Ближе к точке выбрались на свет и свежий океанский ветерок и мы. Впереди на рейде качалось судно, на фоне которого «Кето» выглядела дюймовочкой, а «Нерей», надо полагать, вовсе потерялся бы. Настоящая баржа, какие я помнил с детства, только выше и ещё длиннее. На ней кипела суета и шло постоянное движение – тали и лебедки переставляли что-то с места на место, от борта опускались на воду одновременно два шлюпа или бота. Короче, два катера человек на десять каждый, которые, едва опустившись, взревели спаренными движками и отвалили в сторону. Там, в той самой стороне, ярко-оранжевыми буями было огорожено место, где, пожалуй, можно было сыграть в футбол, надумай вода Атлантики вдруг застыть. Вокруг этого футбольного поля, чуть заметно покачиваясь, стояло с десяток, наверное, судов поменьше баржи, но побольше тех катеров, что она спустила на воду. И на каждом народ был явно занят. Да, умел Михаил Иванович масштабно мыслить и организовывать процесс. Мы с полчаса где-то наблюдали одно из тех четырёх зрелищ, на которые можно смотреть вечно. Ну, в том смысле, что вечно можно смотреть на горящий огонь, бегущую воду, то, как другие работают, и как тебе из окошка кассы зарплату выдают. А потом вернулись в каюту.

На огромном экране там шла картинка с морского дна. Вокруг основательно почищенного от песка галеона были установлены какие-то леса, типа строительных, тянулись трубки, провода и даже двигались транспортерные ленты – никогда бы не подумал, что такую комсомольскую стройку можно меньше чем за сутки развернуть на дне океана. Но изображение говорило само за себя. По дну топали, поднимая дымные облачка, какие-то инопланетяне в неуклюжих скафандрах – тяжелые водолазы. Со всех сторон вокруг них порхали обычные, легкие. Это немое кино, иногда прерываемое шипящими докладами и кратким обменом данными по рации, завораживало. И ещё чем-то напомнило игру из детства – Электроника «Тайны океана». Там тоже суетились мелкие водолазики, пытаясь не попасться в щупальца огромному спруту. Оставалось надеяться, что за три столетия именно этот галеон не облюбовало какое-нибудь подводное страшилище. Ну, или облюбовало, но уснуло от заунывного пения Хуана Мануэля.

Вдруг картинка поменялась. Среди зеленых стен, покрытых водорослями и ракушками, плыли вперёд две руки, подсвеченные лучом фонаря, видимо, закреплённого на голове, рядом с камерой. Осматривая заросшие какой-то колышащейся тиной поверхности, я замер.

– Вот тут, справа, нужно счистить зелень, – подался я вперёд, к экрану. Фёдор повторил то же самое в рацию.

Одна рука плавно ушла за кадр и вернулась уже с приличных размеров ножом. Осторожно проводя лезвием возле досок борта, тот, у кого на голове была камера, «брил» зеленые нити. Интерактивность процесса была непередаваемая – из шести человек в каюте четверо пытались своими руками «помогать» процессу. Оставшиеся двое – испанский пират и какой-то сугубо научного вида русский мужичок – не принимали участия по разным причинам. Научник что-то бубнил в гарнитуру на шее и шерудил каким-то джойстиком, глядя на экран ноутбука строго прямо перед собой. А флибустьер дымил сигариллой и хлестал херес. В общем, по вполне объективным причинам господа не принимали участия в пантомиме «помоги водолазу».

Когда руки на экране, помахав перед собой, разогнали муть и водоросли, в каюте все ахнули. Ну, кроме занятых пирата и ботаника. Потому что на картинке увидели неровный, кривоватый, кое-где осыпавшийся, но вполне узнаваемый крест. Православный, восьмиконечный. Второв показал мне большой палец, улыбаясь так, будто Святой Грааль нашёл. А в телевизоре тем временем ушла за кадр левая чёрная перчатка, чтобы вернуться с яркой лопаткой металлоискателя. И буквально на третьей проводке правая перчатка ковырнула ножом под замершим на одном месте детектором. Во взлетевших частичках ила, грязи и ещё неизвестно чего, накопившегося там за три с лишним столетия, мы увидели крест. На сей раз нательный, тонкий, словно из трёхмилиметровой проволоки выкованный. Католический. Женский. Перчатки показали его ближе к камере, свободной рукой показав колечко из большого и указательного пальцев, дескать, всё Окей. И вот тут я с подводным пловцом согласился. Аж от сердца отлегло. Очень не хотелось подвести, обмануть ожидания дальнего родственника, рискового парня, авантюриста, но при этом настоящего дворянина и романтика.

