– На улице жарко, выпейте кофе у нас. Мы, конечно, не профи, но тут есть разный кофе в дрип-пакетах, да и сладости найдутся. – Молодая женщина остановила гончарный круг, встала и отряхнула руки. – Я как раз собиралась выпить кофе.

– Но…

Не слишком ли бесцеремонно предлагать кофе случайному гостю? Или, наоборот, это проявление вежливости? Чонмин была в замешательстве.

– Всё в порядке. Присаживайся.

Девушка ловко пододвинула стул и мило улыбнулась. Её беспричинная улыбка показалась подозрительной, но отторжения не вызывала. Чонмин и сама не заметила, как попала под чары природных оттенков бело-голубой керамики. Удивительно, как нечто твёрдое, созданное человеком, может так ясно передавать природные цвета. Несколько лет назад Чонмин пришлось уступить настоятельной просьбе своей хубэ^[2] и принять участие в интервью «Вопросы к работающим выпускницам женского университета ХХ». Тогда на банальный вопрос о том, где она черпает вдохновение для создания текстов, Чонмин ответила так же банально: «В природе». Это не было ложью, она действительно вдохновлялась природой. Особенно морем – синим и безбрежным.

От кофе отказаться Чонмин не смогла. То ли из-за загадочного голубого света, разливающегося по поверхности керамики, то ли из-за того, что полные руки молодой девушки, придвинувшей стул, были такими милыми. Нет, скорее из-за того, что хозяйка мастерской так искренне ей обрадовалась. Ещё минуту назад лицо женщины выглядело отстранённым, как у оставшегося в одиночестве человека, а сейчас оно ожило. Эта перемена смутила и при этом почему-то обрадовала Чонмин. Она как заворожённая села и откинулась на стуле.

– Кофе с сахаром или чёрный?

– Чёрный, будьте добры.

– Ничего, что он будет терпкий? Кофе с кислинкой кончился. У моего кофе – свой секрет, поэтому он получается неописуемо вкусным независимо от того, из каких зёрен его варить. А ещё в следующий раз попробуй сладкий кофе. На самом деле он лучше всего мне удаётся.

В следующий раз? Она что, зовёт снова прийти сюда на кофе? Чонмин вежливо улыбнулась и коротко ответила: «Хорошо». Сидевшая рядом девушка ничего не говорила, и Чонмин это понравилось. Здесь явно было не принято вести светские разговоры из вежливости.

Пот быстро высох под прохладным воздухом из кондиционера. Трёх женщин окутала уютная тишина мастерской. Единственным, кто решил её нарушить, был кофейник, мощно выпустивший пар, как будто напоминая о своём присутствии. Аромат кофе потихоньку смешивался с землистым запахом, висевшим в воздухе, пропитывая воздух мастерской тем самым удивительным сочетанием, которое при всём желании нельзя описать словами. Запах глины и кофе. Чонмин никогда раньше и не представляла, что такой странный «парфюм» придётся ей по вкусу. В первую очередь её охватило ощущение безопасности, перекрывая банальное физическое обоняние и такие понятия, как «сладко», «горько», «противно», несмотря на то что девушка намного чаще доверяла своему носу, чем эмоциям.

– Вот, со льдом, чтобы освежиться.

Одна чашка с горячим кофе, две чашки со льдом. Сервиз, видимо, был ручной работы: его дизайн вторил тому, который так бросился в глаза Чонмин, когда она зашла в мастерскую. Молодая женщина за гончарным кругом пила кофе резкими глотками, как пиво. На первый взгляд казалось, что работать с глиной довольно сложно.

Летний зной выжал из Чонмин всю воду, и шоколадно-коричневая жидкость в шершавой чашке выглядела особенно манящей. Кофе, которым так гордилась хозяйка, оказался без сомнения восхитительным. В его вкусе не было ничего особенного, но в том, как он обволакивал язык, чувствовалась своя прелесть. Его аромат не походил на запах зёрен из сетевых кофеен – после семи лет в известной телекомпании и ночных смен вкус бодрящих напитков крупных брендов был ей знаком как тыльная сторона ладони. Она аккуратно подержала горькую жидкость во рту, стараясь охарактеризовать вкус через знакомые категории, но ничего в голову так и не пришло. Возможно, она просто потеряла сноровку: после увольнения с работы она несколько месяцев прекрасно спала дома и кофе ей был не нужен.

