– Я это не транслировала, – ошеломленно произносит она, прерывисто дыша. – Скажу, что моя камера повредилась при падении, но только не делай так больше… Что с тобой вообще происходит?

– Мы приехали сюда, чтобы проверить, есть ли зацепка с этой чертовой татуировщицей, – отвечает он, демонстрируя имплант, вырванный у Дополненной. – Вот и проверим.

Карлос смотрит на неподвижное тело, и Алин понимает по его виду, что он в курсе своей проблемы. Он жестом активирует микродрон и произносит привычную речь:

– Код задания отправлен через ретинальный скан, операция завершена, цель находится в критическом состоянии и остается на месте согласно протоколу наземных миссий. Продолжение протокола: изучение чипа уголовного надзора. Отправка немедленная. Оценка действий Алин Руби: интеллект – А, инициатива – С, следование инструкциям – С. Достойна поощрения.

С этими словами, в то время как Алин не может отвести взгляд от этого вдруг ставшего чужим лица, он достает карту памяти из устройства, заляпанного кровью, и вставляет ее в микродрон.

– Есть хочешь? – спрашивает он у Алин, глядя на нее еще мутными от ярости глазами.

– Иди в задницу.

Он не отвечает, и в молчании, наполненном обидой и сомнением, они направляются к выходу…

В этот момент их имплант личной связи начинает подавать сигналы.

Они переглядываются.

Голос Криса на их общем канале.

Как бы странно это ни казалось, но их лучший друг является не только одним из самых богатых людей обеих планет (который, кстати, смог позволить себе роскошь обойти военные протоколы, чтобы связаться с ними в разгар операции), он еще и отличный парень. Парень, который после окончания их совместной учебы не раз предлагал им принять участие в таких рискованных предприятиях, в которые мы обещаем себе никогда не ввязываться… прежде чем в итоге согласиться, поскольку платят за них гораздо больше, чем за избиение байкерш со стальными зубами в подпольных тату-салонах с пожелтевшими компрессами и кустарными дезинфектантами. Эту возможность подзаработать он предоставляет по старой дружбе, безоговорочно им доверяя и даже не задаваясь вопросом, хватит ли у них способностей и опыта дойти до конца.

Алин сплевывает, качает головой и беспомощно разводит руками.

Они прослушивают голосовое сообщение.

«Салют! Вас можно поздравить или меня ввели в курс дела раньше вас? – Смеется. – В детали вдаваться не буду, учитывая канал, но знайте, что о вас говорят на самом верху. Не знаю, благодаря кому вы все это провернули, но ставки будут высокие, если это во что-то выльется… Очень высокие. Отдохните, выпейте, расслабьтесь и забегайте ко мне за деталями! Завтра? До встречи!»

Конец сообщения.

По сути, милое послание, легкое и дружеское. Только вот, глядя на Карлоса с его окровавленной рукой и взглядом, полным адреналина, смущения и желчи, Алин не чувствует себя в состоянии смаковать эту тайну – тем не менее достаточно интригующую – и обещания их «самаритянина», подсунутые прямо им под нос.

– Как думаешь, о чем он?

Карлос молча пожимает плечами, устремив взгляд в пустоту, и это полное отсутствие энтузиазма лишь усиливает вроде бы ничем не обоснованное предчувствие Алин, что они влипли в какое-то дерьмо.

2
Изис

С Земли Марс выглядит стереотипно: проецируемый миллионам абонентов-землян на их оптическое устройство виртуальной реальности, он кажется обманчиво близким, почти досягаемым, даря свою красно-оранжевую ложь взглядам, полным надежды, но также и гнева.

Положив ноги на приборную панель служебного автомобиля, Алин заставляет себя разглядывать Марс, забыться в исследовании его поверхности, испещренной черными линиями: каньоны, изломанные рельефы, прямолинейные периферии, соединяющие с Ноктисом огромные участки раскопок, наводненные машинами и роботами. Гвоздь жизни, забитый без анестезии в красный песок жестоким массивом человеческих технологий, – столица процветает, взращиваемая безнравственной гениальностью потомков бывшей земной элиты.