Дальше смотреть за тем, как из кучи достают слитки разнообразной формы, обтирают чем-то вроде метёлки, поднимая облака мути, которые потом разгоняют большими подводными вентиляторами, стало скучно. Достали, протёрли, сдули, положили на транспортерную ленту, потянулись за следующим. Кто на картошке был – понимает, это работёнка та ещё, не на фантазию ни разу. Вот и мне надоело смотреть. Михаил Иванович тоже, кажется, заскучал. Мы поднялись на палубу и я прислонился к борту, где до этого тянул свою заунывную мелодию пират. Курить в каюте не счёл нужным, а тут, на ветерке, прямо захотелось. Второв встал справа, Фёдор слева. И снова дым шёл на него.

– Как думаешь, насколько богаче станешь сегодня? – с какой-то странной интонацией спросил серый кардинал.

– Не думаю, Михаил Иванович, – ответил я таким скучным голосом, что сам себе удивился.

– Отчего же? Не всем доводится вот так, с первой попытки, ткнув пальцем в карту попасть в тысячетонный галеон, – мне показалось, что он пытался на что-то вывести. То ли меня на мысль навести, то ли для себя что-то уяснить. Просто так, без дальнего прицела, как я понял, он мало что делал в жизни, и довольно давно, наверняка привык уже.

– Случайно повезло. Там на борту земляк оказался, шпион, правда, но человек честный, как мне показалось, – я вкратце изложил историю Змицера Волка-Ланевского, вставшего под русские знамёна на четверть века раньше официального перехода всего рода под руку Российской Империи.

– Мало того, что родня, пусть и очень дальняя, так ещё и мотивация у него была железная – крестик я к Могилёву обещал отвезти, родной земле поклониться. Не думаю, что на каждом затонувшем галеоне тут в трюме по шляхтичу сидело.

– То есть ты вроде экзорциста? – спросил Фёдор.

– Наверное, есть что-то общее, – согласился я. – Вы не подумайте, Михаил Иванович, что я ломаюсь, капризничаю или цену себе набиваю. Мы с Вами решили честь по чести дела вести, да и привычки у меня нет такой – друзьям врать. Как на духу скажу – очень боюсь подвести Вас, потому и не обещаю ничего. И кроме как везением это, – я обвёл всю суету на воде перед нами, – объяснить ничем не могу.

– Про везение и невезение мы, Дима, помнится, в самом начале говорили, в избе-читальне, – задумчиво проговорил мощный старик. – Опасения твои я понимаю и, поверь мне, очень разделяю. Если бы вместо этого галеона мы нашли какую-нибудь другую худую калошу – мне было бы очень сложно объяснять партнёрам и подрядчикам, чего ради в территориальные воды Испании за четыре часа зашло три десятка русских судов. Но ты везучий. А я давно живу, многое и многих знаю. Мне кажется, неплохой у нас тандем получается, что думаешь?

– Раз на раз не приходится, думаю. Но то, что сочетание везения и блестящего администрирования дают отличные результаты – это факт.

В это время одна из лодок отошла от огороженного оранжевыми буями футбольного поля и направилась в нашу сторону. Остальные же продолжали сновать туда-сюда, к барже и обратно. Подъемники на большом судне работали не переставая – каждую минуту огромная авоська вроде трала поднимала что-то из-под воды или с причаливших лодок. По обе стороны, вдоль обоих бортов, я насчитал десяток стрел с лебёдками. Работа кипела, как и, кажется, вода вокруг. То там, то тут со дна всплывали тучи пузырей.

Снова засмотревшись на то, как другие работают, я пропустил, когда лодка причалила к «Кето» и с неё сошёл подтянутый человек в гидрокостюме. Среагировал я только когда услышал, как по трапу поднимался кто-то, насвистывавший «Жил отважный капитан». Обернувшись, увидел высокого, сухого и жилистого, как стальной трос, мужика, поручусь, что военного, и вовсе не факт, что бывшего. Поверх черного неопренового рукава у него на левой руке красовались часы «Боевые пловцы», механика с автоподзаводом, водозащищенность до ста атмосфер, на сайте такие видел, когда себе присматривал. Русские, «Слава-Спецназ». Патриот, видимо.

