– Тем не менее из камеры князь Каменский исчез, не так ли? – замечает Урусов. – А судя по протоколу обыска, никакого портала у князя с собой не было. А если и был, то в протоколе он не отмечен. Полагаю, нам с князем пора. Петицию о вашем служебном несоответствии, господин капитан, я уже составил, но ещё не отправил, и это славно. Внесу новые пункты. Оформляйте князю Каменскому подписку о невыезде, и закончим на сегодня.

– Если он подастся в бега, отвечать за это будете вы!

– Несомненно, – кивает Урусов. – Ну? Шевелитесь уже! Вы за это получаете зарплату. Пока что.

Полчаса спустя мы с Урусовым выходим из здания Экспертного следственного отдела.

Дойдя до своей машины – шикарного «Русича», кстати, – он останавливается и негромко говорит:

– Надеюсь, князь, вы поняли, что покидать столицу и её окрестности вам нельзя.

Киваю.

– На самом деле то, что произошло с вами в камере, недоказуемо… Однако портал в протоколе действительно не обозначен… Вас обыскивали?

– Да. Портала у меня действительно не было. Я сказал правду.

– Верю. Однако положение очень серьёзное. Видите ли, если бы документы были оформлены в соответствии с законом, даже я ничего не смог бы сделать. И сразу предупреждаю: снять капитана Баканова с должности не выйдет. Увы-увы… Да и передать ваше дело другому следователю не удастся. Хотя, возможно, это и к лучшему… Ну посмотрим. Вы можете сейчас побеседовать со мной, князь? Мне нужны подробности.

Почему нет? Тем более что подробности нужны и мне.

Соглашаюсь:

– Пожалуй, могу.

Вот только мне надо потянуть время. Буквально пару минут.

Всё время, которое я проторчал в следственном отделе, я чуял Шанка. Он никуда отсюда не делся. А на выходе оказался совсем рядом.

Урусов открывает передо мной дверку. Сажусь и, дождавшись, пока адвокат устроится за рулём, говорю:

– Минутку, Юрий Владимирович. Для начала мне хотелось бы знать, кто вас нанял.

Урусов улыбается:

– Граф Хатуров, ваш опекун.

Разумеется.

– И сразу: я не совсем в курсе происходящего.

– Расскажу, – кивает Урусов. – Только у меня тоже есть основной вопрос, князь. Вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не в курсе?

– Только час назад узнал, что именно мне предъявляют. И даже понимаю причины обвинения: в сейфе графа Горчакова обнаружили мою сумку. Это мне Баканов вот сейчас рассказал. Вчера мне вообще обвинений не предъявили.

– Что тоже является нарушением, – хмыкает Урусов. – Едем?

Киваю.

Уверен, что Шанк уже прицепился к днищу адвокатской машины.

⁂

В своём офисе Урусов продолжает держаться исключительно вежливо. Понятно, что адвокат должен знать о подзащитном абсолютно всё. И я предоставляю ему те факты, которые могу изложить. В том числе повторяю то, что сказал вчера Горчакову по поводу моей сумки.

История с дважды пропадавшей сумкой кажется совершенно идиотской и мне самому. Но тут без вариантов.

Однако я вижу, что Урусов мне не верит. Но он профессионал и понимает: работать ему придётся с тем, что есть.

Зато графа Горчакова я сдаю ему без единого сомнения и почти во всех подробностях. И историю с Максом, которую, впрочем, он знает, и вчерашний визит Горчакова в Экспертный следственный отдел, и позволенное ему свидание со мной, и то, как и по какому поводу он угрожал мне.

– Итак, резюмируем… – задумчиво говорит Урусов, откидываясь в кресле. – Граф Горчаков одолжил у британского посла некий ценный артефакт, чтобы попытаться излечить своего сына. Артефакт у него из сейфа пропал, а вместо него там появилась сумка, которая принадлежит вам, князь. Боюсь, что вас… подставили.

Пожимаю плечами. Не зная о существовании Шанка, появление в сейфе моей сумки действительно можно объяснить только подставой. А значит, Урусов будет копать то, чего нет: искать не просто вора, а человека, пожелавшего меня подставить.

– Сумку у вас крали уже дважды, – продолжает Урусов. – И если причина второй кражи понятна, то причина первой…

– Ничем не могу помочь, – уверяю я. И спрашиваю на всякий случай: – А вернуть её мне никак не получится?

