Черты его лица еле уловимо дрогнули. Я вдруг увидела перед собой невероятно уставшего мужчину, который на один вдох вымучено опустил плечи. Но уже в следующий отвел взгляд и открыл двери.

– А что… говорила твоя мать еще? – зачем-то поинтересовалась я, когда машина въехала в бурлящий поток городского транспорта.

– Что хочет бывать дома чаще, – рассеяно отозвался он.

– А отец как к этому относится?

Север сделал паузу, прежде чем ответить:

– Он ее принял. Такой. Но ему тяжело. И он сам бывает дома редко, чтобы не ждать там ее в одиночестве…

– У них все нелегко…

– Они счастливы. И очень друг друга любят. Просто чужое счастье может выглядеть непривычно.

«Прямо как чье-то несчастье», – подумала я.

Мать Севера старалась изо всех сил, чтобы я хоть как-то чувствовала себя лучше, хоть и виделись мы всего несколько раз. Сначала она навещала нас в реабилитационном центре, потом мы приезжали к ним за город. Но я знала, что она – тоже не человек. В свои «за пятьдесят» она выглядела шикарно, будто моя ровесница. И это сводило с ума еще больше. Отец у Севера тоже был мужчиной весьма привлекательным, но у него хотя бы чувствовался возраст.

Боже, ну как такое возможно?.. Как же сложно в это все поверить!

Но я не одна такая. Я это знаю. Большинству женщин сложно. Другое дело, что сложно им по большей части потому, что их оборотни – ублюдки. Север… Он не был сволочью. Но для меня он все равно был кем-то… кого невозможно принять таким, как он есть.

Когда мы приехали домой, я сразу удалилась в ванную, попросив у Севера полчаса в одиночестве. Пока набиралась вода, я сползла на пол и уперлась спиной в бортик, пытаясь утрясти все эмоции за сегодняшний день. Но один на один с собой оказалось невыносимо, и я набрала номер матери. Только услышав ее голос в трубке, я разревелась.

– Ален? Алена, что случилось? – запричитала она. – Ты поругалась с мужем?

У мамы причины всех бед – поругалась с мужем. Других быть не может.

– Нет, – выдавила я, вытирая слезы.

– А что?

– Так… – шмыгнула я носом, – по работе.

– Ой, – вздохнула она с облегчением, – напугала. Я уж подумала, что что-то серьезное. А что по работе-то случилось?

– Ничего…

Я втянула воздух в легкие и тяжело сглотнула. Вот зачем я ей позвонила? Лишний раз убедиться, что я – одна? Нет. Я все надеюсь, что у меня есть ее поддержка. И она, конечно, есть…

– Ты как? – просипела я.

– Болею… Суставы так выкручивает последние дни… – И я прикрыла глаза, слушая пространные жалобы мамы на жизнь. Как и всегда. – Вот записалась в поликлинику к неврологу аж на осень.

– Мам, сейчас же лето…

– Ну, там очередь…

Это значило «дай денег на прием в частной клинике. И вообще – дай денег».

А, может, хватит себя обманывать? Нет у меня ее поддержки. Это я – ее поддержка. А мама, как маленький ребенок, не выносит моей слабости, потому что я для нее – единственный взрослый, который всегда примчится и спасет.

– Я переведу тебе сегодня деньги, – пообещала я.

– Ой, доченька, спасибо, милая! Спасибо!

– Не за что.

В груди все сжалось.

– Ты когда приедешь? Я так соскучилась. Хожу мимо твоей школы, вспоминаю, как мы тут вместе гуляли…

– Приеду. Скоро, – сдавленно пообещала я и, кое-как распрощавшись, отложила мобильный.

Когда я вышла из ванной, Север ждал в кухне.

– Кофе будешь?

– Да. – Я села за стол.

– Что-то случилось? – бросил он на меня взгляд через плечо. – Ты плакала в ванной…

– Я маме звонила.

– У нее что-то случилось?

– Нет. Именно, что ничего не случилось.

К моей матери мы с Севером ездили чаще, чем к его родителям. И она, конечно, души не чаяла в нем. Считала моим спасителем. По ее словам, именно с его появлением я стала тем человеком, которым она начала гордиться. Она была убеждена, что он на меня хорошо влиял, и что благодаря ему я достигла всего, что мне было нужно от жизни.

