Как итог, было принято решение о создании специального органа власти, который и будет контролировать ведение всех боевых действий напрямую, решая проблемы в «узком кругу». По аналогии с политбюро, который заменяет верховный совет. Последний, кстати, еще так и не был собран ни разу, хотя конституция, где было прописано о его создании, уже принята. Но сначала нужно было «наполнить» этот орган власти людьми – провести выборы, а вот этого было еще не сделано. И с наступлением войны вопрос о выборах повис в воздухе – неизвестно теперь, когда вообще «руки до этого дойдут».

На меня косились, все же большинство присутствующих были военными и пришли в форме, и я в своем сером костюме и при галстуке выделялся, как белая ворона на ветке. Однако ничего не говорили – абы кого сюда не пустят, это понимали все. Но наконец все расселись и на трибуну вышел Климент Ефремович.

– Товарищи командиры, – прокашлявшись, начал он. – Сейчас перед вами будет выступать товарищ Сталин. Поприветствуем.

Раздались аплодисменты, которые я поддержал. На больших выступлениях Иосифа Виссарионовича я бывал редко, и в основном слушал его, когда был на заседаниях партии, что тоже было давненько. Так что интерес, как он себя ведет на публике, у меня еще присутствовал.

Под аплодисменты Ворошилова сменил Сталин. Он скупо улыбался, приветственно махал рукой, и выглядел очень довольным приемом. Тут он попросил тишины, и овации стихли.

– Товарищи, – начал он. – К сожалению, повод нашего собрания не самый приятный. Агрессивные действия Третьего Рейха вынудили нас вступить с ним в войну. Вы все об этом знаете, как о причинах, так и нашей готовности к боевым действиям. Реформа Красной армии не прошла бесследно. Дезорганизация, неукомплектованность, небоевые поломки техники… – Сталин говорил, и каждое его слово отдавалось в тишине зала гулким и мрачным эхом. Словно палач зачитывает список грехов, перед тем, как объявить об имени преступника и озвучить приговор. Я даже заметил, как рядом поежился один генерал. Перечислив все проблемы, Иосиф Виссарионович продолжил. – В связи с выявленными недостатками, мириться с таким положением дел нельзя. Это преступно! Но и неспешно все исправить уже не получится. Кроме Германии, вставшей на путь национализма, крайне враждебного нашем идеалам интернационала, на Востоке поднимает голову и ищет жертву еще одна страна – Япония. Понукаемая капиталистами из Великобритании и США, она уже напала на союзный нам Китай, и выдвинула войска к нашим границам. Это тоже требует нашей самой скорой реакции. Это вынуждает нас открыть второй фронт, иначе, задавив китайских коммунистов, враг не удержится и направит свои силы на нас. Оперативность, на которую нас толкают события в Европе и Азии, требует создания специального органа власти. Органа, который будет способен решать возникающие проблемы в режиме реального времени, а не от собрания к собранию. На постоянной основе! Мы с членами политбюро уже обсудили вопрос и приняли единогласное решение – такому органу быть! Его название – Ставка Верховного Главнокомандования. Члены политбюро поручили мне возглавить этот орган. Среди вас, товарищи, много боевых командиров, прошедших и империалистическую, и гражданскую войны. Самые выдающиеся из вас войдут в совет и будут отвечать – каждый за свой участок фронта. Список назначений зачитает маршал Ворошилов. К сожалению, не все отчеты с мест являются правдивыми и соответствуют действительности. Опираться на неверную или даже откровенную лживую информацию мы не имеем права. Неверная информация ведет к ошибочным решениям. Ошибочные решения – к поражению и потерям. Поэтому считаю необходимым усилить Ставку Верховного Главнокомандования «ушами и глазами» – ее представителями в войсках. Эти люди, верные народу и партии, должны будут выезжать на фронты и собирать информацию о положении дел. После чего докладывать в Ставку – напрямую, без утайки и замалчивания, что происходит на фронте. Понимаю, что иногда ситуация такова, что требует немедленного вмешательства. Для этого решено наделить представителей правом отменять решения командиров, вплоть до уровня командира фронта, и отдавать приказы от имени Ставки. Список представителей готов, с ним можно ознакомиться на выходе из зала. А сейчас слово товарищу Ворошилову.