– Пока что нет, князь. Основная улика, вы же понимаете. Но продолжим. Сумку вашу открыть не удалось, но артефакта в ней нет – это установлено экспертами. И да, князь, я понимаю, что вы не стали бы оставлять свою вещь на месте преступления. И понимаю это не только я. Но при всём понимании факт-то остаётся фактом. Именно из-за сумки вы связаны теперь подпиской о невыезде и находитесь под следствием. Стало быть, необходимо найти того человека, который вашу сумку в сейф положил. Ну или же – сам артефакт.

Урусов смотрит на меня в упор и добавляет:

– Жаль, что вы не можете рассказать мне все обстоятельства, связанные с этой сумкой. Мы понимаем друг друга?

– Вполне, – отвечаю я, отвечая таким же взглядом.

Адвокат разводит руками:

– Н-ну-с… Значит, будем работать с тем, что есть. При иных обстоятельствах было бы возможным попытаться обвинить самого Горчакова… Зная его характер, лично я способен поверить, что он считает вас виновным в происшествии с его наследником и решил отомстить вам вот таким образом. Но только в том случае, если бы пропавший артефакт принадлежал самому Горчакову. Но увы, это не так. Словом, князь, пока у меня больше нет к вам вопросов.

Он улыбается и добавляет:

– По крайней мере таких, на которые вы могли бы ответить.

Хмыкаю. Зато у меня есть.

– Юрий Владимирович. Скажите, а из каких соображений Горчаков вообще написал заявление о пропаже артефакта?

Урусов вздыхает.

– О, это неприятная история. У графа Горчакова не было выхода, князь. Британский посол потребовал предъявить артефакт, потому что слухи о проблеме сына Горчакова дошли и до него. Испугался, видимо, как бы такую ценность не попортили, решил проверить. И, поверьте, британскому послу совершенно наплевать, кто виновен. Давал-то он его именно Горчакову.

Да уж. Пожалуй, графу можно и посочувствовать. Сначала сын лишился дара, потом чужой ценнейший артефакт спёрли. Не сахарное положение. А тут я…

– Что ж, Никита Станиславович. Мы обсудили всё, что возможно. Возвращайтесь в лагерь и по возможности не допускайте пока никаких… происшествий. Разумеется, следствие затянется, и вас не раз ещё будут допрашивать. Но не в ближайшие две недели, это я вам гарантирую.

Усмехаюсь в ответ.

По ходу, адвокат Урусов тоже советует мне вернуть или найти пропавший артефакт. В ближайшие две недели. Пока сам Урусов будет кропотливо тыкать Экспертному следственному отделу, главе Тайной канцелярии, а возможно, и британскому послу о том, как неправомерно меня задержали, о недостаточности улик и так далее и тому подобное.

Всё верно.

Я бы и сам себе это посоветовал.

– Кстати, князь, не забудьте поблагодарить вашего куратора, майора Зверевича. После вашего ареста он мгновенно позвонил графу Хатурову, а через два часа предоставил мне видеозапись вашего ареста – к сожалению, только после того, как вас вывели из казармы. Но беспредел, которые сотрудники Баканова устроили в самой казарме, он тоже изложил в подробностях, и мы зафиксировали это письменно.

А вот о камерах я не подумал… Не привык я к камерам, которые в этом мире натыканы даже на перекрёстках.

Клизма Шанкры! Остаётся радоваться, что камеры нет в казарме. Киношка о том, что мы с рукой бога вытворяли там позавчера, когда Шанк превращался в магический посох, стала бы бестселлером.

– Вас ожидает машина, князь, – с некоторым смущением говорит напоследок Урусов. – Если не возражаете. Простите, что взял на себя смелость… но вам действительно не стоит гулять по столице.

Надеюсь, Хатурова в той машине нет. Беседовать ещё и с ним нет никакого желания.

А Урусов спускается к машине вместе со мной.

И я понимаю зачем. Не проследить, чтобы я уехал именно в лагерь, а удостовериться, что я сяду в нужную машину с нужным водителем.

Любопытно, кого именно он опасается? Старшего Горчакова? Каких-то ещё моих врагов?

Напрасно.

