Левой рукой я принял подарок-памятку от Милы, две тонких золотых проволочки, квадратных в сечении, и тут же спрятал во внутренний карман. Правой взял мешок. Потянул в стороны завязки, заглянул внутрь.

– Ну здорово, Змитрок. Вот ты и на русском судне. Дай срок, вернемся на Родину, найду твоих, поминки справим честь по чести, – пообещал я желто-коричневым осколкам черепа под крайне озадаченными взорами пловца, кардинала и эрудита.

Глава 4. Семейные узы. Слово нужно держать

Минивэн, удобный и надежный, как и всё, что окружало Михаила Ивановича тогда, когда не было необходимости соответствовать обязывающему положению, докатил нас до кафе дона Сальваторе. День не так давно перевалил за середину, и жара навалилась густая, вязкая, лишающая воли и способности к действиям. Мы, хвала Богам, всё требуемое сегодня уже совершили, и дальше впахивать на жаре остались специально обученные люди. В буржуйстве были свои плюсы, конечно. А ещё мне пришла на ум мудрая мысль Зои Александровны Кузнецовой из Белой горы. Про то, что каждому своё. Я так и не определился, кому всё же отдать авторство – ей или Платону, но фраза от этого менее поучительной и бесспорной не стала. Каждый из нас своё дело сделал. Мощный старик стянул под берега вероятного противника целую эскадру сугубо гражданских судов, битком набитых людьми, работавшими так слаженно, что их мирные профессии вызывали вопросы и обоснованные сомнения. При взгляде на их фигуры, стрижки и лица сомнения лишь крепли и наливались. Ещё серый кардинал уладил формальности с государственными и общественными организациями. Обеспечил всех всем необходимым. Ну и я – ткнул пальцем в мутное пятно на карте морского дна. И попал.

Дон Сальваторе встречал нас на крыльце, выглядя возбужденно-предвкушающим. С чего бы? Второв пообещал ему общий банкет на всю команду? Вряд ли. Испанский Врунгелян меньше всего был похож на торгаша, кабатчика и крохобора. Пожалуй, сильнее всего он походил на старика Джона Сильвера, если бы одноногий пират сохранил обе ноги и вовремя списался на берег, где своего героя дожидалась его старуха. Жену дона Сальваторе я видел. Ей одинаково шли и передник, и абордажная сабля с парой пистолетов за поясом, которые немедленно пририсовало воображение внутреннего скептика. Вышло очень эффектно. Донья Мария была в том неуловимом возрасте, когда тормозить коней и шляться по полыхающим гасиендам у женщин выходит лучше всего: помогают накопленные опыт и уверенность, и не отвлекают всякие мелочи и глупости, типа мечты и романтики. Длинноволосая брюнетка с едва заметными серебряными нитями седины в пышном хвосте волос, крепкая, ниже мужа головы на полторы. Когда она стояла за его плечом, он выглядел как-то особенно внушительно. Редчайший случай идеального совпадения мужа и жены. Я искренне любовался ими и пару раз ловил такие же взгляды Нади. Очень удачно, что дон Сальваторе сошёл на берег и попал в надёжные руки. При взгляде на них в голове начинала звучать песня про сокровище. Думаю, каждый мужчина дорого дал бы, чтобы услышать такое в свой адрес.

Мы с семьёй расселись за столами на веранде, а Второв с хозяином заведения прошли внутрь. С собой занесли какой-то армейского вида сундук на защёлках. И старого корсара Хуана Мануэля, который с поистине пиратским азартом и бесстрашием накинулся на ящик халявного хереса в каюте. Весь не прибрал, но убавил изрядно. В связи с чем последние часа полтора тянул давешнюю заунывную мелодию, но из диапазона двух-трех нот не выходил, мелизмами и прочим вокальным разнообразием тоже не поражал. Так, подвывал себе, изредка икая. И походку приобрел рискованно-неустойчивую, как в двенадцатибалльный шторм.

Я только взялся за чай, как к нам на веранду вышла донья Мария и, махнув рукой, пригласила следовать за ней. Я потрепал по голове Аню, погладил за ушком улыбнувшуюся жену и пошёл вслед за пираткой-буфетчицей вглубь кафе, где никогда до этого не бывал. Мы прошли кухню насквозь, благо – там было пусто и относительно нежарко. За плитами, кастрюлями и прочими дуршлагами нашлась неприметная дверка, куда и нырнула моя провожатая. Я шагнул следом.