Алин пытается сосредоточиться на этой картине, потому что ей необходимо как-то прийти в себя после тройного апперкота, который она только что получила от жизни: съехавший с катушек Карлос, непонятное сообщение от Криса Ройджекера и, пожалуй, еще гнетущая тишина, установившаяся в машине после того, как они покинули подпольный тату-салон и оставшееся в нем тело.

Словно отвечая на ее растерянность, Карлос прочищает горло.

– Я сожалею, ок? – произносит он громко, чтобы убедиться, что Алин не пропустит ни слова.

Для Карлоса извиниться – это словно наступить на раскаленного морского ежа, поэтому он предпочитает обходить их стороной.

Алин считает, что он выглядит по-дурацки, застыв на своем сиденье с гордым видом вестготского полководца, и она уже не знает, почему хочет дать ему пощечину – за то, что он вызвал у нее панику во время операции, или просто для того, чтобы стереть это дерьмовое выражение с его лица.

– Я солгала боту насчет твоей оценки, – говорит Алин тоном, который дает Карлосу понять, что пока она сердится на него не настолько, чтобы поставить под угрозу их дружбу. Он кивает и робко улыбается, ему плохо. – И это не так важно. – Он снова кивает. – Но это не отменяет того, что ты продырявил глаз рецидивистки инструментом для татуажа, как там… тату-машинкой. – Он слегка дергает головой. – И с этим я пока не знаю, что делать. – Он медленно кивает еще раз, не отрывая взгляда от дороги, и Алин шумно выдыхает, глядя на проносящийся за окном урбанистический пейзаж. – Ты плохо выглядишь, – добавляет она.

Лицо Карлоса замыкается, в его глазах плещется смесь смущения и беспомощности.

– Очень плохо, Карлос… – настаивает она. – Крис сообщил, что мы, похоже, в двух шагах от крупного дела: если заказчик, о котором он говорит, сидит на самом верху, нас ожидает не просто повышение, а финансируемый доступ к модулям Элиты, двойная зарплата, по трое подчиненных каждому и семь дней отпуска в год…

Автомобиль останавливается в нескольких сот- нях метров от хаба, откуда они собираются отправиться в космопорт, из которого шаттл доставит их до Марс Экспресса. На веренице гигантских экранов для автомобилистов, томящихся в ожидании, крутят сериалы в реальном времени; проводят перспективные опросы, оплачиваемые магнатами агробизнеса, строительства и экологических технологий для выбора какого-нибудь кабального законопроекта; рекламируют услуги на борту по сниженным ценам (дрянные телеканалы, дрянные боты, дрянные голограммы, религиозные службы); информируют о событиях в культуре, а также о продаже билетов на предстоящую выставку чрез- мерно распиаренной дочери-вундеркинда богатейшей семьи Эдо-Джендал. Муза, навязанная сетями и массами, яростно восхваляемая эстетами, критиками и свитой ее родителей, – пятнадцатилетняя Тэм Эдо-Джендал – уже успела очаровать оба мира.

В салоне повисает менее тягостное молчание, задумчивое, похожее на выдох перед прыжком. И тут Карлос наконец выдает то, что терзает его уже несколько недель:

– У нас с Кэрол все кончено. – Алин замирает. – И можешь не скрывать своего облегчения… Просто меня это угнетает.

Алин, вскинув брови, глубоко вдыхает и с шумом выдыхает. Не зная, что на это сказать, она стучит пальцем по своему стеклу, чтобы активировать торговый интерфейс, перетаскивает туда с гигантского экрана анонс о виртуальной выставке девчонки: тактильные действия давно не в ходу, но это помогает заполнить неудобные паузы.

– А чего бы ты хотел? – в итоге интересуется она, заказав два билета на завтра, больше из желания потянуть время. Карлос вздыхает с задумчивым видом, затем недовольно морщится, наблюдая, как машины притормаживают и постепенно скапливаются перед ними.

– Мне нужна передышка… – бросает он, массируя правый кулак. – Будь прокляты все эти чипы. – Он смотрит на нее. – Стерибаг меня подвел. Фертильность была на максимуме: я сделал Кэрол беременной.

