Но нет, чемодан на месте. Я его вытащил и сосредоточился на загадочных словах. «YADATDYSR», «иптивпв».

Что, если прочитать их задом наперёд? «rsydtaday», «впвитпи». То же на то же.

Может, это анаграммы?.. Daydtarsy, тивпвит… Dtardaysy, пвитвит… В первом случае проглядывался Daddy. Daddy по-английски – «папа». Я так иногда называл своего, потому что он американец. Только нужно прибавить еще одно «d».

Если бы знать, кто их написал, может, это и навело бы меня на след. А что, если шофёр такси, чтобы посмеяться, когда забирал мой ноут?

Если только это не какой-то шифр…

Я услышал топот в коридоре и осторожно приоткрыл дверь.

Промелькнули две тени. И тут же исчезли. А передо мной стоял Рауль. Уф! Через одну руку у него были перекинуты чёрные брюки, а через другую – белая рубашка. Он проделал своё любимое упражнение и сообщил:

– Ваша одежда, месье, вы пожелали надеть чистую.

Прискорбная неожиданность. Не знаю, в каком сундуке он всё это выискал – накрахмаленная рубашка стоит колом, атласные брюки. Только цилиндра не хватает – моего любимого головного убора!

Я про себя поклялся, что буду сам стирать себе майку и джинсы, обойдусь без этой смехотворной нелепости.

Промчавшееся ранее торнадо унеслось в обратную сторону, вызвав на лице мажордома неодобрительную гримасу. Он предпочёл удалиться, высоко подняв голову, а передо мной с размаху затормозили два паренька.

– Хавчик принёс?

Ну-у-у, наконец, нормальные люди! На вид им лет десять-одиннадцать. Шорты, майки в полоску, вьетнамки – как будто только что с пляжа. Очень похожи друг на друга, наверное, братья. Глядя на их вытянутые мордашки все в веснушках, я почему-то подумал про кузнечиков – два кузнечика. Тот, что повыше, воскликнул:

– Смари-ка! Штанишки выделили!

– Да, выделили. Голову даю на отсечение, что Рауль нарыл их на барахолке.

– Не нарыл, их Фанни шьёт.

Мелкие с интересом уставились на моих гномов на двери. Тот, что повыше, прибавил:

– Вид у тебя тот ещё.

– Что значит «тот ещё»?

– Ну, так себе видок.

Так. Словарь богатый, понять, о чём речь, нет возможности.

Вмешался тот, что пониже:

– Скверно выглядишь, вот что.

Ну, спасибо вам за любезность. Хотя я больше привык к «О, мы сегодня молодцом, отлично выглядим», и обязательно вот так: мы – мы вместе, словно оставить меня одного невозможно, выйдет очень невежливо.

И, разумеется, всегда враньё. Может, и лучше напрямую, без вранья, как эти кузнечики. Главное, я рад, что тут, в санатории, есть и ребята тоже, и я объяснил:

– Проблемы были, едва выкарабкался. Меня Лиам зовут.

– Пол. С «о», – представился тот, что повыше.

– Жан-Шарль. Без «о», – назвался второй.

О-хО-хО! Понял, значит, вы у нас шутники.

– У вас случайно трубы нет? – спросил я.

– Чтобы вылететь? У нас и метлы нет.

Ну, точно, шутники. Я уточнил, немного нахмурившись, чтобы показать: я говорю серьёзно.

– Мобильного телефона.

Пол пожал плечами.

– Здесь вообще телефона нет.

– Это я уже заметил. А компьютеры? С ними как?

Они понятия не имели, и я занервничал.

– Ну а телик где можно посмотреть?

Пол проворчал:

– Мы бы и рады посмотреть, да тут электричества нет. Какой телевизор!

Жан-Шарль разом покончил со всеми моими огорчениями, сменив тему.

– Значит, это ты вчера к нам приехал?

– Да, я.

– А у нас был вовсе не тихий час, – хихикнул он.

Вдруг вспыхнул и замолчал, как будто ляпнул какую-то глупость.

– А что же тогда у вас было? – спросил я и прищурился, давая понять, что просто так от меня не отделаешься.

Старший посмотрел направо, налево, а потом сказал шёпотом:

– Спасайся кто может.

– Что значит «спасайся»?

