно, есть же Высшая школа поваров!

Где бы не училась кухарка мура Блейза, насыщенный рыбный запах, настигший меня в холле особняка, заставил меня поморщиться.

– Что-то не так? – спросил внимательный сопровождающий.

– Ненавижу рыбу! – искренне призналась я, прижимая руки к животу, где бунтующий желудок выдавал кульбиты.

– Это калья, суп из жирной рыбы на огуречном рассоле, – облизнулся агент.

Я подавила вздох. Предпочла бы столовский гороховый суп, от него меня не тянет блевать! Кстати, и глупых шуточек насчет музыкального сопровождения никогда не понимала, суп как суп, а у кого после него избыточно образуются газы, обязаны полечить желудок и кишечник! При здоровом кишечнике никаких проблем нет ни от гороха, ни от фасоли!

– Столовая направо, – указал агент.

– Сначала помыть руки, если можно, – чего только я этими руками сегодня не делала!

Меня проводили в роскошный санузел, больше моей комнатки в общежитии раза в четыре, со стеллажом, заполненным флаконами и банками, с ванной, утопленной в красно-коричневый мрамор, с зеркальной стеной и тюльпанами умывальников на две персоны, выступающими из мраморной столешницы. Напротив умывальников стеклянная душевая кабина из закаленного коричневого стекла приветливо распахнула дверь. Там, судя по дырочкам на потолке, можно было совершить прогулку шагов в шесть под тропическим дождем. Пол из желтовато-песочных плит разбавлялся коричневым бордюром. Потолок со ступенчатым карнизом и разлапистая люстра, наподобие той, что висела у нас дома в гостиной, дополняли оформление.

Столовая оказалась скромнее санузла. Белые стены с рельефами из золотых линий, напольные вазы с букетами цветов и узкие зеркала. Пальма в простенке между окон и круглый стол посредине.

В центре стола благоухал рыбный суп в изысканной супнице синего фарфора с белыми узорами.

– Добрый день, – сказала я, отыскав генерала позади букета цветов.

– Убрать, – распорядился генерал, выслушав агента, склонившегося к уху.

Супницу тотчас унесли. На ее место поставили бульонницу с двумя ручками, затейливо расписанную эрландскими узорами.

– Очень раз вас видеть, дорогая Гвендолин, прошу не стесняться и отдать должное обеду, – радушно сказал генерал.

Лакей отодвинул кресло, я уселась напротив генерала. Помимо генерала, за столом сидели офицеры в черных и серых мундирах. Шесть штук красивых молодых мужчин. Они изящно ломали хлеб, не чавкали, вели нейтральные разговоры, ненавязчиво предлагали попробовать то или иное блюдо.

Глава 9. Неожиданное предложение.

За бульоном последовали фрикадельки, за фрикадельками холодные рыбные котлеты, цветная капуста с аттарским желтым сливочным соусом, суфле из гусиной печени с трюфелями, индейка со стручковой фасолью, жаркое из куропаток и салат. От вина, будь то белое к котлетам, игристое к дичи или красное к суфле, я решительно отказывалась. Мне еще разговаривать предстоит о важных вещах. Ну, если я правильно поняла это приглашение.

Генерал сложил салфетку, офицеры тотчас встали и щелкнули каблуками начищенных сапог. Я осталась на месте, лихорадочно вспоминая правила этикета на такой случай. Я тоже должна встать? Правда, сомневаюсь, что мне удалось бы так звонко щелкнуть каблуками, но можно же было потренироваться заранее? Дома непременно попробую.

– Увидимся завтра, муры, – благодушно сказал генерал.

Офицеры покинули столовую.

– Гвендолин?

– Спасибо, все было очень вкусно, – я промокнула салфеткой губы.

– Идем в каминную, – генерал раскрыл ладонь, указывая, куда идти.

Предупредительный лакей отодвинул стул, второй открыл дверь.

Два глубоких кресла с пуфиками для ног ждали нас перед горящим камином.

– Признаться, я весьма доволен, – сказал генерал, усаживаясь в кресло.

– Чем же?

