– Около месяца, Александр Васильевич, – тут врать не то, что смысла не имело, а было попросту опасно. – И, если это возможно, обращайтесь ко мне на «ты». Был недавно в походе на Севере, привык там общаться без лишних формальностей. Жаль, что не везде получается обходиться без них.

– Прав, прав, Дима. Формальности – страшная сила и великая вещь, – услышать от этого человека подобное было предсказуемо. Но прозвучало как-то опасно, что ли. – Но там, где можно – без них значительно проще. Мы вот иногда выбираемся так, узким кругом, развеяться на природу – Миша приохотил, талант у него интересные места, истории и людей находить. В прошлом году какую-то крипту откопали под Муромом, передали куда следует, – эта фраза была произнесена с тонкой усмешкой. – Так Патриархия месяц на ушах стояла. Даже какие-то жития им там переписывать пришлось, кажется.

Он говорил, как совершенно обычный пожилой человек: легко и охотно, с улыбкой и спокойной жестикуляцией. Но глаза… Такое ощущение, что даже стоя на ярком августовском солнце он оставался в тени. Словно лучи боялись его взгляда и обходили стороной, «во избежание», говоря его же языком. Эх, и надо же было мне так влипнуть.

– А чего раньше инвестировать не начал, Дим? – ох уж мне эти разговоры по душам со мгновенным проходом в партер в плане личных границ.

– Да как-то не складывалось раньше. Только соберусь, бывало, разжиться золотишком, акциями или долями в предприятиях, так то подошва на ботинке отвалится, то бумага туалетная или паста зубная закончатся, то масло в машине менять надо. А недавно получилось нечаянно разбогатеть – вот и взялся сразу же, – видимо, предельная честность с первым встречным – это мой крест.

– Слышал, как же. Поздравляю с выигрышем! – и он протянул мне руку, которую я пожал, второй раз за сегодня. Теплее она не стала, и мягче тоже. – И что сделал в первую очередь?

– Налоги заплатил, – скучно ответил я.

– Это правильно, это – молодец. Коллеги сообщали – у тебя настоящий талант к инвестированию. Такая прибыль за несколько недель – событие нерядовое, сам понимаешь. – Ну вот, начинается. Фразу Суворова можно было услышать так: «мы все твои деньги видим, внимательно считаем, и если будет команда – заберём». Меня охватило жгучее желание заказать билеты на самолет и вернуться в кафе-музей «Арарат», к гостеприимному Самвелу. Но жаба и внутренний реалист в один голос заявили, что денег не отдадут.

– Это вообще не ко мне разговор, я в этих цифрах ничего не понимаю и путаюсь. Мне с финансовым поверенным повезло – золотой парень в прямом смысле слова. Хотя и Оксфорд заканчивал, но вполне толковый оказался. Он мне пробовал пару раз на пальцах объяснять, как там оно все работает, но отчаялся и бросил. Иногда только суммы какие-то передает, как радио «Маяк» – сигналы точного времени. Прослушайте, говорит, Дмитрий Михайлович, ваш баланс, – я прекрасно понимал, что с этим человеком дурачка включать опасно и глупо, потому что есть все шансы обратно потом уже не выключить. Но проблема была в том, что я опять говорил чистейшую правду. В надежде заполучить хоть кратенькую паузу в этой беседе, я достал сигарету из пачки и прикурил. И тут из тоннеля стали выходить люди, на лицах которых была такая яркая гамма положительных эмоций, что и не передать. Изумление, восторг, ликование – что угодно. Донельзя довольный Второв подошел к нам:

– Это невероятно, ребята! Там настоящий зал, отделанный старицким мрамором. Фактически он – известняк, конечно, но называют то так, то так. Работа изумительная, сохранность просто неописуемая! Пришлю сюда энтузиастов из РАН – слюнями весь зал зальют! – Я впервые видел его таким эмоциональным. Он даже как-будто помолодел на глазах – вот что значит, получать искреннее удовольствие от любимого дела.

– Кроме зала-то что нашли, Миш? – будто бы совершенно ненавязчиво поинтересовался Александр Васильевич.

