Ладно. Я же не ждал, что он мне ещё что-то скажет. «Автомат» открыл дверь и снова низко поклонился, предлагая мне войти. Поклоны у него, несомненно, как тик. Не может старик в шестьдесят лет сгибаться вдвое перед пятнадцатилетним подростком, если только этот подросток не принц. А я не принц, это точно.

– Я оставляю вас, месье.

Мажордом закрыл за сбой дверь.

Комнату освещали два больших окна, и это единственное, что могло в ней порадовать, остальное – жесть, по-другому не скажешь. Во-первых, нет телика, значит, придётся ходить смотреть в общий салон, а я этого терпеть не могу. Даже выбрать канал по своему усмотрению не получится.

Обстановка ну точно допотопная: камин из мрамора, комод, деревянная кровать с резным изголовьем, бюро и стул на гнутых ножках. Шкаф для одежды огромный, точно для платьев с кринолинами, с их помощью когда-то парней не подпускали к девчонкам, держали на расстоянии метров трёх, не меньше.

Не хватало только портретов предков на стене. Ну, ничего, сейчас я развешу наши семейные фотографии с мамой, папой и младшим братишкой Томом. И хотя бы чуть-чуть почувствую себя дома.

Я положил чемодан на бюро – смотрится он среди всей этой старины классно: старенький, потёртый, из варёного картона, таких давно не делают, и я его очень люблю – в нём мой прадедушка носил листовки, когда был в Сопротивлении во время войны².

Я открыл его. И не поверил своим глазам. Внутри пусто! Совсем! Вообще ничего. А ведь этот чемодан ездил со мной повсюду, с самой первой моей госпитализации, верный спутник всех моих несчастливых странствий.

Шофёр такси, что ли, свистнул у меня все вещички? Вот гад! Надо срочно сообщить родителям!

И тут я понял, что мобильного у меня тоже нет. Он лежал в чемодане! Как и мой ноут! Сосущее тоскливое чувство, которое на меня здесь навалилось, сменилось гневом. Я буквально задохнулся от ярости и выскочил в коридор. Рауль, оказывается, никуда ещё не ушёл – он был рядом, следил, наверное.

– Где тут у вас телефон? – заорал я.

– Телефон, месье?

Его ненормальная вежливость действовала мне на нервы.

– Да, телефон! Мне нужно немедленно позвонить родителям!

– Господи Боже мой! Да у нас здесь нет никаких телефонов!

Гром среди ясного неба! Я застыл как оглушённый. Как это нет телефона? Прошло не меньше минуты, прежде чем я опомнился.

– Тогда я пойду позвоню из телефона-автомата. Мне надо сказать родителям… что я благополучно добрался. Где у вас автомат?

Рауль постоял, подумал секунду и сказал всё с тем же дурацким поклоном:

– Вашим родителям об всём сообщили. Вам не о чем беспокоиться, месье.

– Обо всём? Я бы очень удивился, узнав, что они в курсе, что у меня спёрли все мои вещи.

– У вас… спёрли?..

– Спёрли, стырили, увели! Да! У меня нет мобильного, нет компа. Мне нужно хотя бы шмотки купить!

– Шмотки…

Ух, он нереально бесил меня!

Но я постарался взять себя в руки. Кричи не кричи, толку от стариков не добьёшься. И я постарался объяснить как можно спокойнее:

– Родители должны перевести мне деньги. Мне нужно будет смотаться в город.

– В город…

– Ну, или в деревню. Есть же у вас рядом какая-нибудь деревенька?

Мажордом был скорее озадачен, чем рассержен. В конце концов он согнулся пополам, как это у него водится, и сказал:

– Всё образуется, месье.

«Всё образуется, месье»? Дурь какая-то, честное слово! Он, что, собирается кого-то послать вместо меня за покупками? Никто не покупает джинсы без примерки, тем более такой старый хрен. Мне нужно связаться с родителями! Любой ценой! Они ведь, стоит мне не ответить на звонок в ту же секунду, шлют мне отчаянные эсэмэски. И сейчас, наверное, просто умирают от беспокойства.

Что же делать?

Глава 3

«Вашим родителям обо всём сообщили», – сказал Рауль. Очевидно, это означало, что шофёр такси (вот же мерзавец!) доложил им обо всём (вовсе не обо всём!), и мои родители успокоились, зная, что в санатории мне ничего не грозит.