Вернее, не совсем всего. Тему детей она не подняла сегодня только по той причине, что деньги ей нужны были больше, чем внуки.

– Тебя расстроило, что она не понимает, как тебе плохо.

Я промолчала, стыдливо поджав губы. Да, глупо. Он прошел к столу и поставил передо мной чашку с кофе. А мне стало нестерпимо стыдно.

– Спасибо. И да, ты единственный, кто понимает…

– Мне жаль.

Наши взгляды встретились. А я осознала, что мне хочется ему ответить тем же, спросить, плохо ли ему, и также попробовать облегчить его боль. Только я не могу. Любой мой шаг ему навстречу делает ему лишь хуже. Но как же хорошо, что… сегодня он здесь, со мной.

– Тебе не кажется, что нам стоит попробовать все же расстаться ради нас самих? – тихо спросила я, замирая внутри от страха. – Ты… ты заслуживаешь счастья. – Пока я говорила, он замер, глядя куда-то в окно.

– А ты? – рассеяно поинтересовался он, не взглянув на меня. – Как будешь жить ты? Ведь мой мир никуда от тебя не денется. Он останется твоим врагом навсегда. Только без меня ты останешься в нем одна.

– Я… я использую тебя сегодня, не в силах ничего дать взамен. Неужели ты не…

– Замолчи, – холодно приказал он. – Ты живешь будущим, в котором нас, возможно, никогда не будет. А сегодня я у тебя есть. И ты тоже здесь со мной. Тебе не кажется, что посреди всего того, что происходит, это уже что-то?

– Да…

– Ты поужинаешь со мной?

– Да, – кивнула я, улыбнувшись ему.

Чувство иррациональной легкости заполнило пустоту внутри, и я приняла его предложение забыть на сегодня обо всем. Север взял всю ответственность на себя, позволяя мне пользоваться его слабостью. Только даже при всех своих слабостях он все равно остался сильней.

Глава 3

Алене нужно было срочно все себе объяснить и позволить. А еще – выяснить цену. Такие они, эти люди. Живут либо прошлым, либо будущим. Но боятся настоящего, всячески избегая показать свой нос в «здесь и сейчас». Этим мы и отличаемся. Для зверя «завтра» никогда не существует, а «вчера» – безвозвратно потеряно. Мне хотелось оставить себе свое «сегодня» навсегда и не отдать его на растерзание завтрашнему дню. Но моей женщине непременно нужно знать, что будет после…

Стало на удивление спокойно. Я заварил чаю, заказал ужин, выбрал вино. Алена устроилась на диване в пледе, поглядывая на меня настороженно и с любопытством. Судя по взгляду, терзаться ценой вопроса она не перестала.

– Если ты хочешь побыть в одиночестве, просто скажи, – сообщил ей я, ставя чашку с чаем на столик.

Она любила черный чай с бергамотом, медом и лимоном. И непременно в большой чашке. Нет, я не планировал добивать ее тем, что храню в памяти эти важные мелочи, но на ее лице скользнула тень от очередного приступа вины.

– Я не хочу быть в одиночестве, – мотнула она головой.

– Хорошо. Что будем делать?

Алена усмехнулась:

– Жалеть меня.

– Хороший план. Жизненный. Как мне тебя пожалеть?

Она внимательно посмотрела на меня.

– Можешь сесть рядом и… обнять?

– Могу.

Она прыснула и приподняла края пледа, освобождая для меня место. Я сел рядом и притянул ее к себе… но Алена не просто позволила ее обнять – она вцепилась в меня и всхлипнула, когда я удобнее устроил ее в руках. Так мы и просидели какое-то время в молчании. Я слушал стук ее беспокойного сердца, прерывистое дыхание. Зверь настороженно замер внутри. А мне хотелось спросить, почему же она так упорно хочет от меня избавиться, если у нее никого нет? Почему ей так сложно?.. Но в этом не было смысла. Я помнил ее пустые глаза в тот месяц в реабилитационном центре. Пустота порой способна сказать больше, чем что-либо. Все, что я знал – не хочу больше видеть у нее такие глаза.

Пока я сидел, погруженный в мысли, Алена притихла, задышала спокойней и глубже, и я вдруг обнаружил, что она уснула. И это удивило и тронуло до глубины души. Просто так уснула в моих руках? Но, ведь это значило, что ей со мной действительно спокойно.