– Тем, что именно вы оказались моей спасительницей. Со своей стороны, я готов вас обеспечить, защитить от всех превратностей судьбы, и финансировать ваши исследования, – генерал налил в снифтер коньяка и одобрительно понюхал.

– О! Каким же образом? – защита, это хорошо, финансирование еще лучше. А добровольцы для проверки зелья вообще сказочно! Разве мне много нужно?

– Самым примитивным. Станьте моей женой, – генерал пригубил коньяк.

– Но вы женаты! – кашлянула после паузы.

Он же несерьезно? Я видела его супругу, если отбросить траур и рыдания, то весьма привлекательную, моложавую женщину лет сорока пяти.

– Уже нет, – ответил генерал. – Участие моей жены и ее племянника в отравлении и попытке умышленного убийства доказано, со вчерашнего дня я в разводе. Помимо прочего, они были любовниками.

– Она в монастыре? – я не знала, куда девают провинившихся жен и спросила наобум.

– В тюрьме и ждет казни, – жестко ответил генерал. – Срок весенних приговоров настанет через три недели. Через месяц, максимум пару месяцев, я надеюсь назвать вас своей женой. Времени как раз достаточно, чтоб сшить платье и все организовать на должном уровне.

– Мур Тобиас, я не… – голос внезапно сел. Да он мне в дедушки годится!

– Вы не состоите в отношениях и не влюблены, значит, можете рассуждать здраво. Вас смущает разница в сорок лет? Бывают и более неравные браки.

Я посмотрела затравленным взглядом на национального героя. Это все равно, что выйти замуж за памятник!

– Я очень богат, овеян бранной славой, вам не придется стыдиться моей фамилии. Вы станете единственной наследницей моего состояния.

– Но…

Генерал проницательно прищурился.

– Я не противен вам физически?

– Нет, но…

– Спальню супруги я посещал последний раз лет семь-восемь назад, вам не грозит физическое насилие с моей стороны.

– Но…

– Вы девушка молодая и, несомненно, мечтаете о любви и прочей дребедени. Возраст такой, понимаю. Именно хорошие, воспитанные домашние девушки склонны сбегать из дома с негодяями, запудрившими им голову. Чем сильнее давишь, тем скорее пружина рванет. Но все можно урегулировать и ввести в приемлемые рамки. Все офицеры, присутствовавшие на обеде сегодня, одобрены мной, как ваши будущие любовники. Выберете вы одного или сразу парочку, я возражать не стану, – генерал усмехнулся. – Однако порочащих слухов и ущерба репутации не потерплю. Согласитесь, это разумное требование. Я не тиран.

– Да, вы невероятно предусмотрительны, – голос решительно отказывался подчиняться, это я так пищу?

– Итак?

– Я должна дать ответ немедленно?

– Милая Венди, случись все это год назад, я бы послал сваху, сделал официальное предложение, и разговаривал бы с вашими родителями. Пляски и переговоры заняли бы не меньше года. Сейчас ситуация иная. Я немолод. Очень немолод, к сожалению. Хочу, чтоб мое имя и достояние унаследовала порядочная девушка, несправедливо пострадавшая в результате превратности судьбы, а не из-за порочности собственной натуры. А если вдруг вы забеременеете, я буду несказанно рад. Ребенка признаю своим.

Я нахохлилась в кресле, глядя на огонь. Одна из моих подруг по пансиону вышла замуж за старика. Все ее жалели. Через четыре года она была свободна и счастлива, вращаясь в свете и наслаждалась придворной жизнью. Молодость и хорошее происхождение – это товар, который не должен залежаться или пропасть зря. Мама бы приняла сватовство мура Блейза с восторгом, я не сомневаюсь.

Да, его имя послужит таким щитом, который не каждый рискнет пробовать на прочность. Богатство, возможность не считать фоллисы. Почет, покой, безопасность, своя лаборатория. Тони в подметки генералу не годится. Кристофер… он мне очень нравится. Ужасно нравится, до подогнутых пальчиков ног и перебоев в сердцебиении. Он позовет меня в любовницы рано или поздно. В содержанки. Я сдамся и потеряю все. Достоинство, самоуважение, репутацию. Будут говорить не «зельевар Гвендолин Хайнц», а «любовница Ланце».