Ладно. Если со мной вдруг что случится – их предупредят. Вот только нет возможности поболтать с друзьями – ни тебе мобильного, ни мэйла. Гр-р-р!

Я улёгся на кровать и заложил руки за голову – так я привык приводить себя в порядок с тех пор, как заболел. Люстра тут была в виде обода с лампочками-свечами. И там, где она крепилась к потолку – косовато, прямо скажем, – серело пятно сырости, и оно было немного похоже на самолёт. Потом меня заинтересовала сама люстра. Дело в том, что свечи были… настоящие!

Я вглядывался в них, не сводя глаз, а потом вскочил, сел и внимательно оглядел комнату. Ни одной настольной лампочки, ни у кровати, ни на бюро. Только свечи! Я быстренько проверил все стены, заглянул даже за комод. Я не мог поверить – ни одной розетки, ни одного выключателя. Да нет, быть такого не может! Здесь, что, НЕТ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА?!

Мне стало жутко – я беспомощен. Загнан в угол. Замурован. Ждать завтрашнего дня не имело никакого смысла. Уезжаю немедленно. Я забрал свой чемодан и… Обнаружил на нём сбоку надпись: «иптивпв».

А на другом боку была еще одна: «Yadatdysr».

Кто это мог написать?! У меня дыхание перехватило, и я переводил глаза с одного слова на другое и обратно.

«Yadatdysr», «иптивпв».

Это что? Какой-то неведомый мне язык?

Мне стало нехорошо, и я положил чемодан обратно на бюро. Наверное, всё-таки мне всё это снится…

Мне хотелось хоть как-то прийти в себя, и я снова огляделся. Возле камина я обнаружил небольшую дверь, которую раньше не заметил. Я очень осторожно её приоткрыл.

Оказывается, ванная. Можно со смеху умереть. Было бы желание смеяться. Доисторический ватерклозет и довоенная ванна – неизвестно, правда, до какой именно из войн, – с одним медным краном. И такой же один медный кран над раковиной. Зеркала нет и в помине. Супер. А где прыщи разглядывать?

На полке зубная щётка времён отступления из России наполеоновских солдат с костяной ручкой и коричневой щетиной (из конского волоса?) и гребешок с огромными зубьями (думаю, для того же конского волоса!). Но моим волосам как раз подойдёт. Потому как что-что, а волосы у меня густые. И никакая химия их не взяла – я очень рад, что наотрез отказался стричься. Буду теперь завязывать их в хвост. Конский, разумеется. К тому же мама всегда говорила: блондинам идут длинные волосы, и ещё говорила, что блондина видно издалека (у нас в семье я единственный блондин). Хотя я-то считаю, что человек со светлыми волосами выглядит пошловато. Но родителям их дети обычно нравятся.

Гребешок был прозрачный, и на нём выгравировано «Лиам». Прямо что-то с чем-то! Я провёл им по волосам, и раздался звук си-бемоль. Гребешок, оказывается, хрустальный.

И тут грянул такой гром, что весь особняк дрогнул. Я же видел эти чёрные тучи, они копили грозу, копили и рванули разом, как скороварка. Я подбежал к окну. Обожаю грозы! Зигзаги молний чистят воздух электричеством, мне всегда становится легче дышать, и я очищаюсь от всякой дряни. Считайте это мнением больного-хроника.

Я стоял и любовался яростной иллюминацией – красной, жёлтой на чёрном фоне – под грохочущие раскаты. А потом понемногу гроза стала стихать, и тучи, что ополчились на особняк, понеслись воевать куда-то дальше.

Мне полегчало. Выйдет солнышко, и всё как-нибудь и правда уладится. Ну, сколько я пробуду в этом доме? Всего ничего. Так что нечего опять прессовать родителей своими проблемами. Они ерундовские.

Я решил заняться делом. Чемодан со всеми его приключениями отправил в шкаф и принялся осматривать ящики бюро. Нашёл пачку бумаги, такую делали в старину, немного рыхлую и зернистую (для рисования лучше не придумаешь). Потом очень мягкий ластик. Сразу видно, что родители позаботились и предупредили, они знают, как я люблю рисовать.

Что ж, раз есть бумага, сделаем табличку. Я написал «Лиам», потому что тут, вроде как, не в почёте фамилии, и окружил себя хороводом гномиков.