Климент Ефремович вновь поднялся на трибуну и зачитал короткий список имен, некоторых – даже уже с «назначением ответственности». Так, маршал Блюхер получил свою зону ответственности – Дальний Восток. Театр военных действий ему был знаком, поэтому никого это назначение не удивило. Маршалу Тухачевскому отдали «под надзор» бронетанковые дивизии и кавалерию. Маршал Белов должен был отвечать за работу западного фронта. Кроме них назначение получило и несколько генералов, которые должны были «усилить» маршалов.

Собрание завершилось, и люди поспешили покинуть зал, чтобы уже в более тесном кругу по интересам обсудить новость и поделиться мнениями. Многие, как и я, пошли почитать список представителей. И если до этого момента я недоумевал, зачем меня сюда вообще позвали, то теперь все встало на свои места, когда я наткнулся на свою фамилию в списке!

Глава 3

Ноябрь 1937 года

– Ох, Сереженька, что же теперь будет? – причитала мама.

– Не тарахти, Ольга, он уже не мальчик, – отмахнулся отец.

– Так он же даже не служил! – всплеснула она руками.

– Так и воевать сам не будет, – хмыкнул в усы батя. И остро посмотрел на меня. – Правда, не понимаю, что ты за специалист такой, что будешь опытных командиров проверять? Мой тебе совет, Сергуня, не лезь им под руку! Нет ничего хуже, чем дурак с инициативой. А уж ежели он еще и при власти…

Тут он не выдержал и засунул папиросу в рот. За что тут же получил по руке от мамы. Мы сидели в нашей квартире, и курить в доме она ему строго запрещала. Люда в этот момент хозяйничала на кухне. Надо было Лешу с Ирой покормить. Но скоро тоже присоединится к нам и тогда причитания женской половины нашей семьи увеличатся, причем не в два, а как бы ни в десять раз.

Новость о моем новом назначении я скрывать не видел смысла. Поэтому и Люде рассказал все в тот же вечер, а она уже и родителям передала. И вот на следующий день батя с мамой пришли к нам в гости. Лишь сестры Насти не хватало, но у той учеба полным ходом идет.

Я и сам был не рад новой должности. С информбюро меня никто не снимал, да и как я узнал, ни один «представитель» не лишался своей работы на прежнем месте. И назначались люди, так или иначе связанные с фронтом. Вот я – глава внешней пропаганды СССР – был чуть ли не прямым виновником того, что страна вступила в войну сейчас. Логично, что меня решили добавить в список. Если лично побываю на фронте, то смогу увидеть все своими глазами и лучше координировать работу журналистов Бюро, как и правильно расставлять акценты в газетах и листовках. Умом я все понимаю. Но вот на душе свербел червячок страха. До меня приходило осознание того факта, что я не просто могу, а точно окажусь на передовой. Может и не в окопах, но все равно рядом с линией фронта. И получить случайный осколок от прилетевшего артиллерийского снаряда – вполне возможный вариант моей смерти. Из глубины поднимался страх человека, никогда по-настоящему не участвовавшего в войне. И мое предложение – ударить первыми – уже не казалось таким уж хорошим. Понимание, что могу потерять все, что имею – семью, детей, работу в один миг – медленно просачивалось в подсознание. Это малодушие я пытался стряхнуть, выкинуть из головы. Но получалось с трудом. Легко говорить о смерти и войне, когда она тебя не касается. Также легко самому идти в бой, когда ты молодой и даже не задумываешься о том, что сам способен умереть. Я еще не старый, но опыт прошлой жизни и, скорее всего, мое попадание в это тело говорят, что смерть не просто возможна. Она неизбежна. И самое главное – она может прийти внезапно. В момент, когда ты ее не ждешь. А я уже два раза был на кромке. Тогда все обошлось, а сейчас?

