– Обычное дело, – произнес консьерж голосом уже знакомого тембра – слишком писклявым для коренастого, высокого человека. Казалось, этот голос принадлежал кому-то другому, намного более низкому и тщедушному. – Куда вам теперь?

– Э-э… – Об этом Ханна не успела подумать. – Не знаю. В библиотеку? – Она взглянула на список литературы, полученный от доктора Майерса.

Консьерж кивнул:

– Тогда вам сюда.

– О! – Ханна порозовела, поняв, что консьерж решил ее сопровождать. – Нет, где библиотека, я знаю. Честно, меня не надо водить за ручку.

– Я не могу допустить, чтобы студенты плутали во время моей смены.

Ханна опять покраснела, щеки буквально пылали. Она досадовала на себя, на свою дурацкую неловкость, но ее также смущала странная навязчивость консьержа, не понимавшего намеков. Неужели он намерен вести ее до самой библиотеки? Зачем?

– Меня не нужно провожать, – повторила Ханна. Однако фраза получилась вялой и неуверенной, отчасти потому, что ей ничего другого не оставалось, кроме как спускаться вслед за консьержем по лестнице – выход здесь был только один.

В конце концов, как бы неловко она себя ни чувствовала, проще было позволить пятидесятилетнему мужчине в форме пройти вместе с ней через двор и галереи. Когда они достигли библиотеки, Ханна с облегчением поблагодарила и мысленно дала себе обещание покинуть здание через другой выход. Слаба богу, тут их было несколько.

– Спасибо. Нет, правда, меня не требовалось провожать.

– Мне только в радость! – Консьерж протянул руку. – Джон Невилл. Если будет что-либо нужно, обращайтесь.

– Хорошо. – Несмотря на шевельнувшееся беспокойство, Ханна пожала протянутую руку. Она была холодной и немного влажной, пальцы Ханны как будто прикоснулись к сырому тесту. – Спасибо.

Консьерж задержал руку Ханны в своей руке чуть дольше положенного. Когда он наконец отпустил ее, Ханна постаралась скрыться в библиотеке с достоинством, не оставив впечатления панического бегства. Но поднявшись на второй этаж, не смогла удержаться от искушения посмотреть из окна на галерею и проверить, не торчит ли там консьерж.

Отлично, ушел! Невилл прямо по газону шагал в направлении служебки. Ханна со вздохом облегчения юркнула в читальный зал.

Следующие несколько часов она разыскивала нужные книги и изучала непривычную систему библиотечных каталогов. Все-таки произошедшее вывело ее из равновесия, и когда она присела за полированный дубовый стол, сложив книги перед собой, тут же вспомнилось ощущение холодного, вялого рукопожатия и писклявый голос.

Зря она разволновалась. Одинокий мужчина среднего возраста, не понимающий тонких намеков. Тем не менее вывод на будущее Ханна сделала: она никогда ни за что больше не попросит Джона Невилла о какой-либо услуге.

После

– Капучино без кофеина и пирожное с орехами? – спрашивает официант и, не услышав ответа, уточняет: – Полужирный капучино без кофеина и пирожное с орехами и корицей?

– Ой! – Ханна возвращается к реальности. – Да-да, это я и заказывала. Спасибо! Извините, задумалась.

Парень опускает чашку и блюдце с пирожным вместе с чеком на стол. Ханна отпивает глоток. Кофе хорош, в «Кафетерии» всегда варят отличный кофе. Однако, взглянув на чек, она опускает чашку. Семь фунтов и сорок пенсов! Неужели здесь всегда было так дорого? Зря она заказала пирожное. Ей и есть-то не хочется.

Звонит телефон, заставляя Ханну вздрогнуть от неожиданности. Скорее всего еще один чертов репортер – номер скрыт. Утром она допустила ошибку – ответила на звонок не глядя.

Но достав телефон из сумочки, Ханна испытывает немалое удивление.

Эмили Липман?

Ханна принимает вызов:

– Эм?! Не ожидала.