В комнатушке примерно четыре на четыре за круглым столом сидели Второв и дон Сальваторе, ещё два места пустовали. В кресле в углу гудел на одной ноте догорающим трансформатором Хуан Мануэль. Рядом с ним стояла полупустая бутылка и к уже привычному хересному выхлопу добавился аромат яблочного перегара. Судя по всему, господа за столом решили временно исключить его из обсуждения контрольным стаканом кальвадоса в голову. Михаил Иванович кивнул на стул рядом с собой, и я уселся на указанное место. Мария села рядом с мужем, и они, видимо, продолжили ранее начатую беседу. На испанском. На котором я знал уверенно только слова «херес», «Сервантес» и «Ювентус». Причем, насчет последнего были сомнения в национальной принадлежности. «Бесаме, бесаме мучо» – протянул внутренний фаталист, прозрачно намекнув, что даже он в языках значительно подкованнее меня. Оставалось сидеть, как ассенизатор в опере – ничего не понимая, но со значительным выражением на лице.

– Прости, Дим, некогда было в курс дела вводить, время оказалось ещё сильнее деньги, чем обычно, – закончив фразу, обратился наконец ко мне мощный старик.

– Да я, признаться, в курс дела особенно и не горел входить, я же и про само дело-то ничего не знаю, – пожал плечами я.

– Тут у нас образовалась своеобразная одновременная проверка на честность, нравственность и патриотизм, – улыбнулся он. – Кораблик с ворованным у индейцев добром стихия до пирса не допустила. Притопила и триста лет никому не отдавала. Но тут пришли мы с тобой, чтобы не ждать милости от Сциллы и Харибды, и галеон опустошили. При этом совершенно случайно в провожатые нам от курирующей организации достался этот Джузеппе.

Второв кивнул на спящего в углу пирата, который уже даже гудеть перестал. Наверное, батарейки сели. А я вспомнил, как старого столяра из сказки про Буратино прозвали за неуёмную тягу к спиртному – Сизый нос. Очень удачное и вместе с тем деликатное сравнение отвесил флибустьеру Михаил Иванович.

– Поднятие серебряных слитков он ещё, может, и вспомнит, а вот потом – уже вряд ли. Именно поэтому с серебра и начали, подняли полтораста тонн, – продолжал он. – И теперь, Дима, надо решить вот какой вопрос. Мы можем честно и благородно передать списки и отчёты испанской стороне, она всё внимательно изучит и, вполне возможно, выкупит у нас что-то через какой-то промежуток времени. Принимая во внимание местные правила «маньяна»**, до выкупа можем не дожить не то, что я, но и даже ты.

Это – да, потрясающая исполнительность, энтузиазм, трудовое и служебное рвения испанцев и других испаноязычных народов давно стали притчей во языцех. У нас же с ними успешно конкурировали некоторые жители краснодарского края, которых за те же свойства в Москве называли «кубаноидами». Тот самый случай, когда выполнение порученной задачи не гарантировала даже личная подпись в листе ознакомления. Я сам был свидетелем истории: начальник дал задание, получил подпись подчиненного. На листе, под текстом: я, такой-то, обязуюсь выполнить вот это, в такой-то срок. А в назначенное время подчиненный не просто поразил, а прямо-таки в ступор вверг руководителя:

– Ты вот это сделал?

– Нет.

– Почему?

– Я думал – не надо.

– Ты же расписался, что всё понял и сделаешь вовремя?!

– И чего?

С такими репликами, вроде этого «и чего?» при мне во взрослых интеллигентных людях мгновенно отказывали разом такт, терпение, человеколюбие и прочие клиентоориентированности. А вместо них возникала стойкая уверенность, что всё же лучший метод взаимодействия с некоторыми – тактильно-импульсный. С особо злостно одаренными – даже ногами.

– А можем, – продолжил излагать варианты мощный старик, глядя на меня с прежним обсидиановым прицелом, – отчитаться о найденном в трюмах серебре. Только серебре. И возможно, в виде жеста доброй воли, даже передать его почти полностью местным властям. Что скажешь?