Меня никто всерьез воспринимать не будет рядом с таким эффектным мужчиной. Подумают, что я очередная, потерявшая голову и ошалевшая от любви дурочка. Да он и не позволит мне ничего, кроме обожания его персоны. О зельеварении придется забыть. И к чему тогда мои усилия, бессонные ночи над учебниками, зачеты, экзамены? Все мои старания обесценятся присутствием смазливого мужчины! Который бросит меня, как только наиграется!

– Я бы хотела доучиться и работать по специальности, – нарушила тишину каминной. – Если не для заработка, то ради удовольствия.

– Безусловно, – кивнул генерал. – Я не допущу, чтоб пропал такой талант. То, что вы определили путем поверхностного осмотра, подтвердили три целителя Королевского госпиталя путем длительного исследования специальными артефактами!

Я посидела еще, любуясь языками пламени. Слова генерала были очень приятны. Такого предложения я больше никогда не получу. И если учесть усталость от одиночества и незащищенности, то и раздумывать нечего.

– Я согласна, – горло пришлось потереть ладошкой, слова не хотели выговариваться.

– Вы не пожалеете, мури Хайнц, – генерал протянул ладонь и я, трепеща, положила сверху руку.

– Ох, уж эти нервные девицы, ладошка словно ледяная! – улыбнулся генерал. – Для тебя отныне я Тобиас. Я не обижу тебя.

– Спасибо… Тобиас, – неуверенно повторила я.

– Петер! – гаркнул генерал. И приказал тут же появившемуся рослому лакею: – Бокал игристого моей невесте и пригласи в кабинет стряпчего!

Игристое защекотало небо пузырьками, оставляя фруктовое послевкусие, но холодные когти, сжимающие горло, чуть разжались.

Стряпчий появился, будто ждал за дверью. А может, действительно, ждал? Меня бы это не удивило.

Кабинет генерала был отделан очень темным, почти черным деревом. Не удержавшись, погладила, потерла и понюхала стенную панель. Да, это именно бендорский эбен, не ванагский и не ловернский. Он имеет мелкие поры, отлично полируется, тонет в воде и устойчив к термитам, а плотность, как у кирпичей. Древесина содержит эфирные масла и пахнет сладко- бальзамически, с теплым оттенком ванили. Ванагский эбен пахнет дымом, а ловернский эбен коричневый, с сероватыми прожилками и пахнет смолой. Мури Эванс умеет вколачивать знания в головы нерадивым студентам, я должна признать ее профессионализм. Я будто только что вышла с занятия. Эфирные древесные масла мы изучали постольку, поскольку они придают стойкость композиции и используются в производстве духов и косметических средств.

– Это бендорское черное дерево, мур Блейз, – ответила на вопросительный взгляд.

Генерал вдруг захохотал.

– Ах, милая Венди, вас надо направить в наше казначейство! От вас ни одна мелочь не скроется! Подумать только, мерзавец мажордом уверял, что это ловернский эбен!

Генерал пришел отчего-то в самое веселое расположение духа. От того, что его обманули?

– Да нет же, цвет и запах совсем другой! – смущенно возразила я.

Стряпчий сел слева, я справа, мы прочитали типовой брачный контракт и внесли дополнения. Генерал завещательные, я указала пункты о завершении образования и последующей работы. Согласия мужа на нее отныне не требовалось, я была вольна в своих занятиях. С меня требовалось сопровождать мужа на значимые светские мероприятия, блюсти честь и репутацию рода Блейзов. Ребенок желателен в разумном обозримом будущем, которое мы определили в пять лет. Через пять лет бесплодного союза брак может быть расторгнут по обоюдному согласию сторон. Я приободрилась. Пять лет – это не вся жизнь!

– Я бы хотела сохранить фамилию Хайнц, – робко вставила я. – Она известна среди зельеваров и целителей, мне будет легче строить карьеру.

– Мури Хайнц, уверяю вас, с фамилией Блейз ваша карьера взлетит до небес! – жарко возразил стряпчий. – Согласитесь, что она гораздо более известна, чем Хайнц!