– Да вот, глядите! – и серый кардинал, владелец всего, чего только можно и наверняка нельзя, чуть не подпрыгнул, доставая смартфон. Показывая нам фотографии в галерее, он сопровождал их такими же эмоциональными комментариями. Да, там было от чего прийти в ажиотаж. Отдельный приступ восторга у него вызвали записи, обнаруженные в одном из киотов, такой специальной полочке, куда ставили иконы или свечи. Это оказалась опись или, скорее, книга складского учета, в которой древний материально-ответственный сотрудник князя скрупулезно расписывал, что пришло, что ушло, когда, куда и кому. Даже на мой дилетантский взгляд – цены находке не было. Такие записи, чудом дошедшие до наших времен, могут поменять все представление об экономике и политике той давней поры. Ведь зная, кому и сколько ушло денег, можно предположить, за что именно. Словом, находка оказалась поистине фантастической.

– Дим, а ты свою долю как хочешь получить, находками или деньгами? – неожиданно обратился ко мне Второв. Я оторопело уставился на него:

– Какую долю?

– Твою, в кладе, – размеренно, как тупому, пояснил старик. – Мы тут все, конечно, любим приключения, тайны и яркие эмоции, но и деньги считать тоже умеем, – тут почему-то утвердительно кивнул Суворов. Ну, в том, что у него есть, кому считать чужие деньги, я не сомневался ни грамма. А дед продолжал:

– Обычно мы «на берегу» договариваемся об условиях. Каждый может выбрать долю соразмерно вложениям, ознакомиться с результатами оценки найденного. И либо оставить себе что-то из обнаруженного, либо получить денежный эквивалент. И – да, у участников право преимущественного выкупа. Если ты хочешь что-то из находок продать – сперва нужно предложить участникам экспедиции. Из-за того, что тебя пригласил я, ты имеешь право на половину моей доли. Поэтому смело рассчитывай на десять процентов. Там одних монет золотых – подвода целая стоит в углу, наверняка не меньше тонны. Так что, считай, центнер золота у тебя уже в кармане! – как-то даже весело сообщил мне Михаил Иванович. И подмигнул хитро.

«Да твою-у-у-у ж ма-а-ать!» – завыл внутренний фаталист голосом Эрика Картмана из «Южного парка». А реалист внимательно смотрел на Суворова. И думал о том, что если я сейчас стал богаче на центнер, то товарищ директор – на два. И мне крайне неудачно выпало присутствовать при этом судьбоносном событии. Да еще и узнать, что у них такие покатушки за историческими ценностями в порядке вещей.

– А можно мне просто одну вещь в качестве сувенира взять? – робко поинтересовался я.

– Можно и ни одной не брать, Дима. Ты – альтруист? – предположил он ровно тем же самым тоном, что и сенатор не так давно, с легкой грустью и сожалением. В тот день меня едва не охарактеризовал предельно исчерпывающе Головин, но вовремя исправился. А я вот все никак не исправлюсь.

– Никак не отрастут новые нейронные цепочки, продолжается извечная беда российской интеллигенции – она боится денег, потому что совершенно не умеет ими пользоваться. Виноват, господа. Могу ли я рассчитывать на один предмет на выбор? – уточнил я, почти исправившись.

– Можешь, конечно. Но если этот предмет окажется сундуком с золотыми украшениями – вычтем стоимость из твоей доли, – с довольной улыбкой кивнул Второв. Как будто получил удовольствие от того, что совратил невинного меня презренным металлом. Или от того, что я наконец-то начал думать не идеалами, а головой.

Из тоннеля к тому времени высыпали уже все. Михаил Иванович сообщил участникам круиза, что организует перевозку найденного в Москву, а пока территория остаётся под его охраной. Фёдор в это время бубнил что-то в телефон, прикрыв рот рукой. Нефтяник прижимал к груди какую-то икону, Богородицу, кажется, и по его лицу было ясно – живым он её не отдаст. Режиссёр сжимал в руках потрясающей красоты бердыш на длинном древке, окованном снизу. Металлические части покрывала изумительная чеканка, полная мельчайших деталей, которые мне отсюда были не видны. Ратовище выглядело так, словно ему не полтыщи лет, а пару недель всего. В льняном масле или в олифе его вываривали, что ли, что оно так сохранилось? Банкир перекладывал из ладони в ладонь какую-то пластинку длиной сантиметров двадцать, а шириной с пачку сигарет. С одной стороны она была пробита насквозь, будто люверсом – отверстие окаймлялось заметно выступающим бортиком.

