Дом Второва был вроде таунхауса, только дверей было не две, а одна, и в разные стороны семьи расходились из просторного прохладного холла. В него же и сходились утром, потому что кухня была следующей за ним. И когда в начале девятого все, кажется, помещения наполнились ароматами ванильных сырников – сразу начали хлопать двери на вторых этажах и звучать заспанные, но уже крайне заинтересованные голоса. Антон наварил кофе, Аня заканчивала украшать здоровенную миску готовых румяных красавцев клубникой, малиной и виноградом. Я нашёл в стенном шкафу пачку чаю и заварил себе самую большую кружку, какую только смог обнаружить. Вот это я называю «доброе утро».

Гроза мировых фондовых рынков, тайный повелитель всего и всего остального, Михаил Иванович Второв к завтраку изволили спуститься в затрапезных пижамных штанах, футболке с жёлтым смайликом на всю грудь, вытертых шлепанцах и неумытом лице. В них, в неумытых, было большинство, кстати – Надя, Лена и Машуня рассаживались за столом явно проснувшись не до конца. Но аромат настоящей ванили, а не ванилина из пакетика, был, кажется, лучшим будильником. Хотя и дома, надо сказать, тоже так же работало. Помнится, я в своё время здорово удивился, узнав, что ванилин делают из отходов деревообрабатывающей промышленности, и он, якобы, выходит вдвое душистее натурального. До тех пор был уверен, что у нас только водку гнали из опилок.

Воспользовавшись ситуацией и форой в бодрствовании, я насел на Второва с вопросами о будущем мероприятии, не дававшими мне покоя. Не хамски, конечно, не сразу. Дал прожевать и запить кофе два сырника. Третий уже не дал.

Выяснилось, что почти двадцать лет назад он, как сказал, «по случаю» приобрел компанию «Интрасил» из Флориды. Она прославилась тем, что в девяностых нашла один затонувший пиратский корабль и громко раструбила всем, что знает доподлинно места ещё нескольких подобных придонных кладов. Пара удачных телеэфиров, десяток статей в газетах – и акции заштатного штатовского ООО выстрелили. Ушлые ребята-собственники обогатились. И больше искать ничего не стали, тоже решив, видимо, что много хорошо плохо. Через год страждущие владельцы акций продавали их, плюясь, за несерьезные деньги. Пасьянс контрольного пакета чисто случайно собрался в руках господина в пижаме и с пятым сырником, сидевшего напротив меня.

Несколько, как он сказал, «выездных мероприятий» за пределами Родины удалось успешно провести при помощи этой компании. А что? Чистая, белая, пушистая, в штате сплошь ботаники, то есть гидрологи, геологи, архивариусы и прочая безобидная очкастая братия, с которой умилялись любые разрешительные организации и учреждения Европы, Азии и обеих Америк. То, что ботаники летали по всему миру на Ил-76 и на выездах не выходили в люди без «музыкального» сопровождения – дело десятое. А вот парадных реляций и прочих заявлений в средствах массовой информации о результатах работы «Интрасил» больше не было. Ну бывает же так: ищешь-ищешь – и ничегошеньки не находишь. Ни заброшенных серебряных рудников в Колумбии, ни набитой золотом и изумрудами каравеллы на Карибах, ни пиратского клада на безымянном острове возле Перцового берега – ни-че-го.

И вот тут его «ребятки» из группы анализа случайно набрели на некоторые спутниковые снимки залива возле западного побережья Испании, севернее Гибралтара. Причём именно что случайно – целью была технология обработки стандартных спутниковых снимков, дающая неожиданные результаты. В числе которых – способность различать объекты на глубинах до трехсот метров. Очень нужна способность. Вот друзья Миша и Саша и озаботились. Ну, точнее, сперва Сашу озаботили, по спецсвязи. Он, в свою очередь, озадачил Мишу. А тот предсказуемо с задачей справился, попутно получив ещё несколько профитов, как и привык работать всегда. Стал единственным в мире правообладателем разработки. Получил на неё тьму заказов, читая которые сотрудники товарища Директора аж руками всплёскивали. Ну и массу интереснейших фотокарточек со всего земного шара. Одну из которых и предстояло детально изучить компании «Интрасил». И мне.