И это правда. Ханна не говорила с Эмили вот уже… сколько, два года? Нельзя сказать, что их связывала тесная дружба. С университетских времен они состояли в друзьях на «Фейсбуке»^[2], поэтому Ханна была в курсе блестящей академической карьеры Эмили. Эмили и Хью – единственные, кто оправдал надежды тех первых лет. Эмили публикует заумные математические статьи в научных журналах, иронически замечая, что «написала тут кое-какую фигнюшку», и это не вполне совпадает с образом азартно-честолюбивой Эмили, отпечатавшемся в памяти Ханны со времен Пелэма. Сама Эмили реагирует на редкие посты Ханны с истинной душевной теплотой. «Сообщи, когда будешь на юге в следующий раз», – написала она, когда Ханна запостила фото из Додсуорта.

Публикации на «Фейсбуке» создают ложное чувство близости. В реале Эмили и Ханна не виделись и не общались очень долго – с момента женитьбы Райана. Ханна даже не знала, есть ли у Эмили ее номер, хотя вроде как они обменивались номерами после того, как Ханна поменяла свой.

– Ну что? Новости я видела, – говорит Эмили. Привычка сразу переходить к делу, как видно, не исчезла, отчего Ханну охватывает бодрящее ощущение дружеской близости. – Ты как? Все нормально?

– Да. – Ханна старается говорить уверенным тоном. – Неожиданное событие, конечно, но у меня все хорошо.

– Хью сказал, ты ждешь ребенка. Поздравляю!

– Спасибо! – Для Ханны сюрприз, что Эмили и Хью все еще поддерживают контакт. Эти двое никогда не казались Ханне закадычными друзьями. – Я даже не знала, что ты по-прежнему общаешься с Хью.

– От случая к случаю. Он приезжал в этом году на рождественскую встречу выпускников. Как видно, часто бывает в Оксфорде. Говорит, ты с Уиллом туда ни ногой?

– Нет. Ну-у… Эдинбург все-таки далеко от Оксфорда, – замечает Ханна, понимая, что оправдание не выдерживает критики. Тем более, что Хью тоже живет в Эдинбурге. – Не ближний свет.

– Ну да. – По тону Эмили ясно, что уловка не сработала. Чтобы понять причину нежелания Ханны возвращаться в Пелэм, не требуется быть Шерлоком Холмсом.

– Ты была на большой встрече выпускников в прошлом году? – спрашивает Ханна, желая сменить тему. Ей трудно представить что-либо ужаснее, чем встреча с толпой бывших однокашников и воспоминания о «лучших годах своей жизни». Ей-то что говорить? Правду? Что память об Эйприл преследует ее как неугомонный призрак? Что короткий период учебы в Пелэме обернулся для нее кошмаром, от которого она всю жизнь пытается очнуться?

– Нет, – отвечает Эмили. – Хью приезжал, а мне такие сборища не по нраву. Правда, я пару раз бывала там на обедах. Встречи выпускников кажутся мне жутко пафосными. Но раз уж я вернулась в Оксфорд, негоже отстраняться. Сама понимаешь – надо было чуть-чуть оживить старые связи.

– А-а… – Ханна вспоминает то, что ей рассказал в прошлом году Уилл. – Я и забыла, что ты уехала из Лондона. Ты теперь лектор в Баллиол-колледже, верно? Это круче, чем Пелэм?

– Да, по сути, круг замкнулся, – сухо замечает Эмили. – А круче или нет… не мне судить. В Баллиоле, наверное, так и считают, хотя с моей точки зрения, у них только винный погреб лучше.

– Ну и как тебе там? После возвращения?

– Хм… необычно. По крайней мере, первое время.

Эмили замолкает. Повисает долгая пауза. Ханна пытается придумать, как продолжить разговор, но Эмили первой нарушает молчание. Ее голос тише прежнего:

– Хан, ты реально в порядке?

На мгновение Ханна не находится, что ответить. Она закрывает глаза, сдвигает очки на лоб, сжимает пальцами переносицу.

– Да, – наконец отвечает она. – И нет. То есть на самом деле мне не по себе. Но я не разваливаюсь. Понимаешь?

– Понимаю, – грустно отвечает Эмили. – Потому что я тоже так себя чувствую.

