– Мой бог! Какая, в сущности, разница, хотелось бы тебе этого или нет. Ты носительница титула и обязана его передать. К тому же ты богата. Более того, очень богата. Твое состояние одно из самых больших в Англии…

Мадемуазель де Кринье в этот момент напоминала брабансона, эдакого тяжеловоза, который двигается к цели, не замечая препятствий. Вставать у него на пути – себе дороже, растопчет тяжелыми копытами и не заметит. На секунду леди Алертон остро ощутила все то, что испытывал дед в течение последних лет, и ей стало его нестерпимо жаль. «Нет-нет-нет, надо как можно быстрей увозить отсюда Диди», – еще раз убедилась она в правильности своего решения. Но реплика тети требовала ответа, и Вивьен с печалью в голосе заметила:

– Да. К сожалению, я не смогла подарить Роджеру наследника.

– Это не важно, – отмахнулась мадемуазель де Кринье.

– Неужели?

– Не сомневайся. Мы сейчас говорим только о тебе. Кем ты была до замужества? Одной из дочерей лорда Элроя? Знатного, но совсем небогатого пэра. Отец едва наскреб на твое приданое десять тысяч фунтов. А сейчас у тебя сколько?

– Много, тетя. Но зачем об этом?

– Как это зачем? Тебе же надо выйти замуж…

– Не надо.

– Не говори глупостей. Конечно, надо. Я тоже так когда-то думала и отказалась, а потом очень об этом пожалела.

Это прозвучало совершенно неожиданно. В представлении Вивьен соблазниться на прелести мадемуазель де Кринье даже в лучшие ее годы мог разве что конный артиллерист. Да и такой вариант был сомнителен. Где ей было встретиться с военным, если она проводила большую часть времени или в поместье в Арденнах, или на лисьих охотах в Англии.

– Тетя Катрин, вы ничего такого не рассказывали.

– Что же тут рассказывать? Предложение мне делал Эдвард Калвик, сын лорда Алландейла. Но я решила, что мне рано думать об этом. А потом и думать было не о чем, он женился на Флоренс Уэнлок.

Леди Алертон хорошо помнила этого человека. Она несколько раз сталкивалась с ним на приемах. После смерти старого лорда сэр Калвик занял его место и стал одним из самых ярких представителей палаты лордов. Так, во всяком случае, отзывался о нем Роджер. Эдвард Калвик был хорош собой – высокий, стройный, с горделиво посаженной головой. Разве что слишком тонкие губы слегка портили впечатление. Сдержанный, но ироничный, он отличался завидным здравомыслием и удивительной доброжелательностью. Леди Флоренс ей тоже нравилась. Она очень походила на своего мужа как взглядами, так и манерами. Неужели этот человек когда-то мог увлечься Катрин? Чем она могла пленить этого человека? Но судя по лицу тети, она не шутила.

Мадемуазель де Кринье, видимо, поняла, о чем думает племянница.

– Да, да, – заявила она, многозначительно покачав головой. – Не сомневайся, все так и было. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты снова вышла замуж.

– Но я…

– Даже не спорь. За англичанином ты замужем уже была, так что давай подберем тебе кого-нибудь из бельгийцев.

Предложение показалось Вивьен настолько нелепым, что она невольно рассмеялась.

– Но почему?

– Потому что, дорогая моя, англичане безумно скучные. Если дело не касается спорта, конечно. Взять, к примеру, твоего покойного супруга…

Вивьен познакомилась с лордом Алертоном, когда ей было девятнадцать. К тому времени ее второй год вывозили в свет, и поклонники уже появились. Вот только ей пока никто не нравился. Молодые люди были милы, хорошо воспитаны и образованны, но не более. А к Роджеру ее необъяснимо потянуло с первого взгляда. Он не держался чопорно, как ее отец, и не пытался произвести впечатление, как другие соискатели ее руки. Лорд Алертон был самим собой, и мнение окружающих его мало интересовало. В нем чувствовалась какая-то внутренняя свобода, чего у других Вивьен никогда не замечала. Внимание со стороны такого мужчины ей льстило. Возможно, не последнюю роль также сыграла разница в возрасте – восемь лет. Для нее, почти девочки, Роджер был взрослым, надежным и необыкновенно притягательным мужчиной. Разумеется, ее отец, лорд Элрой, остался очень доволен ее выбором, ведь Роджер считался одним из самых завидных женихов – замок в Шропшире, семьдесят тысяч акров земли, великолепная резиденция в Лондоне и, что немаловажно, единственный потомок знатного рода.