Судя по справке, подготовленной аналитиками, судно было именно галеоном, и, исходя из примерных местоположения, глубины залегания и характера занесения придонными отложениями других объектов в этом заливе, что бы это всё ни означало, были все основания предполагать, что это «Сантьяго», последние данные о котором были датированы 1710 годом, когда он покинул Гавану с трюмами, набитыми сокровищами. В источниках появлялись осторожные предположения, что галеон повстречался по пути с одним удачливым голландцем, который дальше поплыл уже без испанского большого корабля, но со значительной бо́льшей осадкой всей своей флотилии. Была версия о том, что капитан «Сантьяги» решил покончить со скукой трансатлантических конвоев и ушёл в Манилу, где, якобы, позже опознали нескольких членов его команды, бывших к тому времени вполне благополучными и богатыми людьми, и по родной Испании не скучавшими вовсе. Словом, из десятка версий Второвская «группа анализа» остановилась на том, что триста лет как утерянный кораблик нашёлся совсем рядом от порта назначения. Но на дне. Зато почти целый.

После завтрака пошли на пляж, и даже Михаил Иванович направился с нами, хотя загорать и валяться был не любитель. Зато в волейбол, встав семьями трое на трое, они нас раскатали в блин на песке. Я, признаться, из игр с мячиком больше баскетболом в юности увлекался, а Антон – боулингом. Наде одной было не вывезти. Мы честно и самоотверженно бились как волки со львами, но продули. Зато набегались, напрыгались, а потом и наплавались. А ещё в тот день Аня научилась плавать. Как вышло – никто не понял, но вместо привычных визгов и требований «держи меня, не отпускай» она оттолкнулась ото дна, легла на воду и поплыла, загребая плавно, как пенсионерка в бассейне. Но глаза при этом были, конечно, запоминающиеся: когда во взгляде одновременно и панический испуг, и распирающая гордость – на лице пятилетнего ребёнка это выглядит оригинально.

А когда Солнце выбралось в зенит, разогнав всех аборигенов по домам, кофейням или тенистым патио, мы вернулись домой. Я проверил замаринованное мясо и порадовался, что обедать никто желания не проявил – луку положил явно мало, и лимон выдавить забыл, балбес. Исправив никем, хвала Богам, не замеченный промах, выбрался во дворик, где в тени перечных деревьев, с которых я повадился собирать горошины розового перца, душистые и не такие острые, как чёрные, висел гамак. Я его с первого дня заприметил, да как-то всё не добирался. А тут завалился – и уснул моментально.

Справа воды Атлантики уже наполовину утопили солнечный диск. Ого, как это я шашлыки-то проспал? Сроду такого за мной не водилось. Хотя я и на скалах с видом на океан сроду не сидел. И ветерок как-то не по-доброму разгулялся. И холодно, днём и вчера вечером было гораздо теплее. Что за ерунда?

– Земляк? Точно, земляк! Хвала Господу, вот удача! – раздался голос слева за спиной. Уверенный, звонкий, хоть и хрипловатый чуть, будто сорван был когда-то.

Я обернулся, не вставая с теплого камня. В эту сторону цепочки отрастали быстрее, чем по направлению организации безбедной и беспроблемной жизни – туда что-то ни в какую не хотели расти. А вот понять, что жизни в моём собеседнике в общепринятом понимании нет ни грамма, уже получилось гораздо быстрее. Высокий сероглазый шатен спешил ко мне, перепрыгивая с камня на камень. Что, интересно, он на этой скале посреди побережья позабыл? Ну, даст Бог, сам расскажет – вон как расскакался.

– Русский? Русский! Чудо-то какое! Думал – привиделось мне, в какой уж раз, ан нет, настоящий русак! Как попал сюда, земляк? – зачастил шатен, выдавая глубокую тоску по родной речи, которую вспоминал, наверное, только матерясь в голос, глядя на здешние шторма и штили.