Кузнечики обменялись испуганными взглядами.

– Когда приезжает новенький, надо прятаться, потому что, мало ли, бывают опасные. Доктор Граф их осматривает и потом решает, куда отправить. Ты не опасный, раз он тебя сюда поместил.

– А куда помещают тех, кто опасный?

Кузнечики снова обменялись испуганными взглядами.

– Мы не знаем.

Врут. Как пить дать. Но бли-и-н! В этом тихом уголке черти водятся!

Глава 5

Завтрак был под стать всей окружающей обстановочке – необычный! На круглых столах, покрытых вышитыми скатертями, чашки и тарелки были у всех разные. Только у кузнечиков одинаковые, но одна синяя, а другая красная. И в чашках горячий шоколад с пенкой. Они уселись и сразу стали мазать себе круассаны шоколадным маслом. Я понял, что меня посадили с ними за один стол, потому что увидел там свою кружку, я всегда из неё пил за завтраком. Я обрадовался, что кружка со мной приехала. У меня тоже был налит горячий шоколад, а ещё были тосты с мёдом. Всё как я люблю.

Ряженый сидел за соседним с нами столиком, всё в том же костюме, но без каски. Он вылавливал из плошки с вином плавающие в нём кусочки хлеба. А рядом стояла другая плошка с оливками и инжиром. Что ж, каждому своё.

Я шепнул кузнечикам:

– А это кто?

– Леонид. Не спрашивай его, почему он не пьёт шоколад, это его бесит.

– А бесить его нет никакого интереса, – прибавил брат.

Я тоже перешёл на шёпот:

– Никакого, согласен. Он качок, сразу видно. А меня он вчера спрашивал, кто его предал.

– Ну, у него там какие-то электоропилы свистнули, и он всё никак не успокоится.

Пилы свистнули? Чёрт! Я уверен, что это шофёр такси так промышляет. Если этот Леонид что-то там выпиливает, а инструмент у него тю-тю и он без него ни с места, то я его понимаю.

За другим столом по соседству сидела девчонка. Кажется, старше меня, но ненамного. Она ела… капустный суп! И поглядывала на меня исподтишка. Не иначе, моя красота сразила. А девчонка ничего, симпатичная, светленькая и одета феей: платье до полу с поясом и на голове острый геннин³. У них тут, как видно, нескончаемый бал-маскарад.

«Покажется немного. Сами увидите», – так, кажется, сказал Рауль. Да. Уже вижу!

За одним столом с феей завтракала молодая женщина в шляпке – натурально цветочный горшок вверх дном на блюдечке – и длинном платье, сверху в обтяжку, а сзади подушка.

Если честно, мне тут было не по себе. Я убедился, что отделение психиатрии здесь совсем не маленькое, а очень даже большое. Одна надежда, что доктор Граф в психах разбирается и разгуливать на свободе позволяет только безопасным. Интересно, с какой целью мои родители отправили меня сюда? Решили познакомить с образчиками разных слоёв общества? Папочка у меня психолог, с него станется.

Появился мужчина лет тридцати, брюнет, бледный до ужаса, как будто сто лет солнца не видел. Наверное, вроде меня, восстанавливается после тяжёлой болезни. Одет он был примерно так же, как собирались одеть меня: в белую рубашку и чёрные брюки. Когда он прошёл мимо нас, то спросил меня:

– Это ты новенький? Надеюсь, играешь в покер?

– М-м-м… очень жаль… не играю.

Он на секунду как будто огорчился, но всего на секунду, и плюхнулся за стол качка.

– Привет, Леонид!

– Приветствую тебя, Андре.

Андре взялся за свою чашку с чаем и за тосты с апельсиновым конфитюром.

Я с опаской отхлебнул шоколад. Вот это приятный сюрприз! Вкусный! И даже горячий ровно в меру.

Женщина в цветочном горшке ушла из столовой первая. Проходя мимо меня, она застенчиво спросила:

– На улице очень холодно?

Я ответил: когда приехал, было не очень, и она, похоже, успокоилась. Женщина скрылась за дверью, и я спросил кузнечиков:

– Она кто?

Кузнечики прыснули.

– Фанни. Та, что брюки…

Ладно. Поглядев, что у неё на голове наверчено, я уже никаким брюкам не удивлялся.