– Вкусно, очень. Можно спросить, что это за сорт?

– Если честно, я сама не знаю. Мне кто-то подарил. Может, это иргачефф?..

Чонмин захотелось разгадать секрет вкуса божественного напитка. Хозяйка мастерской увидела, как Чонмин кивает, и продолжила:

– У нас любой кофе получается вкусным. Думаю, секрет кроется в чашках. Это прочная керамика, обожжённая в печи при 1250 градусах. Чёрный кофе вкуснее, если налить его в селадоновую^[3] чашку цвета нефрита. А сладкий кофе, о котором я говорила, нужно обязательно пить из глянцевой белой посуды. Может, потому что она своим видом напоминает сахар, и кофе в ней кажется вкуснее.

Не развеяла таинственность местного кофе и молодая девушка.

– Я тоже поначалу не верила. Думала, что посуда не имеет значения. Это всё звучит как легенда о черепе, из которого отпил Вонхё^[4]. Но в этих чашках кофе удивительным образом ощущается по-другому. Точнее, тут дело скорее в аромате, а не в самом вкусе. Знаете, я химик, и это мне довольно долго не давало покоя. Даже пришлось провести исследования! Угадайте, что я выяснила? Поверхность керамики вступает в химическую реакцию с частицами кофе. Говорят же про керамику, что она «дышит».

– Удивительно!

Верь не верь, но слова женщин странным образом звучали убедительно.

«И правда, может быть, секрет не в зёрнах, а в керамической посуде», – подумала Чонмин и крепко взяла чашку обеими руками. Чашка была заполнена льдом, но при этом казалось, что ощущаешь только жар в 1250 градусов. Сама мысль о такой температуре была непривычна. Чонмин чувствовала, как от ладони по кровеносным сосудам в вены передалось тепло. В отличие от лёгкого ветерка кондиционера это тепло проникало глубоко в кости и снимало напряжение. Тело стало мягким и беспомощным. Холод не может победить тепло. Чонмин подумала, что ещё не раз вспомнит вкус этого кофе. Точнее, не вкус, а, как сказала девушка из мастерской, аромат.

– Вы случайно не продаёте посуду, которая там выставлена?

– Конечно, продаём. Не стесняйся, выбирай. Все чашки и кружки на продажу – в стеллаже, слева.

В отличие от посуды, аккуратно выставленной поштучно в больших магазинах с непомерно высокими ценами, здесь чашки стояли не особенно аккуратно. Они теснились и даже громоздились одна на другую. Чонмин испуганно подумала, не побьются ли они таким образом. Однако всё выглядело так привычно, словно шкаф с посудой дома на кухне. Когда она увидела белоснежную вытянутую кружку, сами собой в голову пришли мысли о карамельном макиато. При взгляде на чашку, где белый цвет переходил в нефритовый, Чонмин подумала о чае с молоком. Ещё там была чёрная как смоль малышка без ручки – даже захотелось тут же купить какое-нибудь хорошее мороженое и приготовить аффогато^[5]. Может, так повлияли слова хозяйки мастерской об «эффекте» от посуды – проработав много лет со словами, Чонмин легко окуналась в мир, которые они создавали. Она бережно, одну за другой, брала чашки обеими руками, ощущая ладонями их тепло. Ей стало интересно, какая же температура внутри горячей печи, в которой они обжигались. А ведь только что Чонмин вся вспотела и проклинала лето. Её нелогичное желание найти жар более невыносимый, чем погода на улице, заставляло задуматься.

– Я люблю кофе. По работе я часто не спала ночами. Мне бы такую… бодрящую чашку.

– Может, тогда сделаешь её себе сама?

Женщина предложила это так же легко и непринуждённо, как когда она звала Чонмин выпить кофе. Она умела говорить так, чтобы собеседник не почувствовал себя чем-то обязанным.