– Боюсь, местные не поверят, что тысячетонный галеон возвращался почти порожняком, с сотней-другой тонн серебра, – задумчиво потёр лоб я.

– Это меньшая из проблем. Тут два варианта. Первый: сказать, что золота мы не нашли в принципе. Либо течение замело, либо пираты обокрали, либо подъему не подлежит. Второй: заменить золото на серебро той же эпохи, – второй вариант мощный старик произнес едва ли не по слогам, будто бы имея обоснованные сомнения в моем уровне развития и скорости реакции.

– Мы сможем здесь, на чужой земле, быстро найти восемьсот тонн серебра? – недоверчиво посмотрел я на него.

– Ну, хаметь-то совсем не станем, – откинулся на спинку стула серый кардинал. – Там камешков приметных много. Медь тоже есть, и порядком. Золота на «Сантьяго» было при погрузке порядка шестисот тонн. Можно сто-сто пятьдесят сдать, а остальное поменять на серебро. Предвосхищая твой вопрос – да, пятьсот тонн серебра мы здесь найдём.

Сомневаться в честности Михаила Ивановича у меня до сих пор не было повода, а теперь не было ни времени, ни желания. И дело тут было не в страстном желании обогатиться – мне хватало. Это было чем-то принципиальным, сакральным и философским.

Демократические и толерантные западные страны, испокон веков несшие во тьму дремучей беспросветности ясный огонёк современных ценностей, каждый век разных, всегда забывали о том, как с ними за тот огонёк приходилось расплачиваться. Объёмы ценностей, «спасенных» от заокеанских дикарей конкистадорами и прочими пастырями веры, поражали. Изумляла жадность и ненасытность людей из просвещенной Европы, словно забывавших при виде чужих сокровищ верную истину о том, что в гробу карманов нет. Иди речь о англичанах или американцах, немцах или французах, японцах или поляках – я бы не сомневался ни секунды. Позитивных современных расслабленных лентяев-испанцев жалел секунды три-четыре.

– А свинца вместо серебра им отгрузить нельзя? – повторил я вопрос внутреннего фаталиста, который уже страсть как не хотел расставаться с сокровищами, которых ещё даже и не видел.

– Свинца тогда мало оттуда везли, – с видимым сожалением покачал головой Второв, – но мы добавим, можешь даже не сомневаться. Но в общем и целом ты по такому сценарию не против?

– Я только «за», Михаил Иванович, – решительно кивнул я.

– И не жалко возможных союзников? – хитро улыбнулся он.

– Как сказал как-то царь-батюшка Александр III Александрович, регулярно щёлкавший по носу англичан, «у России два союзника – армия и флот». Остальные – вероятные противники, а их не жалко вовсе.

– Ловко вывел. Но мне понравилось. Сам так же думаю. Чем больше у нас – тем меньше у них. И налогов платить некому, – очевидно, разговор прошёл именно так, как он и предполагал, и настроение серого кардинала явно было приподнятым.

– Хорошо, тогда меняемся, – он обратился к дону Сальваторе и что-то рассказывал некоторое время. Они даже посмеялись пару раз. В конце концов ударили по рукам.

– А как нам поможет с серебром уважаемый ресторатор? – вполголоса уточнил я у довольного деда.

– А он такой же ресторатор, как ты – сварщик, Дима, – мощный старик, кажется, начинал веселиться, как и всегда, когда успешно завершалось какое-то большое дело. – Уважаемый дон Сальваторе – президент той самой «Ассоциации спасения галеонов», что так удачно прислала нам этого пьяницу.

– У них же, если я ничего не путаю, цель деятельности и всей работы – спасти всё, украденное Испанией, для самой Испании, разве не так? – я ничего уже не понимал в происходящем.

– Совершенно верно, Дима. Но есть детали. Всегда есть детали, – неожиданно на чистом русском языке произнесла донья Мария. Внутренний скептик ойкнул и подскочил от неожиданности. Я чудом не последовал его примеру.

– Позволь представить тебе, Дима, Марию Сергеевну Сальваторе, в девичестве Второву, мою двоюродную сестру, – дед был явно доволен абсолютно всем: и моей реакцией, и изящным выходом из ситуации с местными властями, и доброй и спокойной улыбкой, осветившей лицо женщины.