– Ох, вовсе отвык от языка, да и манеры все растерял! Прошу извинить мою оплошность – счастье встречи едва с ума не свело. Позвольте отрекомендоваться: капитан Лейб-гвардии Семёновского полку Змицер Михайлович Волк-Ланевский – к Вашим услугам!

Рекомендацию встретили по-разному. Реалист традиционно молчал, лишь в самом финале сдержанно кивнув, будто поприветствовав дальнюю родню. Фаталист не отреагировал никак – он переживал за упущенный шашлык. Скептик, со свойственным недоверием начал было: «Ну да, ну да, капитан он. А я – Ричард Львиное сердце». Но стоило шатену представиться – схватился за сердце и притих.

– Рад знакомству, Дмитрий Михайлович! Так вышло, что мы – тёзки, и, по всему видно, дальняя родня. Дмитрий Михайлович Волков, из Волков-Леоновичей – к Вашим, – стараясь соблюсти древний политес, о котором имел самое отдаленное представление, сообщил я.

– Ох, да ещё и шляхтич, вот так удача, – воскликнул дальний предок Лорда, но при этом сбавил скорость и построжел лицом. – А на гербе Вашем не волчья ли голова, часом?

– На нашем – Трубы. Волчья голова, или "вилча глова", если не ошибаюсь – у Клейнов, – ответил я под спокойный подтверждающий кивок внутреннего реалиста.

– Уф-ф-ф, камень с души! Я было думал, что пан Бог решил под конец снова надо мной подшутить, прислав одного из этих прусских задавак! – Ланевский снова ускорился и остановился уже рядом со мной. Вроде было бы уместно пожать руки или обняться, как и подобает землякам на чужбине, что что-то мне говорило, что не стоит этого делать. В конце концов, чисто технически пан Змицер отличался от Волка Ушакова, ключника Андрея Старицкого, только тем, что выглядел по-другому, с нормальными глазами и ногами. Являясь при этом, как сказали бы мультгерои моего детства, те, что со шлангами, торчавшими из рюкзаков в компании зелёной капризной летающей сопли, не более чем сгустком эктоплазмы. Собеседник, видимо, тоже подумал о чём-то похожем и просто присел рядом на камень. И начал рассказывать.

За такую историю наверняка отдали бы последнее все любители и профессионалы. Писатели, авторы исторических романов, пожалуй, и в долги бы залезли с большой охотой. Я слушал Ланевского, изредка вспоминая, что сидеть с разинутым ртом на берегу океана против холодного ветра – опасно для здоровья. И тут же начисто забывал об этом.

Капитан Лейб-гвардии Семёновского полка, в ту пору будучи ещё поручиком, участвовал в памятной битве при Нарве. У меня при первом упоминании о ней в голове сразу зазвучала композиция про гвардию Петра. Змицер своими глазами видел, как убило подполковника Канингема, шотландца на русской службе, который сражался за чужую землю самозабвенно, как за свою родную. За несколько минут до разрыва шведского ядра подполковник лично зарубил капитана-малороса, требовавшего сдать знамёна Карлу XII. При этом рыча со своим неистребимым акцентом: «мьортвие сраму нье имут!», напоминая маловерным русским про их же великую историю. После его смерти под знаменем встал другой шотландец, Джон Чамберс, которого после крещения звали Иваном Ивановичем. Семёновцы и Преображенцы выстояли. Страшной ценой, но устояли, пусть кампания и считалась проигранной. Уже выдвигаясь к переправе, Ланевский получил приказ от полковника: найти и представить воинскому суду ротного капитана-артиллериста Якова Гуммерта. Проклятый чухонец перебежал к шведам и выдал им всю диспозицию русских как раз перед наступлением. В случае невозможности доставить предателя на суд, шотландец дозволял привести приговор в исполнение на месте. Четыре месяца Ланевский волком рыскал по вражьим тылам, но выследил-таки перебежчика. И исполнил приговор. Через полгода, на пути к Эрестферу, он добрался до командира и отчитался о выполненном задании, предъявив сундучок, где лежала, пересыпанная солью, правая кисть Гуммерта, с приметным пороховым ожогом и фамильным перстнем. За что был пожалован в капитаны, но из гренадёров переведен в другое ведомство.