– Знакомься, Дима – мой друг старинный, Николай. Он во всей этой подводной истории – самый авторитетный авторитет из всех, кого только представить можно.

Я посмотрел в водянистые, почти бесцветные за загорелом морщинистом лице глаза Николая и пожал руку, что он мне протянул. Надо думать, такими пальцами он легко мог плести макраме. Из арматуры.

– ПДСС? Север или Восток? – наивно спросил я, глядя на акулу с парашютом на циферблате его часов. Почему-то была твердая уверенность в том, что эмблему спецназа ВМФ он носил не потому, что просто рыбу любил или картинка понравилась.

– Интересная у тебя молодежь в знакомых, Миша, – с улыбкой той же самой акулы повернулся пловец ко Второву. И продолжил, уже обращаясь ко мне:

– Восток.

– База отдыха «Иртек»? – уточнил я, снова выудив из памяти сведения, о которых, казалось, давно и прочно позабыл. В конце девяностых книжный рынок наполнился кучей литературы, подавляющее большинство которой было даже не одноразовым, но истосковавшийся по новинками народ мёл с прилавков, что называется, сырое и варёное. Я тогда подсел на боевички и детективы, которые исправно выдавали отставные военные, причем многие – с реальным опытом. На память сроду не жаловался, вот и назапоминал тогда всякого, в полной уверенности, что абсолютно зря. А вот пригодилось неожиданно. Лоб военного собрался складками.

– Это чего за казачок, Миш? – напряженно поинтересовался он у кардинала, не сводя с меня глаз. Пожалуй, сойдись они с Фёдором Михайловичем – я сразу и не сообразил бы, на кого ставить.

– Не волнуйся, Коль, это правильный казачок, не засланный. Мне не веришь – Сашке поверь, тот поручился за него.

Внутренний реалист в это время вытаращился на мощного старика так, словно тот, спрыгнув с палубы за борт, принялся танцевать там джигу. Прямо на воде. Скептик повторил его мимику с завидной точностью. А фаталист задумчиво пробурчал: «Ну вот, теперь он и тебя посчитал».

– У него отец военврачом был, в Кабуле. Вы, правда, в то время в других водах ходили, – продолжил Второв спокойно. – Я говорил с несколькими ребятами из «Вымпела» и «Каскада», все в один голос боготворили доктора. А сын его, видишь, не пошёл в династию. Но тоже талантливый парень, точно тебе говорю. И Родину любит, хоть это сейчас и не модно.

Лица старых друзей одинаково мимолетно отразили их отношение к тем, кто любит Родину только тогда, когда это модно.

– А ещё, слышал, может, в ваших краях санаторий новый появился, где детишки с Северов отдыхают бесплатно с мамами? – Николай кивнул, и в глазах его появился интерес. Впервые в жизни на меня смотрела заинтересованная акула. Интересный, неоднозначный опыт. – Так это его санаторий. И ребятишек с Якутии он туда за свои отправляет.

– А где конкретно? – уточнил пловец.

– Мыс Посьета. Между заливами Суслова и Гамова, – ответил я.

– Хорошие места, знакомые. Деткам раздолье, вода прогревается рано, весь сезон хорошо там. И течений подлых нет. Сам бывал? – поинтересовался Ихтиандр-людоед, хотя при словах о детях и воде лицо его как-то разгладилось, а глаза подобрели.

– Не успел пока. На будущий год планировал выбраться, по весне.

– Лучше осенью. В сентябре там рай. Тепло, красиво, вода – сказка. Если в августе-сентябре прилетишь – найди меня, такую экскурсию устрою – закачаешься! – с улыбкой пообещал он.

– Лады, – кивнул я, стараясь, чтобы это не прозвучало чересчур облегченно.

– Так это для тебя, выходит, я крестик выкапывал? – поинтересовался Николай.

– Для меня. Там кроме него ничего не осталось от хозяина?

– Держи, – он отцепил от пояса какую-то торбу с отверстиями понизу, видимо, специальными, чтобы вода не задерживалась, когда на сушу выходишь, – и крестик тоже бери.