– У меня руки не из того места, это не для меня. Ничего не получится.

– Об этом не беспокойся. Вот она тоже была новичком, – хозяйка кивнула на молодую женщину, которая успела вернуться к кругу, – но теперь её работы уже продаются на ярмарках. Желания вложить что-то в посуду уже достаточно, чтобы начать.

«Желания что-то вложить в посуду…» В мыслях девушки снова пронеслись карамельное макиато, чай с молоком и аффогато. Понятно, что можно вложить что-то большее. Керамика обжигалась в печи при 1250 градусах и выходила оттуда горячая и твёрдая. Разве сможет она в себя вместить и что-то нематериальное, без запаха и веса?

– Ты здесь живёшь? – спросила хозяйка мастерской, прихлёбывая кофе.

– Да. Деревня Памгаси, четвёртая вилла. Переехала сюда чуть больше года назад.

Женщина широко распахнула глаза от любопытства:

– Так близко? Может, мы с тобой уже виделись.

– Вряд ли. Я всё время сидела дома, – беспомощно улыбнулась Чонмин.

– Я такая же. На самом деле я совсем недавно вылезла из своей пещеры наружу.

Чонмин прикусила губу.

«Я вытащу тебя из пещеры».

Эти слова ей уже говорили. Ей всегда казалось, что в намёке, что что-то делается во имя тебя, есть что-то обязывающее. Тот человек пытался быть хорошим другом, но для Чонмин, которая никому не могла даже минимально довериться, это звучало как угроза, как требование выставить себя напоказ.

– Но ведь пещера – это не обязательно что-то плохое, согласна? – Слова собеседницы прозвучали неожиданно.

Чонмин медленно кивнула, непонятно почему чувствуя себя в безопасности рядом с этой женщиной. Она продолжала сжимать чашку обеими руками.

Чтобы договориться о расписании занятий, пришлось затронуть опасную тему распорядка дня. Слегка смутившись, Чонмин сказала, что сейчас отдыхает от работы и у неё предостаточно свободного времени. Это было, конечно, небольшим преувеличением: её слова звучали так, будто она просто в отпуске. Обычно, когда кто-то признаётся в своей безработице, его начинают расспрашивать, как при приёме на работу: «Чем вы занимались до увольнения?» – и прочее. В финале этого фарса вас ждёт наигранное беспокойство: «Ох, вам, наверное, очень тревожно!», но будьте уверены – выводы о вас уже сделаны. Вас распределили в одну из двух коробочек: либо вы человек без амбиций, зато с неопределённым будущим, либо у вас проблемы с адаптацией в обществе. Однако хозяйка мастерской просто сказала: «Свобода – это хорошо». В этот момент Чонмин осознала, что рядом с этой женщиной можно не волноваться, она не стремится влезть в личную жизнь учеников и не будет их осуждать.

– Как насчёт начать с двух занятий в неделю, по вторникам и четвергам? Нужно познакомиться с глиной, для этого две недели позанимаемся ручной лепкой. Затем одно занятие перенесём на выходные, чтобы ты позанималась в группе. Меня зовут Чохи, можно называть меня «учитель». А это Чихе-си, твоя сонбэ^[6] по мастерской.

Закончив говорить, Чохи внезапно вырвала из календаря страницу с августом. Она обвела дни, когда у Чонмин занятия, и отдала ей страницу. Благодаря цифрам, заполнявшим квадратный листок, Чонмин действительно ощутила, сколько продлится месяц.

Всего 60 %

– Как насчёт вторника и четверга?

Подобно тому как после выключения света в глазах ещё какое-то время остаётся чёткий силуэт лампочки, слова Чохи продолжали звучать в ушах Чонмин. Накануне она даже впервые за долгое время поставила будильник. Пришлось залезть в журнал и окунуться в старую жизнь: в нём остались пометки о сигналах с семи до девяти утра с шагом в пять минут. Несмотря на непреходящее ощущение бессилия, Чонмин испытала облегчение оттого, что больше не обязана так жить. Будто впервые в жизни ей разрешили отдохнуть ещё немного.