– Гляди, Миш, Толик ещё одну пайцзу нашел. Чья, интересно? – произнес Суворов.

– Да чья бы ни была, Саш, сам знаешь, вещица штучная. У него и так их было больше, чем во всех музеях страны, а теперь вон ещё одна. И не нарадуется, глянь на него? – со стороны они выглядели, как два пенсионера в парке, за партией в шахматы или домино беззлобно и снисходительно обсуждавшие молодежь.

– Так, ребята, продолжаем поиск, солнце еще высоко! – громко заявил Второв. И вся сверхтитулованная компания как по команде отправилась дальше. Дважды останавливались по громкому требованию нефтяника – он чуял несметные сокровища. В первый раз почуял ржавый охотничий капкан на мелкого зверя. Во второй – какие-то элементы конской упряжи, как скупо и деликатно определил находку Фёдор. Но в негласном голосовании победила версия сапёра-лягушонока, его, оказывается, звали Витёк. Он сказал проще: «говно какое-то». Я ещё на первой остановке шагнул было вперёд, точно зная, что тут ничего не найдём, но глянул на Второва. Тот незримо дернул щекой – и я встал, как вкопанный. Зачем спорить с хозяином вечеринки? Его режиссура – ради Бога.

Идти становилось всё тяжелее – молодая и постарше поросль путала ноги и толкала в плечи, лезла в глаза и всячески сообщала: «Вам всем там совершенно нечего делать, ступайте прочь!». Вперёд пустили ребят с какими-то промышленного вида кусторезами: штанга, а на ней фреза. Так, громко и медленно, двигались дальше. Полутораметровая просека, остававшаяся за двумя кусторезами в камуфляже, вела нас вперёд.

Внезапно послышался металлический лязг и затем звук, как будто колесо-восьмёрка терлось о переднюю вилку останавливающегося велосипеда, в обрамлении отборного, но приглушённого мата. Один из бойцов тоскливо смотрел на диск своей кустокосилки, частью сколотый, а частью загнутый. Я шагнул вперед. Там, на дне оврага, под многими слоями свежей и прелой соломы угадывалось что-то, похожее на лежащую сваю. Требовать серп и лезть пальцами я не стал – кивнул двоим ближайшим ребятам и очертил пальцем длинный вытянутый овал по границе найденного столба. Снова в дело пошли воздуходувка и метёлки. Пара-тройки минут – и перед нами лежал гранитный (или из известняка, я не геолог ни разу) вытянутый параллелепипед, больше всего похожий на опору фонарного столба. На дальнем от нас конце опора заканчивалась довольно схематичным, но узнаваемым изображением мужского лица, украшенного бородой и усами. И изображение это повторялось на каждой из граней столба, насколько я мог видеть. Навскидку четырёхликому Богу могло быть лет примерно тысячи полторы-две. Или больше. Я шагнул было в сторону головы, но снова заметил лёгкое движение ладонью Михаила Ивановича, призывающее не спешить. И отошёл в сторону от суеты, вызванной найденным изваянием. Его фотографировали, положив рядом тревожно знакомую клетчатую чёрно-белую криминалистическую линейку. Хорошо хоть мелом не обвели.

– Я себе его забираю! – безальтернативно заявил банкир, почему-то глядя на меня. – Во дворе установлю, отлично смотреться будет.

Я на это не отреагировал никак, удивился только про себя – он что теперь, каждую соринку и камушек будет у меня выпрашивать? Что за привычка – брать от жизни всё, причем в прямом смысле слова? «Хапуга, мироед» – согласился вернувшийся внутренний скептик. «Не надо брать от жизни всё. Зачем нам столько дерьма?» – в тон ему ответил реалист.

Нефтяник только что не пинками гонял вокруг камня Витька с его приблудой. В ногах у столба нашлись какие-то монеты, серебряная шейная гривна и еще несколько некрупных грубых фигурок, похожих на молоточки или двусторонние топоры, только маленьких, с палец. У некоторых на рукоятках были кольца, видимо, для ношения на шее на шнурке. Древностью и тайнами от них так и тянуло. Много, наверное, еще таких намоленных оврагов по Руси, ох и много.