Алин цепенеет. Не потому, что он сообщил ей о предстоящих юридических, финансовых и родительских проблемах, а потому, что она знает его слишком хорошо, чтобы не почувствовать, что на его поясе не хватает одной гранаты: застрявшая где-то между его кишками и гортанью, она грозит взорваться в любую минуту.

– Ты справишься? – наконец спрашивает она, испытывая головокружение от того, что видит своего лучшего друга в таком состоянии.

– Я ничего не понимаю в детях. Я…

– Я говорю о Крисе! – прерывает она его. – Ты справишься, если он предложит нам дело? О твоем ребенке еще будет время подумать…

Она матерится, закрыв лицо ладонями, затем достает из кармана маленькую бутылочку с синтетическим эфирным маслом, откупоривает ее и жадно вдыхает.

– Тебе помогает эта дрянь?

– Уж получше, чем твоя фляга с самогоном…

Машин снаружи скапливается все больше, и сотни гигантских экранов тут же перестраиваются, увеличивая поток рекламы, чтобы заполнить ею бездействующие мозги. Алин вздыхает и собирается продолжить разговор в более спокойной манере, но краем глаза замечает какой-то индикатор на приборной панели.

– Это еще что?

Карлос проводит рукой по лицу и недовольно кривится.

– Ерунда какая-то… – Он проверяет свой водительский дисплей, стучит пальцами по потолку. – Ничего не понимаю… Нормально же ехали перед торможением…

«ВЫЗОВ СЛУЖ… ПОДДЕРЖКИ. НЕ ПОКИДАЙТЕ САЛОН… МОБИЛЯ».

Синтетический голос, призванный успокоить, шипит и икает.

– Отменяй, – бросает ему Алин. – У тебя есть механическое управление? С моей стороны тактильные команды перестали работать… – Она снова вздыхает и тщетно стучит по стеклу своей дверцы, чтобы проиллюстрировать свои слова. День сегодня явно не задался…

Снаружи движение постепенно возобновляется.

Когда их автомобиль, издавая звуки, свидетельствующие о неисправности, медленно поворачивает на аварийную полосу, Алин и Карлос протягивают руки к своему служебному оружию и внимательно осматривают окрестности. На военных машинах облако запускает цикл обслуживания каждые десять секунд, поэтому они никогда не ломаются.

В пятнадцати метрах от них припаркованы две машины техпомощи, судя по цвету, принадлежащие предприятию, обслуживающему космопорт. Стоящие рядом шестеро служащих наблюдают за ними. Их форменные кепки низко надвинуты на лица.

– Даже не пробуй, двери заблокированы… – шепчет Карлос, не поворачивая головы к Алин.

Женщина атлетического телосложения в широкой пепельно-серой спецовке отделяется от группы и уверенным шагом направляется к ним. Алин тут же поднимает свой пистолет и направляет на нее.

– Что за хрень тут творится… – продолжает Карлос, после чего пытается открыть канал мыслесвязи со своим начальством. Сигнала нет. – Они нас изолировали, Алин. Готовься…

Алин мысленным приказом настраивает свой интерфейс помощи в прицеливании. Готовая перейти к действию, она глубже вжимается в кресло и набирает большим пальцем на своем оружии код, снимающий ограничения на использование в случае атаки.

– Неужели это дружки татуированной байкерши? – спрашивает она Карлоса, не сводя глаз с женщины. – Это что еще за кукла? – Она секунду колеблется, нахмурив брови. – Мне кажется или у нее в руках табличка?

Широко улыбаясь, в форменной кепке, сдвинутой на затылок, предводительница банды, в отличие от своих коллег, даже не утруждает себя быть похожей на работников службы: из-под закатанных рукавов спецовки виднеются ее биомеханические предплечья в голубоватых прожилках, а ее хромированные руки, каждая из которых, наверное, стоит дороже квартиры в центре Ноктиса, сжимают небрежно вырезанный кусок старого картона, на котором детским фломастером написано какое-то слово.

– Ну что, стреляю? – говорит Алин. – Я не вижу отсюда, что там написано. Она что, не могла связаться с нами из кассы?