И какая этой женщине разница, кто я?

Разница есть.

Может, если бы Алена не посвятила три года нашей совместной жизни изучению этой разницы во всех подробностях, ей было бы проще? В каждом новом деле она лишь находила подтверждение своим убеждениям – этот мир не для нее. Она видела в нем монстров, скрывающихся под масками людей.

Ну а разве это не так? У оборотней даже права на защиту для женщин не существовало долгое время. И я ни черта не облегчаю ей этого страха. Мне кажется, что правда – единственный путь, по которому я могу пройти рядом с Аленой, но… это делает лишь хуже. А смерть Маргариты – еще одно подтверждение, что Алена передо мной беззащитна. И если Евстигнеева оправдают – это разрушит ее хрупкий мир.

Тут мобильный пиликнул входящим сообщением. Отключенный мобильный. Я усмехнулся. Такие фокусы мог творить только один мой знакомый – единственный и неповторимый во всех смыслах. Я осторожно устроил Алену на диване и накрыл пледом, а сам вышел в оранжерею и прикрыл двери.

– Какие нелюди, – усмехнулся Горький в трубку. – Ты когда написал, я не поверил даже…

– Ну и к чему эта драма? – усмехнулся я.

– Ты ушел в себя на полгода, Князев, – упрекнул он беззлобно. Но с горечью. – И тут – простая просьба узнать, когда похороны Маргариты Евстигнеевой…

Святославу было, за что на меня обижаться. Мы с детства с ним не разлей вода. Отец рассказывал, что нередко брал меня с собой по работе, когда была его очередь со мной оставаться. Однажды заявились мы как-то в отделение Инквизиции по какому-то очередному делу, где меня и посадили в один манеж к Святославу Горькому – сыну заместителя главы Инквизиции.

Когда Алена спрашивала, кто еще стоит за мной, то ответ был в нем и его отце. Давид Горький – отец Святослава – теперь был главой Инквизиции. А Свят – его заместителем.

Да, иногда важно оказаться в нужное время в нужном манеже…

– Скажи, ты так даешь мне понять, что тебе нужна помощь? – поинтересовался Свят вкрадчиво.

– Нет, – усмехнулся я.

– Я тут разнюхал…

– Ну, понятно.

– …Твоя жена влезла в сложное дело.

Алену Свят недолюбливал. С ее появлением я стал пропадать на месяцы, потому что сил не хватало на что-либо еще, кроме как жить свою нелегкую семейную жизнь.

– Да, наверное, я рассчитывал на твое понимание, как и всегда, – не сдержал я сарказма.

– Сева, я всегда на твоей стороне. Но тут вы оба зашли очень далеко. Кто вообще позволил Алене брать дело Евстигнеева?

– Это уже неважно.

– Пожалуй. – Он вздохнул. – Сев, лучше не ехать на похороны… Все сейчас на ушах стоят с обеих сторон. До высших тоже докатилось. Евстигнеев использует все связи, чтобы остаться в живых. Алена и ее появление на похоронах будет колыхать лодку только сильнее.

– Это все – политика, Свят. А у Алены – простое человеческое желание попрощаться с Маргаритой. Ты же понимаешь, что единственный вариант для нас выжить – быть ближе к людям…

Свят замолчал ненадолго.

– Ладно, – заключил, наконец. – Похороны завтра в полдень. Адрес я тебе скину. Но услуга за услугу.

– Конечно, – с готовностью заверил его я, но грудную клетку неприятно сжало.

Мы что, теперь платим друг другу за услуги?

– Хочу увидеться. Встретимся?

Я расслаблено усмехнулся. Нет, радоваться нечему, потому что на услугу это никак не тянет.

– Да, можно…

– Что случилось? – вдруг насторожился он. – Голос у тебя непривычно… спокойный.

Настал мой черед отмалчиваться. Я прошел босиком по деревянному полу и вскинул голову в просвет между листьев. Небо залито розовым, значит, завтра будет дождь… и снова похолодает.

– Все по-прежнему, – выдохнул тихо.

– Она осознала, что одна?

– Не знаю, – напряженно отозвался я.

– Но тебе бы хотелось.

– Свят…