Болея, я понемногу стал шарить в рисовании. Когда лежишь месяцами в кровати, есть время кое-чему научиться.

Свечерело, а вокруг была всё та же мёртвая тишина. Чёрт бы его побрал, этот тихий час.

Наконец-то появился Рауль. И поставил мне на бюро поднос с ужином. Курица с жареной картошкой, которые были для меня давным-давно под запретом, пирожки с грибами, сыр камамбер и песочное пирожное с малиной. Всё, что я обожаю! Родители, наверное, оставили целый список блюд, которые я люблю. У меня потеплело на сердце от их заботы. Но всё равно от того, что я один, было грустно, и я спросил:

– А я разве не ужинаю со всеми вместе?

– Не сегодня, месье, сегодня вам нужно отдохнуть.

– Ну, не знаю. А вообще-то где они все?

– Увидите раньше, чем хотели бы.

– Что значит раньше, чем хотел бы?

– Кое-кто вам покажется немного… Сами увидите.

Вот тебе и подарочек.

Разговор мне не понравился совсем. Рауль вышел, а я уселся перед подносом, сам не зная, что мне и думать. Возле тарелки я увидел коробку спичек. И перевёл взгляд от коробки к ободу со свечами у меня над головой. Значит, если я хочу, чтобы было светло, мне нужно зажечь свечи? Так… Но, если бы родители, например, об этом узнали, они бы очень испугались пожара. Я сидел спокойно и вслушивался в тишину. И снова мне показалось, что я различаю вдалеке какой-то потаённый шум.

Я постарался встряхнуться, влез на стул и зажёг одну за другой все свечи. И ущипнул себя. Трудно было поверить, что я вижу всё это не во сне. Однако сон продолжался. Впервые я сидел в одиночестве в комнате при свечах. Никаких радостных рождественских предвкушений я не испытывал, скорее страх. И мне стало ещё неуютнее, когда я услышал, что в дверь постучали.

Стучался ряженый. Он оглядел меня и с инквизиторским видом спросил именно этими самыми словами:

– Ты знаешь, кто предал?

Фу-ух! Я помотал головой, давая понять, что не знаю. Уж не я, это точно, клянусь!

Он скривил губы и пробурчал:

– И тоже блондин. Удивительно.

И тут же удалился чётким солдатским шагом.

Так закончился мой первый день в санатории.

От всего вместе голова у меня была как арбуз, и я себя спрашивал, куда это меня угораздило попасть. Я уже забыл о хорошей новости относительно процедур. Снова пообщавшись с ряженым, я подумал совсем о другом: нет ли в этом санатории отделения для душевно больных? Я только что избавился от серьёзных проблем со здоровьем и не хотел бы возвращаться к нормальной жизни в обществе ненормальных.

Глава 4

На следующее утро я проснулся от того, что сразу же определил как кошмар, по-другому не назовёшь. У меня кровь застывала в жилах от оглушительных воплей. Я не сразу понял, где нахожусь. Потом увидел обод со свечками, пятно сырости на потолке – и всё вспомнил. Но эти мои воспоминания ничуть меня не успокоили.

Из-за стены я услышал что-то вроде сопенья или придыхания. Встал и приложил ухо к обоям (надо же, немного отклеились). Очень странный звук. И действительно, слышится из соседней комнаты. Что-то вроде сопенья со стонами. Трудно определить. Посопит, постонет и замолчит.

Я не стал дожидаться, когда мне сведёт шею, оторвал ухо от отклеенных обоев и выглянул в окно. Гравий, трава, деревья. Слияние с природой. Гениально!.. Родители постарались.

Я поплёлся в ванную. Как только увидел саму ванну, сразу снова разозлился – вода-то наверняка только холодная!

А вот и нет, вода была тёплая. Медный кран из античности был смесителем. Мелочь, может, незначительная, но мне стало легче.

Я мылился мылом, похожим цветом на глину (думаю, его сварили на кухне), а потом вытирался шершавым полотенцем, но зато безупречной белизны. Несмотря на допотопность всей обстановки, за чистотой тут следили. Вообще-то можно даже сказать, что всё вокруг сияло чистотой. И в комнате тоже. Ладно. Беру свои слова обратно – особняк не замшелый.

Но в отношении всего остального я не был бы так уверен. И с подозрением покосился на платяной шкаф – я туда убрал свой чемодан. Сейчас открою, а там никакого чемодана.