– Холода боится? Что замерзнёт, когда на улицу выйдет?

– Скажешь тоже! Она никогда на улицу не выходит. Она тебя спросила, потому что за свою дочку боится.

– Вот оно что, за дочку. А где её дочка?

– Кто её знает. Неизвестно.

Но, если что, Фанни была одета по-зимнему, а кузнечики в шортах и в майках.

Потом мы сидели молча, и я сделал кое-какие выводы: фея, Фанни, швея позапрошлого века, качок Леонид, Андре на поправке. У первых троих проблемы с психикой налицо. И опасным больше других мне показался, само собой, Леонид.

Паренёк, конечно, производит впечатление: осанка, взгляд. Мне захотелось с ним наладить хоть какой-то контакт, и я сказал:

– У вас, я слышал, тоже неприятности? Вы не думаете, что это шофёр такси?

Леонид посмотрел на меня таким странным взглядом, что мне стало ещё больше не по себе, и я уже сидел тихо и молча допивал свой шоколад. Кузнечики тоже. Но они были не из тех, кто может спокойно усидеть на месте. Их так и подмывало что-то сделать, и они поскакали к выходу, хлопая салфетками по столикам и что-то на ходу выкрикивая.

Выходя из столовой, я оказался в дверях вместе с качком. И это было не случайно, потому что он своим мощным торсом эту дверь передо мной загородил.

– Волосы у тебя длинные, но ты не спартанец! – заявил он. – Ты больной!

Парень решил, что у меня тоже с головой не всё в порядке? Но оказалось, он имеет в виду моё физическое состояние, потому что он прибавил:

– В Спарте не увидишь тщедушных хлюпиков вроде тебя.

Спасибо, очень мило. Я чуть не упирался носом в его грудную клетку – у него мышцы буграми выступали из-под туники. Мне пришлось поднапрячься, чтобы в голосе прозвучала насмешка.

– И в Спарте, я полагаю, никто не болеет.

– Никто. Слабых младенцев сразу после рождения сбрасывают со скалы. Остальных обливают холодной водой для проверки.

Супер! Я бы даже сказал, суперкласс.

– Там нет парней с прозрачной кожей, худых, как сухое дерево, – прибавил он.

Ещё одно «спасибо» и опять от меня.

– Значит, избавляетесь от слабых, чтобы пейзажа не портили? – осведомился я с иронией.

– Городу нужны сильные воины. Строй отважных мужчин – защита надёжнее каменной стены. Хилому недоноску не справиться с испытаниями инициации: чтобы подростка признали мужчиной, он должен год выживать в одиночку. Так что лучше покончить со слабаком сразу. Город не может позволить себе кормить нахлебников, неспособных его защищать.

Чем дальше, тем интереснее.

– Вот как? – всё так же насмешливо продолжал я. – Но если остаются только воины, кто будет пахать землю, чтобы их кормить?

– Рабы. Рабы пашут землю.

Поздравляю! Общество, состоящее из воинов и рабов, есть о чём помечтать! Возвращаемся в доисторические времена: если не умеешь драться, смерть грозит на каждом шагу. А в лесах – то саблезубые тигры, то обезумевшие мамонты. Цивилизация играющих мускулов, которой понадобилось сотни миллионов лет, чтобы открыть огонь, потому что некому было подумать головой. И я ему сообщил:

– Примите к сведению, что войны – давным-давно не состязание в физической силе, теперь выигрывает тот, кто делает бомбы.

Леонид молча смотрел на меня. Было очень трудно понять, о чём он думает. Я воспользовался его молчанием и вышел в холл. Умно, ничего не скажешь, что-то доказывать сумасшедшему.

Этот парень считает себя спартанцем. Помню, было когда-то в Греции государство Спарта. Мы однажды ездили в Грецию летом с родителями. А-а, так вот откуда его шлем – это шлем гоплитов, воинов античной Греции. Да и Леонид – это, кажется, имя одного из царей Спарты. В Лувре висит картина, и называется она «Леонид при Фермопилах».

Фермо… Термо…

Теперь я понял, что у Леонида за «электропилы»! Это кузнечики ему их «подарили». Неудивительно, что бедняга так разоделся. И повсюду ищет предателя! При Фермопилах произошло сражение, это я помню, но кто там сражался и с кем, извините…