Некоторые враги с сегодняшней ночи сами меня опасаются. Например, Колдун – владелец лаборатории, где изменяют людей; он же – глава организации «Братство свободных», члены которой желают свергнуть власть аристократии.

Конечно, это серьёзный противник. Но при первой нашей встрече я похитил Колдуна из его собственного бункера, да ещё и спёр у него кусок пространственного дара. А при второй встрече я его убил бы – да вот богиня любви помешала…

Выхожу из здания и едва не сплёвываю со злости на асфальт.

– Доброго дня, Никита, – мрачно здоровается человек, стоящий около своего чёрного «Сокола ЛХ–200».

– Доброго, Александр Васильевич, – отвечаю не менее мрачно.

В общем-то, адвокат не мог не вызвать Хатурова, так что, прощаясь с ним, я не показываю раздражения.

Но предпочёл бы встретить сейчас кого угодно, кроме моего опекуна. Даже и Тею.

С Хатуровым я катаюсь по Москве до позднего вечера – помимо меня, у графа оказывается в столице куча дел. В том числе в башне Императорского училища.

Судя по тому, что он спокойно отпускает меня в мои апартаменты переодеться, старшего Горчакова в башне нет и не предвидится.

Наверняка вылизывает задницу британскому послу, бедолага.

Глава 4

До лагеря мы добираемся глубокой ночью. Настолько глубокой, что даже Зверевич, встретив нас на КПП и бросив на меня взгляд, лишь крепче сжимает губы. Видимо, чтобы изо рта не вылетела очередная ехидная тирада.

Но я и правда устал. Сутки выдались те ещё, а уж встреча с богиней любви так и вообще заколебёт кого угодно. Так что через КПП я прохожу, не осчастливленный тонной его яда. Впрочем, что-то такое себе под нос майор всё же бурчит. Я ловлю фразу про «не в меру нежных гимназисток».

– Вещи забрал – и вперёд. Там Мария кое-что передала. – Хатуров кивает мне на открывшийся багажник своего «Сокола ЛХ–200». – И до скорого, Никита. Очень надеюсь увидеть тебя в моём поместье через две недели.

Сказано таким тоном, что я понимаю: ехать в поместье всё же придётся. Хотя планы были другие. Мне нужно искать артефакт британского посла. А ещё у меня божественная тьма не воспитана, богиня любви не удовлетворена и заговорщики против короны не выловлены. Мне не до домашних пирожков. И не до девичьих страданий в лице хатуровской горничной Танечки, которая оборвала мне телефон, пока я торчал в столице.

Молча вытаскиваю из машины здоровенный рюкзак. Значит, графиня Хатурова решила побаловать «приёмыша» Никиту. Но смотреть сейчас времени нет, придётся оставить до казармы.

Пока Хатуров и Зверевич идут к штабному зданию, мельком замечаю тень, метнувшуюся из-под днища графского лакированного внедорожника прямиком к казарме. Значит, Шанк не потерялся по дороге.

Хотя сейчас я совершенно уверен: даже если потеряется, ничего страшного не случится. Он найдёт меня где угодно. Как и…

Хлоп!

Едва удерживаюсь на ногах, когда на грудь наскакивает что-то тяжёлое. Точнее – тяжёлое, пушистое и…

…малость вонючее.

– Кр-р-райт! Ты бы хоть змею свою выплюнул, прежде чем лезть старшему в лицо! – рычу, отпихивая радостную морду химеринга. Кажется, мой приезд застал его прямо в процессе охоты: из пасти торчит змеиный хвост.

Хотя… уже не торчит. Кошак делает глотательное движение, и двадцать сантиметров хвоста влетают в его глотку как макаронина.

Взваливаю рюкзак на плечо и закрываю багажник. Захлопывается мягко и неслышно. Песня, а не машина. Потом подхватываю кота под увесистый пушистый зад и иду в казарму. К чёртовой матери правило, что нельзя в лагере содержать питомцев! Мне можно.

Несколько удивляет свет в каптёрке. Обычно мы с командным составом лагеря существуем каждый в своём мире. Они не лезут к «графским сынкам», мы стараемся не создавать им проблем. Ну, если дело не касается старшины Сучкина. Этому нагадить сам бог велел.

Так кто ж сейчас бодрствует в два часа ночи?

Открываю дверь к парням.

– Камень, ты ли это? – под стать химерингу налетает на меня Токсин. Кажется, не спит только он.