Еще одна пауза. На мгновение у Ханны возникает странное впечатление: ей кажется, что прошло совсем мало времени, что они все еще в Оксфорде, и на одну пронзительную секунду Ханне хочется, чтобы так и было, чтобы она могла пробежать по коридору и сказать Эмили: «Пойдем в СКО пить кофе». Но тут Эмили окрепшим голосом продолжает:

– Кстати, хотела тебя спросить. С тобой не пытался связаться репортер Джерайнт Уильямс?

Опять это имя. Ханна мгновенно вспоминает о сообщении, которое вывело ее из равновесия. Она молча кивает, позабыв, что Эмили ее не видит, потом, спохватившись, отвечает:

– Да. Он прислал мне сообщение по электронной почте. Я не стала отвечать. Даже не читала его. Почему ты спрашиваешь?

– Он искал меня, хотел поговорить. Я, разумеется, отказалась, но… Не знаю. Очевидно, он друг Райана.

– Райана?

– Они вместе работали в «Гералд». По словам Джерайнта, именно Райан пробудил в нем интерес к делу Невилла. Ты с ним не виделась?

– С кем? С Джерайнтом?

– Нет. С Райаном. – В голосе Эмили звучит нетерпение.

– После того, как у него случился инсульт, не виделась. – Ханна закусила губу. – А ты?

– Один раз, когда его выписывали из больницы. Это было настолько ужасно, что мне расхотелось встречаться еще раз. Теперь ему вроде бы лучше.

– Ох, я рада за него, – неуверенно произносит Ханна. Этого она и опасалась, именно по этой причине ей не хватало смелости навестить Райана. Она боялась не только того, что нахлынут воспоминания, но и того, что некоторые прежние воспоминания будут безвозвратно стерты и вид едва ворочающего языком инвалида уничтожит образ красивого, улыбчивого, насмешливого парня.

– Джерайнт говорит, к Райану еще не до конца вернулась память и он передвигается в инвалидной коляске. Райан прошел множество сеансов физиотерапии, и речь вроде бы почти полностью восстановилась. К тому же он теперь сам в состоянии принимать пищу и делать кое-что еще, это наверняка имеет огромное значение для такого независимого ума. Даже мне ясно, как тяжело ему было зависеть от Беллы. Кстати, он опять пишет. Я правда не читала, но Джерайнт говорит, Райан снова пользуется клавиатурой и, должно быть, испытывает несказанное облегчение.

– Я рада за него, – повторяет Ханна и, не в силах уклониться от терзающего ее вопроса, спрашивает: – Так что ему нужно? Я имею в виду Джерайнта. Все, как обычно?

Как обычно… Мягкий фокус, слащавые воспоминания об Эйприл и ее нераскрытом потенциале. Фотографии друзей с постными лицами и горюющих членов семьи. Забавные истории о ставках на бегах, майских балах и планах на светлое будущее. Щепотка пряных подробностей, чтобы добавить в статью клубнички – намек на какой-нибудь скандальчик, промискуитет или неблаговидную выходку, чтобы средний читатель мог самоуверенно заключить: такое в его мирке определенно никогда бы не случилось. Он, читатель, его дети и внуки слишком солидные люди, чтобы позволить хищнику заманить себя и задушить в собственном доме.

Ханна ненавидит журналистов и ведущих подкастов. Невозможно представить, что за все эти долгие годы пришлось вытерпеть родителям Эйприл…

– Не как обычно, – медленно произносит Эмили. – Если ты, конечно, имеешь в виду говенные статейки в духе «Какой знала Эйприл Эмили Липман». Нет, он… – Эмили замолкает. Ханна понимает, что бывшая однокашница пытается подобрать слова, чтобы сообщить некую огорчительную новость, и опускает кофейную чашку на стол, готовясь выслушать ответ.

– Он считает, что Невилл не виноват, – наконец решается Эмили. – Он думает… Он думает, что произошла ошибка.

До

Через месяц после начала первого семестра (или осеннего триместра, как приучилась называть его Ханна), ей уже казалось, будто она всю жизнь провела в Оксфорде, но при этом не потеряла ощущение непреходящего чуда.