Но жизнь с ним оказалась совсем не такой, как она себе представляла. Роджер серьезно увлекался химией и все время проводил в лабораториях, которые организовал и в лондонской резиденции, и в поместье. С женой он встречался лишь за завтраком и поздно вечером. Разговаривал при этом немного и совсем не интересовался, как она проводит время, и все дни Вивьен была предоставлена сама себе. Да, она каталась в Гайд-парке, наносила визиты и принимала гостей у себя, бывала на концертах, в целом вела привычный для света образ жизни. Но рамки и условности давили на нее. Ей хотелось совсем другого. Было велико желание путешествовать, много и далеко. Увидеть своими глазами Китай и Японию, добраться до Аляски и Перу, а не только читать о них в журналах.

Пока Вивьен жила в доме отца, она даже заговорить об этом не решалась. Лорд Элрой был таким домоседом, что просто не понял бы, чем ей так плохо в родной Англии. Она так надеялась, что выйдет замуж и все изменится. Но когда Вивьен обмолвилась об этом мужу, он неожиданно ответил категорическим отказом. Роджер был настолько поглощен своими опытами, что просто не мог себе представить, как прожить без колб и пробирок несколько месяцев. Даже когда сезон охоты заканчивался и все знакомые разъезжались на зиму в Италию или Египет, лорд Алертон оставался в своем поместье. Нет, он не возражал, если Вивьен собиралась навестить родственников в Бельгии и Франции, но каждый раз добавлял, что место жены рядом с мужем. Поэтому подобные поездки были редкими и короткими. И всегда, возвращаясь, Вивьен испытывала непонятное чувство вины перед ним.

Когда же лорд Алертон внезапно умер, она одновременно испытала совершенно противоположные чувства. С одной стороны, боль утраты, с другой – совершенно неожиданно освобождение. Теперь она могла путешествовать куда угодно. И не только путешествовать. Вивьен получила возможность вообще заниматься всем, чем угодно. Горизонты были бескрайние – открыть литературный салон, картинную галерею или частную школу для девочек.

Но только время траура по Роджеру истекло и она собралась вернуться из Шропшира в город, как умер отец. Хоть лорд Элрой всегда был с дочерью сух и требователен, однако его уход Вивьен пережила даже более тяжело, чем потерю мужа. Несмотря на довольно суровый нрав, Вивьен знала его как человека очень цельного, честного и справедливого. О том, чтобы остаться в Лондоне, она не могла и подумать. Слишком сложно было бы находиться рядом с людьми, ведущими приятный светский образ жизни как ни в чем не бывало. Поэтому сразу после похорон леди Алертон снова уехала в поместье. Второй год уединения оказался более мрачным и долгим, чем первый. Казалось, он тянулся целую вечность. Поначалу она настолько была поглощена своим горем, что не замечала ничего вокруг. Но постепенно боль утраты отступила, и Вивьен стала томиться необходимостью соблюдать траур. Она все сильнее желала побыстрее вернуться в общество и отправиться для начала куда-нибудь очень далеко. Так далеко, чтобы яркие впечатления окончательно заглушили горестные мысли.

И вот теперь, когда стало возможно осуществить мечту, тетушка вбила себе в голову, что Вивьен должна обязательно обзавестись новым супругом.

– Вы неправы, тетя. Роджер не был скучным. Просто он был увлечен наукой…

– Лучше бы он был увлечен женой. Я вообще не понимаю, зачем он на тебе женился. Выбрал бы вместо тебя какую-нибудь реторту или как там это называется. Получилась бы прекрасная пара.

– Тетя Катрин, – Вивьен снова невольно рассмеялась. – Вы говорите ужасные вещи, но это очень смешно.

– В самом деле? А по-моему, я говорю все правильно.