Переживания мамы и Люды лишь добавляли мне мрачных мыслей и раздражали, а не помогали. Отец тоже это заметил и, когда мама пошла на очередной виток причитаний, рявкнул на нее.

– Хорош нудеть! – стукнул он кулаком по своему колену, так как стола никакого рядом не было. – Вы, бабы, если поддержать не можете, лучше вообще помолчите! А ты, Сергуня, меня все-таки послушай. Твоя главная обязанность как этого, представителя, она какая?

– Смотреть, что на фронте происходит. Докладывать в Ставку о реальном положении дел.

– Вот смотри и докладывай, – кивнул батя. – А с советами своими под руку командирам не лезь! Лучше для всех будет. Ты, я знаю, любитель советы раздавать. Но иногда совет и во вред пойти может. Услышал меня?

Прекрасно услышал. Сам вспоминаю свои слова о необходимости нанести удар первыми чуть ли не каждый час. Поэтому просто кивнул. Может, тогда я и прав был, однако последствия теперь пожинать всей страной будем. И самое для моего настроения паршивое – ответственность по факту на мне.

Долго ждать первой командировки не пришлось. Через три дня мне пришло письмо за подписью Сталина о моем направлении в штаб Западного фронта – проверить, как идет проход войск по территории Польши, как происходит размещение армии, в каких условиях живут солдаты и всего ли хватает войскам в материальном плане.

Чтобы сильно не выделяться на фоне бойцов и командиров, я приобрел офицерскую форму без знаков различия. Хоть в глаза сильно бросаться не буду, такая у меня была надежда. И признаться, в первые мгновения она себя не оправдала. И дело не в отсутствии погонов и петличек. Просто новенькая форма сама по себе резко выделялась, так еще и носить я ее не привык и на фоне обмятых по фигуре, сидящих так, словно в ней родились, командиров, я выглядел «ряженым». Надежда была одна – в пути я все же разношу эту одежду, да и невольно скопирую походку и поведение офицеров. Тогда хоть «на человека», как выразился маршал Буденный, с которым я ехал в одном вагоне, стану похож. Звание маршала он получил еще пару лет назад и Беловым его «усилили». Точнее, Буденный отвечал за непосредственное командование фронтом, а Белов его «курировал» в Ставке. А так-то Семен Михайлович был первым, кто возглавил наш экспедиционный корпус в Рейх, поэтому и о делах фронта знал лучше всех. В Москву же его отозвали как раз из-за формирования Ставки, и выслушать доклад о ходе военной кампании.

– Жаль, что у меня танкистов забрали, – сетовал он. – Миша, конечно, тоже танками болеет, но не могут бронемашины самостоятельно идти в бой, без поддержки пехоты! Это вспомогательные войска, а Миша спит и видит, как они лавиной накатывают на врага!

– Разве это плохо? В танке боец лучше защищен. А когда их много, то как такую лавину остановить? – заметил я, а память подкинула воспоминания о деде, который рассказывал о Курской дуге и самом масштабном сражении танковых дивизий во Второй Мировой.

– Эх, молод ты еще, – хмыкнул Семен Михайлович. – Танк загорается легко, как спичка. Достаточно пару человек в окоп посадить, где те схоронятся, а мехвод их и не заметит! Вот они подпустят поближе боевую машину и ка-а-ак жахнут! И все – писец и танку и экипажу. Для того пехота и нужна. Танк для нее – прикрытие, чтобы на расстояние броска дойти, а затем все меняется и уже пехота танк защищает.

В словах Буденного был смысл. Видел я современные танки, они и правда имели мало общего с танками будущего. Но посмотрим, как будет на деле. Может, даже такие броневойска способны выполнять схожие задачи и маневры, как их «потомки» более совершенных моделей?