– С вашей точки зрения, возможно. Роджер не был идеальным. Впрочем, как все мы. Но я правда не хочу выходить замуж. Тем более вот так.

– Так – это как?

– Не хочу искать себе мужа. Мне даже само слово «искать» противно. Стоит мне высунуть нос, как набежит толпа желающих поправить свои дела за мой счет.

Ей и в самом деле была отвратительна сама мысль, что она, как увядающая старая дева, будет откровенно навязывать себя любому холостому мужчине. Вивьен вообще категорически отказывалась понимать, почему женщине в обществе отводилась такая скудная роль – только воспроизведение потомства, и больше ничего. В остальном она – лишь украшение гостиной и хозяйка бала. Зачем тогда было давать ей прекрасное домашнее образование: обучать латыни, греческому, французскому, итальянскому и немецкому, нанимать лучших гувернанток для освоения географии, истории и ботаники, брать учителей по живописи и музыке, если, по сути, требовались только хорошие манеры? Все исключительно ради того, чтобы она не умерла от скуки? Однако леди Алертон решила не де-литься с тетушкой такими прогрессивными мыслями.

– Ну а как же без этого? – искренне удивилась Катрин. – Прохвосты всегда найдутся. Но мы будем внимательны.

– Нет, я так не хочу. Если мне и суждено когда-нибудь второй раз выйти замуж, пусть это произойдет само собой.

– Ты совершенно невозможна, как и твой дед. Кстати, ты же в курсе, что он натворил на этот раз?

«Ну вот, – с тоской подумала Вивьен. – Она взялась за излюбленную тему. Теперь рассказу не будет конца. И попробуй я вступиться за Диди, она меня со свету сживет. В ее понимании я просто обязана порицать его образ жизни и отравлять ему существование. Но зачем вмешиваться, если он всем доволен? Как-то надо выпутываться из этой истории, пока мы не переругались». При этом лицо ее хранило безмятежность. Леди Алертон отпила чай, неторопливо поставила чашку на стол, после чего посмотрела тете прямо в глаза:

– С чего начнем, с театра или бала?

Мадемуазель де Кринье встрепенулась и так же пристально взглянула на племянницу – не шутит ли? Для верности она даже выдержала паузу. Выждав с минуту и убедившись, что Вивьен совершенно серьезна, она завопила так, что спящая на коврике перед камином кошка метнулась к окну и моментально взлетела по портьере до потолка:

– Ну наконец-то! Вот и умница!

Леди Алертон рассчитывала уступить прихоти тети лишь один раз. Появление в обществе на каком-нибудь мероприятии успокоит ее, а дальше можно будет просто наслаждаться пребыванием в городе – гулять в парке, есть свои любимые вафли, съездить куда-нибудь с Диди или Стивеном. Но Вивьен ошиблась. Посетив с тетушкой оперу, на следующий день она велела сказать горничной, что не принимает, чтобы ее никто не беспокоил. Однако явившуюся с утренним визитом мадемуазель де Кринье это не остановило. Она влетела в гостиную с блестящими от возбуждения глазами.

– Ну что ж, моя дорогая, – возвестила она, как глашатай на средневековой площади, – я все продумала…

– Неужели? – Вивьен постаралась изобразить на лице легкое любопытство, но получилось не очень хорошо.

Тетя огласила на одном дыхании перечень всех мест, где им предстоит побывать. Глаза у Вивьен против воли распахнулись, а потом часто-часто заморгали. На ум первыми пришли Олимпийские игры с их гонками на колесницах. Она так и видела, как они с тетей мечутся по городу из конца в конец, стараясь везде поспеть. Чтобы избежать недоразумения, она с надеждой в голосе решила уточнить:

– Это список на месяц?

– Бог с тобой, моя девочка! На ближайшие несколько дней. Дальше пока туманно, мне не все ответили.

Леди Алертон прикрыла глаза и откинулась на подушки. На секунду она подумала, что Шропширское поместье не так уж и плохо – одни соседи в сорока милях, вторые еще дальше. Если кто-то и заезжал в гости, то не чаще раза в год. Наносить ответные визиты можно было с той же регулярностью. Но здесь, в Брюсселе, все жили так близко друг от друга, что за один день можно было побывать сразу в нескольких домах.